был из разведгруппы полка или дивизии.
– Куда попало? – глядя на болевые судороги на бледном лице разведчика, она пыталась определить тяжесть раны.
– Плохи дела – в печень прилетело… – прохрипел он. – Под наши же мины попал!
– Не говори ерунды! Сейчас потуже перебинтую и вытащу, а там быстро переправим на тот берег! В госпитале будешь девкам головы дурить! С чего ты взял, что всё так плохо?
– Сама посмотри! – боец показал ладонь, которой зажимал рану.
Она была черна от крови – осколок мины угодил в печень! Ватная телогрейка солдата погасила кинетическую энергию смертельного кусочка железа, что позволяло раненому оставаться в сознании. Но если его срочно не прооперировать, жить ему оставалось полчаса, в лучшем случае, час, не больше.
– И что?! Предлагаешь тебя здесь бросить?!
– Не ори, дура, а слушай! Иначе всё это будет зря... – с трудом проговорил разведчик. – Я сниму телогрейку. Стянешь бинтами рану потуже, так я дольше протяну. Оглянись.
Настя обернулась и увидела в двух шагах от себя немецкого унтер-офицера танковых войск со связанными руками и кляпом во рту, которого она не заметила из-за чёрной формы.
– Фрица нужно дотащить до наших во что бы то ни стало. Кстати, его тоже задело в голову, помоги ему – он нужен живой. Слишком дорого этот гад нам достался! Из-за него погибла вся наша группа. Его потащишь, не меня, не спорь! – приказал боец. – Я вас отсюда прикрою.
Настя помогла солдату снять ватник, перевязала рану и занялась немцем. Глядя на испуганный взгляд пленного, медсестра поймала себя на том, что не испытывала к неприятелю лютой ненависти, которая захлёстывала её и бойцов, когда они узнавали о зверствах, которые фашисты творили на оккупированных территориях. После того, как стало известно, что происходило с мирным населением на участках Воронежского фронта, где держала позиции 2-я венгерская армия, венгров перестали брать в плен. По негласному закону войны после допроса «языки» расстреливались «при попытке к бегству». Бинтуя голову немецкому танкисту, она с удивлением обнаружила, что у смертельного врага оказались такие же обыкновенные человеческие глаза, также напуганные ужасом войны. Они с болью и страхом смотрели на Настю. Взгляд испуганного немца не отличался от того, что был у советских раненых солдат. Двуногие звери во вражеской форме, оказывается, тоже были людьми и также не хотели умирать!
Как только Настя закончила перевязку пленного, разведчик слабым движением руки подтолкнул в её сторону планшет:
– Здесь его документы и карты. Если с фрицем что-то случится, запомни, что нужно передать – это очень важно! Силами двух танковых рот в составе двадцати восьми средних, десяти лёгких танков и батальона пехоты немец готовит на этом участке удар. Цель – оттеснить наши части к реке. Атака может начаться в любой момент. По координатам на этих картах нужно срочно нанести артиллерийский удар. Противник уже занял исходные позиции, готов к атаке и ожидает лишь пополнения запасов топлива и боеприпасов. Поняла?
– Поняла! А ты?!
– Я уже не жилец, но напоследок хоть прикрою вас. Давай, ползи и тащи фрица! – ответил боец. – Пусть этот гад будет знать, кому обязан жизнью!
Как только она ухватила фашиста за форму и приготовилась к движению, разведчик её остановил. На удивлённый взгляд он ответил:
– Накинь на фрица мою телогрейку и застегни. Если снайпер увидит в прицел, что ты тащишь немецкого танкиста со связанными руками и кляпом во рту, он сделает всё, чтобы ты не дотащила его до наших живым.
Пока Настя «упаковывала» пленного в ватник, раненый боец, превозмогая боль от раны, подполз к краю гусеницы подбитого танка. Приготовив автомат к бою, он оглянулся и, словно прощаясь, посмотрел на Настю:
– Ну, сестрёнка, не поминай лихом, прикрою!
И она, одной рукой хватаясь за холодную землю, другой волоча за собой немца, поползла. Резкие движения доставляли раненому боль, от которой тот сквозь кляп слегка мычал. Но как только они выползли из-за укрытия, что давала сгоревшая боевая машина, санитарке стало не до него. Настя вновь оказалась на простреливаемом участке, только теперь она была уже не одна. Несмотря на то, что девушка спасала злейшего врага, ей опять пришлось бросить смерти вызов. И та его охотно приняла!
Солнце взошло выше и уже не так сильно било в глаза противнику. Сразу же раздались очереди немецкого пулемёта, и вокруг Насти опять заплясали фонтанчики от пуль. Она замерла и услышала, как в ответ фашистскому стрелку зазвучали короткие очереди из ППШ. Разведчик, которого она только что перевязала, прикрыл её огнём. «Дура! Я даже его имя и фамилию не узнала!», – подумала Настя. Но сейчас было поздно что-то менять. Заметив, что она тащит кого-то на наши позиции, к неизвестному солдату присоединились бойцы её батальона. Застучал молчавший до этой минуты «максим», в аккомпанемент к его гулкому стуку присоединились короткие очереди ручных пулемётов и защёлкали выстрелы винтовок других бойцов. На открывшийся с советской стороны огонь мгновенно «проснулись» все огневые точки противника – завязался полноценный позиционный бой. Оживились немецкие снайперы, но Семён Павлович, беря в прицел солнечные блики их оптики, плавно спускал курок. После этого боя на прикладе его винтовки появятся три новых засечки. Ответным огнём наши солдаты отвлекли врага, не дали ему сосредоточиться на санитарке, и Насте удалось доползти и дотащить немца до своих.
Когда наши бойцы принимали сквозь щель, пробитую снарядом в стене, пленного, она услышала, как возле подбитого танка, где остался раненый разведчик, раздались слабые хлопки разрывов. Не сумев подавить огонь неизвестного солдата, фашисты забросали его ручными гранатами.
– Там… Там… – Настя попыталась приподняться на ноги, но у разбитой стены со стоном осела на щебёнку кирпичной крошки – левое бедро пронзила острая боль.
Пока она передавала немца товарищам, одна из вражеских пуль всё-таки достала её, и в горячке боя Настя не почувствовала раны. Как только ей помогли подняться и перевязали ногу, она рассказала всё, что велел передать разведчик. Пленного с картами сразу же отправили в штаб полка, а раненую девушку – в госпиталь. Через час по координатам, полученным из карт и показаний немецкого танкиста, с левого берега Воронежа артиллерия нанесла упреждающий удар, который не позволил противнику осуществить свои планы. В госпитале Настя получила первую награду – медаль «За отвагу». За годы Великой Отечественной войны она была не единственной, но стала самым памятным награждением.
Через два месяца Настя вернулась в свой батальон, в котором из тех, кого она знала, в живых уже никого не осталось. Лейтенант погиб на следующий день после её ранения, а Семён Павлович – за сутки до её возвращения. В боях за Чижовский плацдарм советские части, как и противник, несли тяжёлые потери. Вокруг были уже другие, совершенно незнакомые люди, но, несмотря на это, она с таким же усердием выполняла свой воинский долг и успела спасти не один десяток жизней.
В ночь с 24-го на 25-е января 1943-го года на левом берегу Воронежа сосредоточились ударные группы Красной армии. На рассвете с первыми лучами солнца земля вздрогнула – после прогремевших залпов «Катюш» и артиллерии части 40-й армии и 4-го танкового корпуса перешли в наступление. В ходе Воронежско-Касторненской операции Воронеж был освобождён одним мощным ударом, и линия фронта откатилась далеко за Дон. Город горел, но за семь месяцев непрерывных боев в нём впервые наступила тишина. 26-го января 1943-го года на пепелища и руины домов из окрестных поселков начали возвращаться жители. Большая часть Воронежа встретила людей грудой камней и остатками пожарищ.
Колыбель российского флота, после Ленинграда и Севастополя, оказалась третьим по длительности нахождения на линии фронта и осаждённым крупным населённым пунктом. За всю войну было только два города — Сталинград и Воронеж, где линия обороны проходила посреди их улиц. Воронеж вошел в число двенадцати крупных населённых пунктов Европы, наиболее пострадавших в годы Второй мировой войны и в число пятнадцати городов СССР, требующих немедленного восстановления. В боях за Воронеж было уничтожено 26 немецких дивизий, а также подразделения 8-й итальянской и полностью разгромлена 2-я венгерская армия. Взятых в плен оказалось больше, чем под Сталинградом, но и силы 40-й армии также понесли серьёзные потери. По приблизительным подсчётам на воронежской земле погибло не менее четырёхсот тысяч воинов. Имена и фамилии многих неизвестны до сих пор.
Настя встретила победу уже в Восточной Европе. В мирное время лишний раз она старалась не вспоминать войну, перечеркнувшую всю её молодость. С тех пор минуло не одно десятилетие, и Анастасия Константиновна рассказывала о боевом прошлом лишь изредка, и то лишь по просьбам детей и старых знакомых. Но последний телефонный разговор воскресил в памяти события давно прошедших дней.
***
Звонок, внезапно раздавшийся в дверь квартиры, прервал её размышления. «Это всего лишь гости...», – успокаивала себя Анастасия Константиновна, выходя в прихожую. Когда она открыла дверь, её взору предстал хорошо одетый седовласый мужчина с девочкой семи-восьми лет. Какое-то время они молча изучали друг друга взглядами, и неожиданный гость, не скрывая волнения, на ломаном русском первым нарушил тишину:
– Здравствуйте.
– Здравствуйте, Гюнтер. Это ваша внучка?
– Да. Её зовут Марта – дочь сына Алекса, ей уже восемь лет.
– Проходите. Я поставлю чайник, вы будете чай?
– Да, конечно, мы тоже не с пустыми руками, – войдя в прихожую, Вербер протянул красивую коробку с тортом.
Проводив вошедших в гостиную, Анастасия нарезала угощение на кусочки и отнесла их в комнату, где гости с любопытством разглядывали старые фотографии, висевшие в рамочках на стене, на которых она была молода и красива, особенно в военной форме.
– Sie waren die Feinde?** – спросила внучка Гюнтера.
– Ja, waren. Es gab einen Krieg und wir wollten einander zu t;ten und zu zerst;ren, aber Sie rettete mich***.
Стоя позади Марты и положив ладони на её плечи, Гюнтер тоже смотрел на изображения молодой санитарки. На его глазах сверкнули едва заметные слёзы.
– Сейчас вода закипит, и я угощу вас чаем с мятой. Давайте, Гюнтер, присядем, расскажите, пожалуйста, о себе. Где вы так хорошо выучили русский? – спросила
Анастасия, приглашая гостей присесть на диван.
– В русском плену и выучил, – ответил он, когда они с внучкой заняли место за журнальным столиком. – Времени на это было предостаточно.
Гюнтер рассказал, что после Воронежа его перевели в лагерь для военнопленных. По его словам, в тех местах царила жестокая атмосфера. Раздача продуктов происходила неравномерно, нередко пленные гибли от голода и истощения. Случались случаи каннибализма и нападений на разносчиков пищи, отчего со временем их даже стали обеспечивать охраной. К удивлению фашистов, местное население не испытывало к ним лютой ненависти, напротив, оно старалось подкормить тех, кто когда-то, считая русских «недочеловеками»,
