порог коробку, дзинькнул в кнопку звонка и спрятался за углом арки. Она подошла к окну, распахнула его и , увидев коробку, спустилась вниз. К коробке была приложена записка:" от неизвестного автора...", нашла она в ней любимую ягоду - голубику и грелку, заботливо упакованную в шерстяной чехол. Оглянулась вокруг, ища глазами "автора", и не обнаружив никого медленно поднялась к себе. Поставила ягоду на круглый кухонный стол, добавила сахара, перемешав все в глубокой фарфоровой чашке для салата, и съела сразу и всю, без остатка. Облизала медленно пальцы:"Как замечательно, что есть на свете шуты !". Укладывалась в постель, прижавшись к уютной грелке и засыпала, счастливая.
Когда болел он, а любой насморк он считал серьезной болезнью, он являлся к ней и заявлял, что находится на исходе всех своих моральных и физических сил. И она его лечила массажем. Укладывала на кровать, зажигала ароматные свечи и массировала тонкими пальцами (они у нее были почти как у ребенка) сначала его ноги, потом руки и спину. Он внезапно выздоравливал, называл ее волшебницей и больная кровать превращалась в ложе любовных игр и прелюдий. Одна прелюдия следовала за другой; кульминация чувств у нее наступала, когда он, облизав кончиком языка ее розовый клитор, ласкал ее пальцем, она при этом извивалась и стонала, резко поднималась ему навстречу и падала без сил на подушку. Он изнемогал и таял, когда после всех прелюдий она брала в кулачок его крепкий меч (или хвост, как выражаются немцы) и начинала водить плавно и не сильно сдавливая вдоль ствола. Ему хотелось все больше и больше и он просил:"Сильнее, милая..."
Молодые люди были не без принципов. Он любил повторять, что дети ему ни в коем случае не нужны, он их не планирует и не готов стать отцом. После окончания учебы она мечтала вернуться в свою родную Скандинавию, хотя он и тешил себя надеждой, что она привыкнет к его стране, интегрируется полностью и останется. "К тому же наша любовь!"- подводил он все к последнему и решающему аргументу.
Им нравилось гулять вдоль Дуная. Эту необычную пару можно было часто видеть идущей вдоль дамбы.Говорил, в основном, он, отчаянно жестикулируя и прыгая вокруг нее - это выглядела комично еще и потому, что он был высок ростом. Они присаживались на деревянную лавочку, он доставал из рюкзака термос с чаем, кофе и бутерброды. Она спрашивала
- Что это?
Спрашивала она так отстраненно, как будто только что прилетела с другой планеты и не знает, что земляне нуждаются иногда в пище. По крайней мере, ей самой никогда бы не пришло в голову взять сэндвичи на прогулку.
Однажды, поднявшись на очередную вершину одной из баварских гор, они обнявшись,смотрели с высоты вниз, на раскинутую долину, на серпантиновую дорогу и ухоженный, утоптанный туристами лес, похожий зимой на рождественскую картинку.
- Мы теперь уже достигли всех вершин, которые возможны?
Спросила она его наивно.
- Нет, конечно!
Энергично ответил он.
- Впереди нас ждут еще новые, неизведанные.
Огромная кровать, покрытая шелковистым пледом, на потолке- зеркало, в изголовье-репродукция с картины, на которой изображен амур с луком, запускающий стрелы во влюбленных.
Хельга, нагая, лежала, раскинувшись, а шут ползал возле нее на коленях. Он целовал ее тело и искал чувствительные точки: то сжимал ее попку, то водил по спине, по соскам языком. Она , ослабленная после оргазма, слабо поглаживала его одной рукой.
- Ты знаешь , где у тебя самое вкусное место?
Спрашивал он.
- И где же?
Без любопытства спрашивала она.
Вместо ответа он проводил нежно пальцами по промежности и ласкал языком ее анус.
Она заводилась снова и начинала стонать.
-Ты пахнешь цветами и травами!
Утверждал он,воткнув свой длинный нос между ее большими губами, покрытыми пушком и доводил ее до нового оргазма все новыми и новыми способами, не входя в нее.
После этого они,бормоча друг другу нежные слова, засыпали совершенно счастливые,невесомые, ничем не отягощенные, выплеснувшие вместе с оргазмами всю тяжесть бытия.
- Я счастлив!
Говорил гордо шут и ему хотелось, чтобы Хельга, вот эта кровать,овальное зеркало на потолке и толстенький Амур не ушли из его жизни никогда.
Случилось не то, что ожидалось: шут собрался поступать в университет в Гамбурге , а Хельга, закончив учебу, собралась на родину.
Он отвез ее в аэропорт, они оба плакали навзрыд; она махала ему рукой в красной перчатке и, первая, справившись со слезами, с чувствами или с собой, крикнула ему вслед:
- Шут должен быть свободен, иначе он не шут!
14 февраля 2017
