понимание конкретного произведения, - всего этого недостаточно. Надо попробовать сравнить, сопоставить два, скажем, стихотворения одного автора и попытаться установить, какое из них более глубоко, более художественно, в котором из них противочувствие проявлено лучше, качественней, последовательней. Логично было обратиться опять-таки к стихам заведомо большого поэта – теперь уже не для восхищённого наблюдения за тем, как он на всех уровнях создаёт поле для эстетической реакции, а для попытки выяснить, где у него это получается лучше, а где – хуже. Итак, Пушкин. Стихотворения «Мадона» и «Прощание». Оба написаны в 1830 году (между ними всего 7 стихотворений, ну, правда, и окончание «Евгения Онегина»). Оба широко известны и почитаемы. Мадона Прощание Не множеством картин старинных мастеров В последний раз твой образ милыйУкрасить я всегда желал свою обитель, Дерзаю мысленно ласкать,Чтоб суеверно им дивился посетитель, Будить мечту сердечной силойВнимая важному сужденью знатоков. И с негой робкой и унылой Твою любовь воспоминать.В простом углу моём, средь медленных трудов,Одной картины я желал быть вечно зритель, Бегут, меняясь, наши лета,Одной: чтоб на меня с холста, как с облаков, Меняя всё, меняя нас,Пречистая и наш божественный спаситель – Уж ты для своего поэта Могильным сумраком одета,Она с величием, он с разумом в очах – И для тебя твой друг угас.Взирали, кроткие, во славе и лучах, Одни, без ангелов, под пальмою Сиона. Прими же, дальняя подруга, Прощанье сердца моего,Исполнились мои желания. Творец Как овдовевшая супруга,Тебя мне ниспослал, тебя, моя Мадона, Как друг, обнявший молча другаЧистейшей прелести чистейший образец. Пред заточением его. Начнём, как водится, с фонетического уровня. Анализ раннего стихотворения Пушкина «К Чаадаеву» уже продемонстрировал, во-первых, высокую степень природной одарённости поэта, а во-вторых, его исключительную требовательность к себе, стремление максимально адекватно выразить в звуках и ритмах ту внутреннюю «мелодию», которая возникала у него в душе. С этой точки зрения оба стихотворения схожи. Звуковой состав стихов резко отличается от обыденной речи, аллитерации разного рода буквально пронизывают оба произведения. Однако реальное содержание этих аллитераций различно. В стихотворении «Мадона» уже первый катрен «держится» на звукоряде «ст – стр». Этот звукоряд проходит, слегка разбавленный иными сочетаниями во втором катрене, полностью исчезающий в первой терцине, тем не менее, через всё стихотворение и проявляется с особой силой в последней строке: «Чистейшей прелести чистейший образец». Таким образом, здесь, как и в стихотворении «К Чаадаеву» снова обнаруживается умение Пушкина связать, в звуковом смысле, начало и конец произведения, гармонизировать его содержание для читательского восприятия. Однако такая гармонизация вызывает здесь странное ощущение. Звукоряд «ст – стр» для русского уха ни в коем случае не может восприниматься как лёгко произносимый, «воздушный» комплекс звуков, вообще говоря, характерный для пушкинской поэзии. А последняя строка осложнена ещё нагнетанием шипящих: «Чистейшейпрелести чистейший образец» и звучит уж скорей по-польски, чем по-русски. Интересное наблюдение можно сделать и в отношении рифм. Ну, Пушкин, вообще говоря, отнюдь не чурался «рифмы наглагольной», то есть не избегал так называемых «грамматических» рифм, когда сопрягаются просто одинаковые суффиксы и флексии, но в «Мадоне» иных рифм практически нет. «Мастеров – знатоков – трудов – облаков», «обитель – посетитель – зритель – спаситель», «Творец – образец». Только рифма «очах – лучах», будучи, по сути, тоже «грамматической», обогащена всё-таки опорными «ч», и только одна рифма «Сиона – Мадона» является не связанной с грамматическими формами и в то же время достаточно «богатой», полноценной рифмой. В целом звуковой состав стихотворения оставляет впечатление некой утяжелённости. Особенно, по-моему, это происходит из-за нагнетания именно в рифмах, в ударных звуковых комплексах, суффикса «-тель», являющегося в русском языке признаком книжной, а то и канцелярской речи. Совсем иное ощущение порождает стихотворение «Прощание». Здесь поэт широко использует сонорные согласные, здесь царят гласные «а», «о», к финалу – «у», а отнюдь не «е-и», как в «Мадоне». Интересно, что, при более-менее одинаковом соотношении гласных и согласных звуков в обоих стихотворениях (в «Мадоне» гласных – 65%, в «Прощании» - 69%), второе на слух воспринимается значительно легче, «воздушней». В последней строке поэт также возвращается, в звуковом смысле, к началу, но делает это гораздо более тонко, аллитерации сложнее по составу: «В последний раз твой образ милый» - «Пред заточением его». «Грамматической» рифмой может быть названа только одна: «ласкать – воспоминать», да ещё может вызвать сомнения однокоренная пара «подруга – друга», в остальном стихотворение строится на рифмах, сопрягающих слова разных грамматических категорий и, тем не менее, «богатых», полновесных. Сопоставление стихотворений на лексико-семантическом уровне также приводит к интересным заключениям. В «Мадоне» художественных тропов практически нет (исключая «медленные труды»), что, в общем, для лирики Пушкина дело обычное. Но какие лексико-семантические средства поэт вообще здесь применяет? – Есть скрытое сравнение: «Пречистая и наш божественный спаситель… Одни, без ангелов, под пальмами Сиона». Но, позвольте! Приходится забежать в анализе вперёд и напомнить, что стихотворение было посвящено Пушкиным своей невесте, Наталье Гончаровой, и торжественно преподнесено при одном из «жениховских» визитов. Причём тут Пречистая и Спаситель, да ещё гонимые, «одни, без ангелов»? – Вынужден констатировать, что исключительно для красоты слога. В русской традиции мать Христа вообще именно Богоматерь, а вовсе не западноевропейская «Мадона», идеальная возлюбленная эпохи Возрождения. Ну, хорошо, поэт хочет показать, как высоко он ставит свою невесту: «с холста, как с облаков». Но Божественного младенца он ведь никуда деть не может, и не вспомнить о нём не может тоже! Значит, вообще говоря, такое сопоставление может быть расценено как прямо кощунственное, если речь идёт о человеческой всё-таки невесте или жене. А последнее олицетворение: «моя Мадона, чистейшей прелести чистейший образец» и в лексико-семантическом смысле явно отдаёт канцеляризмом, и уж до такой степени высоко, что приходится говорить даже не о невольном кощунстве, а просто о потере автором чувства меры и смысла. Попросту говоря, человек зарапортовался! «Творец… ниспослал» ему Мадону, то есть, простите, Мать своего Сына, припрятав Его самого подальше, для того, чтобы поэт мог любоваться на Её «чистейшую прелесть» в «своей обители», куда он собирается ввести Её как жену. Кто сможет, пусть найдёт иной смысл в этих напыщенных, но пустых словах. К счастью, надо потрудиться, чтобы отыскать у Пушкина, на зависть ясно мыслящего и ясно излагающего поэта, ещё нечто подобное. «Прощание», напротив, всё пронизано тропами, и не только общеязыковыми, но и индивидуально-художественными. «Мысленно ласкать», «будить мечту», «Бегут, меняясь, наши лета», «Уж ты… могильным сумраком одета», «твой друг угас», «прощанье сердца моего»… И в финале стихотворения – два вроде бы простеньких, но исполненных глубокого смысла сравнения: «Как овдовевшая супруга», «Как друг, обнявший молча друга Пред заточением его». Никаких недоумений лексико-семантический состав стихотворения не вызывает. Он доступен каждому, владеющему русским языком, и каждый читатель не может не ощутить глубокого, сильного эстетического напряжения, заложенного в этом стихотворении, без соображения о всяких там «пальмах Сиона». Сопоставление обоих стихотворений на ритмико-синтаксическом уровне ничего не меняет в направленности анализа. Следует, очевидно, отметить лишь два момента. Во-первых, «Мадона» написана шестистопным ямбом (даже трагедия «Борис Годунов» потребовала ямба всего лишь пятистопного). Этот, так называемый «александрийский стих», использовался в русской поэзии всё реже и реже, вытеснялся в исключительно высокоторжественные, «официальные» формы. У Пушкина есть всего несколько стихотворений, написанных этим размером. Среди них безусловно удачные «Поэту» и «Памятник». Однако в каждом случае этот тягучий, уже архаично звучащий, размер использовался именно в целях создания эффекта торжественности, общественной значимости происходящего. Небольшое по количеству, но умело применённое употребление устаревшей лексики («обитель», «дивился», «ниспослал») подчёркивает эту торжественную интонацию стихотворения. Можно говорить об «одическом», а даже не о «сонетном» стиле. (Кстати, сонет «Поэту», написанный Пушкиным непосредственно перед сонетом «Мадона», даёт образец гораздо более тонкого использования архаической ритмики и лексики, противополагания их живой интонации разговорной речи; ничего этого в «Мадоне» нет). Во-вторых «Прощание» написано ямбом четырёхстопным, любимым пушкинским размером. И разнообразные цезуры и ипостаси, как почти всегда у Пушкина, «разуподобляют» этот размер в свободный, легко текущий ритм, создают ощущение непринуждённого и очень интимного, даже страстного разговора… Когда-то Жуковский проверял на юном Пушкине качество своих стихов: если тот не запоминал с ходу какую-то строчку, у маститого поэта возникало беспокойство, что данная строчка чем-то нехороша, корява, приблизительна. Смею думать, что любой читатель запомнит «Прощание», что называется, «на одном дыхании», а вот с запоминанием тяжеловесных строк «Мадоны» испытает явное затруднение, как это произошло когда-то и со мной… Художественные хронотопы двух стихотворений также отличаются друг от друга разительно. В стихотворении «Мадона» речь идёт о том мгновении, когда исполняется заветное желание лирического героя. Оно уже исполнилось – всё стихотворение грамматически построено в
|
