в лицо: - Но с меня должок. Я не отвиливаю. Если что – звони.
- Облезу.
- До встречи.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. По ту сторону грёз
Глава 5. Перемены
2008 год, сентябрь
***
Вот и три года ляпнуло.
С Мирой так больше и не встречалась, не связывалась…
Хотя да. По началу, еще тогда, не удержалась – и у Рыжика аккуратно расспросила про него, якобы невзначай: Мирашев… Мирон, местная шишка, не без криминального «эхвекта». «Чем только не промышляет. Но конкретно – лучше не знать, чтобы крепче спать и меньше проблем иметь на свою голову, - цитата. – Главное, подальше держаться: от него и от его друзей».
Будет сделано.
***
Время шло. Я бы даже сказала, мчало… И пусть с головой опять ушла в учебу, все же перемены меня настигли. Радость, что меня больше никто не доставал по поводу моего внешнего вида, сексуальной ориентации и прочих предпочтений, я все же… вкусила и не хотела больше отпускать. А потому изменениям дала волю: отрастила длинные волосы и даже умудрилась пару раз перекраситься, на время забыв свой русый (сменив цвет от бледно-рыжего оттенка - вплоть до блондинки). Жаль только… жизнь это мою никак не поменяло. Как до этого не сходилась с людьми, так теперь не сошлась, особенно со сверстниками. Исключение - Женька… с которой до сих пор снимали квартиру на двоих, и ее парень, Леша (тоже вынужденный дружеский контакт). В остальном же – голяк, в том числе и на «личном фронте» - не срослось: да, были попытки, извне… грубо говоря, за пределами универа, некоторых ко мне подкатить… но, то они меня бесили своей «незрелостью», то я их – грубостью… и глупостью. Один – один, а потому и расходились наши дороги стремительно... причем кардинально в противоположные стороны.
И вот уже подкрался 2008 год – более того, к закату движется. Как и моя учеба: последний курс. В общем, куча всего… непонятного и жуткого. Но, а пока – за окном все еще тепло, дразня не столь далеко убежавшим летом, солнце балует своими игривыми лучами, деревья - в яркой палитры красках… так что живем. Живем… сегодняшним, одиноким… пустым, скучным… но "живым" днем.
***
- Ну что, на выходные к своим мотнешь? – закинула мне Женька с порога, даже еще не сняв обувь.
- Не поняла, - хохочу. – Это допрос?
- Да нет, просто… - замялась та на месте. Щеки запылали смущением.
- Говори, - и хоть откровенно стебусь, но явно без всякого зла.
Поддается:
- Просто… у Леши День рождения в эту субботу…
- О-о! – взревела я, давясь смехом. - Всё ясно. Да, поеду. Давно в планах было, а тут… раз и повод еще такой.
- Ура! Спасибо! – мигом кинулась ко мне и сжала в крепких объятиях. – Спасибо! Спасибо тебе! – запрыгала на месте.
- Да иди ты, - ржу, смущенная уже я… столь ярким проявлением чувств. Силой выдираюсь из хватки, отталкиваю ее от себя. – Раздевайся и кушать пошли. Суп стынет.
- Какой? - радостно.
- Какой, - перекривила ее я, гримасничая. – Какой есть. Батон хоть купила?
- Забыла… - обижено надула губы.
- Ну, молодец… че сказать. Растяпа…
- Да тут Леша… - и понеслась... душа в рай, и "сопли" в мои бедные уши.
***
- Мам, пап… я дома.
- О, лапуля наша! Привет!
Обменяться с мамой поцелуями в обе щеки – и приняться разуваться.
- Мой руки - и за стол!
- А че батя, не дома? – удивленно, видя, что в комнате телевизор выключен, да и на кухне папани нет.
- В магазин пошел. Так, кое-что… забыли купить. Сейчас будет.
- А Ритка че? – крикнуть, силясь быть громче вредного потока воды. Черт, ошпарилась (пока привыкнешь после котла к обычному, центральному отоплению, где сразу кипяток из крана).
- А че Ритка… ушла гулять со своими. Кто-то там приехал по нее. Вот и убежала… по-быстрому, чтоб мы не видели.
Вытереть руки – и повесить полотенце обратно на крючок.
Шаги на кухню. Взгляд на маманю, которая застыла у стола: крошит колбасу (судя по кубикам, грядет оливье).
- А ты молодец, что позвонила… предупредила. Хоть вкусненького успела приготовить. Правда, пока только отбивные пожарила, но вот, сейчас, еще чуть-чуть – и салат будет готов… А там и папа сладкого чего-нибудь принесет, к чаю. Бери, накладывай, не стой. Там еще… где-то картошка пюре есть в холодильнике… На сковородку кинь, будь добра…
- Ма… Так Ритка же там у нас… и че, тут тоже мутит?
- Ой, Ник. – Обмерла. Руки в боки. Отчаянный, полный боли взгляд на меня. – Будто она что-то нам говорит или слушается. Я уже устала… ей повторять. Как вам с Рожей – одна порода. Что горохом об стенку. Пока сами шишек не набьете – пока не остановитесь…
И снова обернулась. Застучала ножом по доске, «рисуя» долготы и широты.
- Или не остановят… - тихо рычу себе под нос.
- А то я не знаю… - гаркнула. – Но… что поделаешь. У нее там… «любовь». Куда там мы с отцом со своими поучениями?
Скривилась я от злости.
- Какая… нафиг, - едва сдержалась от мата, - любовь! Не со всеми же подряд. Аж жутко смотреть на ее кавалеров. Кроме бабла – ниче нет. Даже мордой... противные.
- Ну… - и снова взор на меня. – А что я делаю? Ремнем бить уже поздно.
- Был бы Рожа… ума вставил, - буркнула я.
- О-о-о! – взревела мама. – Вы уже себе вставили! Так что не надо! – махнула на меня рукой. Резвые движения – разбивая яйца и чистя их от скорлупы. – Был бы… Будет. Вон… осталось недолго.
- В смысле? – будто кто холодной водой меня обдал. Оторопела я, вытаращив очи. – Ему ж еще…
- Да нет. Уже всё. Вон, батя придет… сам всё расскажет. Ты ток не истери сразу. Выслушай молча, согласись. А там, как на самом деле поступите – дело ваше, сами разберетесь. Никто за вами следить не будет. Взрослые уже, как-никак. А его… лишний раз нервировать не надо. И так вон… сердце на днях хватало. Как раз, когда новость принесли на блюдечке.
- ТАК КОГДА?! – бешено. Казалось, я вот-вот разрыдаюсь от припадка. От шока… от паники.
- А че ты на меня орешь? – удивилась.
- Мам, но это же… РОЖА! – писк мой вырвался из груди, сдавая чувства сполна.
- Вы ж, вроде как… - замялась та, - последнее время совсем не общались? – удивленно: рушилось ее мировоззрение.
- Но это же… Федька, - горько. По моим щекам побежали слезы.
От стыда тотчас отворачиваюсь – и мигом прочь из кухни, в коридор, пряча позор… и растерзанную новостью душу.
- Ты там… гляди мне, за старое не возьмись! Только на человека стала похожа! На девушку! А не на… второго Рожу! Не смей! Слышишь?! Он хоть и сын мне… но балбес! А ты не смей! – чую, идет. А потому я позорно еще дальше сбегаю – в комнату. Но не последовала за мной. Обмерла на пороге. – Сомневаюсь, Ник… что из него там что-то… толковое воспитали. Раз мы тут с отцом ничего не смогли в голову вбить. Так что… я даже против этой идеи вашего папы. Нечего тебе с Федькой возиться. Услышала меня?
- Услышала, - грубо, кривляясь.
- И не начинай мне тут! И сопли подотри. А то сейчас придет… еще один нервный – и начнете. Тихо и смирно. Он сказал – ты согласилась. А выйдешь за порог – сделаешь, как посчитаешь нужным. ЯСНО?
- Так точно! – ехидно-саркастическое.
***
И еда в рот не лезла, а приходилось для «видимости» и «приличия», «вежливости» давиться. Изображать непринужденность – а голова просто разрывалась на части. Как и душа, сердце.
Рожа! Сколько обиды, злости на него… ненависти, в конце концов, но и любви одновременно… Что просто хотелось выть, орать, биться головой об стенку. Да просто задавиться, лишь бы все эти эмоции утихомирились, заткнулись.
- Короче, - не выдержал первым батя. – Судя по красным глазам и странным взглядам… мать уже рассказала новость, да?
- Да, - едва слышно. Неловко было сдавать ее – но и так… спалилась, а врать так глупо в лоб – моветон тот еще.
- Так вот… видеть я его здесь НЕ ХО-ЧУ, - будто гром, разорвали его слова мои небеса. Окоченела я. - Пусть у тебя там первое время побудет, поживет – присмотришь за ним. Работу ищет – и человеком становится. А дальше – посмотрим…
- В смысле, не хочешь? – сиплым, мертвым голосом прошептала я, едва нашла силы на звук.
- Ника! – гневно взвизгнула мама, отчего тотчас уставилась я на нее.
Но еще миг сражений с самой собой – и проигрываю.
Влет сорвалась с места. Криком:
- Он же ваш СЫН!
- А ты не ори на нас! Ишь какая! И не сын он мне! Он – ВОР! А мой бы себе такого не позволил! – бешено завопил батя. Лицо вмиг побагровело. Шумно, отрывисто задышал.
Давлюсь яростью и я.
- А я – СЕСТРА ВОРА! Значит и мне – здесь места НЕТ! – исступленно.
Швырнула вилку на тарелку. И в коридор.
- Не смей! – дикий вопль папани.
Пох**. В шлепки – и на площадку!
Подняться на верхний этаж – и засесть у двери (ведущей на крышу) – любимое наше с Рожей место.
- А ну вернулась обратно! – неистовый ор на весь подъезд бати.
- Да оставь ты ее… у нее шок. Пусть придет в себя, - слышу тихий, успокаивающий, убаюкивающий голос мамки.
Сплюнуть от злости на лестницу.
«На человека стала похожа! На девушку! А не на второго Рожу…»
Еще для одной – не люди мы, а… черти что. Если своим родителям он не нужен, то кому тогда вообще? Ну я, исключение. И то… столько времени отгораживалась от него. Злилась, бесилась. Пока, в конце концов, не простила его… и не приняла, не смирилась с тем фактом… что он влетел, и теперь там его дом…
И, более того, отныне и навсегда будет идти по жизни... с жуткой "пометкой": «ранее судимый».
Вытереть позорные сопли - и шумно вздохнуть.
Черт! И домой же никак – там эти… трутся. «ДР» свой отмечают.
Но, да ладно… переживем. Теперь надо… собраться с силами, расспросить что, как и когда – и за дело…
Рожа… Пи**ец. Реально, Рожа возвращается. Это сколько прошло? Пять лет? Да, пять лет ляпнуло. Неужто УДО?
…ко мне возвращается… мой Федька.
Глава 6. Репатриация
***
Странно... сколько всего пережить вместе с Рожей (не только взлеты, но и падения) - и теперь… его самого бояться. А вернее, скорее всего... стесняться, смущаться. Даже не думала... что я все еще подвластна сему чувству, этому состоянию. Тем более... относительно кого? Моего Федьки...
А потому – не одна, а Женьку под руку... и потащиться в указанное время, в указанное место в указанный день.
К самим воротам (серым, высоким, в два ряда проволокой колючей обвитым, как и весь бетонный забор по периметру) подходить не отважились. Замерли в стороне. Стоим, две идиотки, грызем губы, ногти от нервов, молча наблюдаем, выжидаем... момент "Икс".
- У них че... сегодня массовый выпускной? - заржала Жарова, показательно метнув взор в сторону целого импровизированного автопарка, скопления дорогих тачек, около которых (тоже в ожидании) бродили мужчины: кто курил, кто семечки жевал, кто так... без умолку выступал - сплошной шум да гам, переполох на радостях.
- Мож, кого важного тоже выпускают... - задумчиво протянула я.
- Ага, - залилась звонким хохотом Евгения и повисла у меня на руке. - Рожу твоего... местного авторитета.
- Да иди ты! - не сдержалась я... и тоже загоготала: от волнения уже готова была взвыть, а не только... ржать над недалекими шуточками подруги.
Еще резиновые, бесконечные минуты (от явной паники до откровенных психов) - и скрипнули наконец-то ворота, зарычали засовы. Залаяли собаки.
Едва я хотела кинуться с Жаровой вперед, как тотчас подались и молодые люди в ту же сторону - а потому... позорно, покорно отступаем. Такое количество грозных кобелей - даже моей храбрости... не по силам выдержать. А потому прижались с Женькой к бетонной стене-забору - и обмерли
Столько здесь никто читать не станет.