ПОКАЯНИЕ НЕПРИКАЯННОГО.

–спросил я. В ответ она еще больше заплакала, еще сильнее и плач ее был похож на молитву. – Ты что, отпеваешь меня что - ли? Она взглянула на меня и в глазах ее, я увидел боль и сострадание. – «Ответила», – подумал я. Сознание то покидало меня, то возвращалось, я был в бреду, глаза мои застилала пелена и кроме монашки, я ничего не видел. Неописуемая боль хватала мое тело и отпускала и на третий день я, наконец, пришел в себя. Монашка по- прежнему молилась, но уже не плакала. Она все также стояла на коленях возле, моей кровати и в глазах ее я видел радость. – Добилась своего, – сказал я. Она улыбнулась мне в ответ, позвала доктора, который бесцеремонно стал меня тормошить за плечо и я очнулся... на тропинке.

Видимо, я лежал калачиком на скамейке, т.к. возле моих ног примостились два человека, которые, несмотря на тесноту, о чем-то жарко спорили. Я огляделся. Надежда, по-прежнему, стояла рядом. Скорбь и Милосердие – чуть поодаль. Все трое смотрели на моих соседей по скамеечке, которые, по-прежнему спорили. Последние, не обращая внимание ни на кого, продолжали свой разговор. Один из них, говорил громко, размахивая руками, в доказательство своих слов, другой же, напротив – говорил мягко и тихо, с крот костью, которая, было видно, была чертой его характера.
- A я тебе говорю, – кричал первый – что, добравшись до конца этой дороги, мы приобретем все!  Все, что мы пожелаем – богатство, власть, а вместе с этим и независимость. Ты представляешь себе, что мы ни от кого не будем зависеть. Мы будем королями!
- Королями? – мягко попытался возразить его сосед.
-Ты понимаешь, – продолжал первый, не, обращая внимание на вопрос собеседника, – что других дорог нет. Так сказано в книгах и преданиях. И я им верю!
- Я тоже – вздохнул второй. – Но мне кажется, заблуждаешься, точнее, не совсем правильно понимаешь, что там написано.
- Да ты понимаешь, деревянная твоя голова, что мы будем там царями!
-Туда, куда мы идем есть только один Царь, а все остальные рабы. Да, рабы и я бы отдал многое, чтобы стать одним из этих рабов у этого Царя.
-A ты, что думаешь? – внезапно обратился он ко мне, заметив мой взгляд.
- Простите, но мне пора, -  сказал я, беря свою ношу со скамеечки, –я  только слышал, что из рожденных  женами нет ни одного, который будет большим, самого наименьшего  в Царствии Божьем. Прощайте.
- Эй! – крикнул первый, – а что это у тебя за ноша такая? Что несешь  наверх?
- Моя совесть.
- Тяжелая, правда? – тихо, почти прошептал второй, как - бы утверждая свой вопрос.
- Да – ответил я.

«Я сказал правду», – подумал я, поднимаясь по дороге. Ноша эта всегда тянула меня назад. Всю мою жизнь. Я пытался себя убедить, что это обыкновенный инстинкт и против него оружия нет. Я тешил себя этой мыслью, оправдывая свои поступки, убеждая себя, что ничего изменить нельзя, что так устроен человек и я, не исключение. Но в глубине своего сердца, я понимал – это Совесть. И, поступая вопреки ей, я только усугублял свое положение. Я пытался заглушить в себе этот голос Совести, но чем дальше, тем громче он звучал. Я понимал, что от себя не убежишь, и это терзало меня беспрерывно. Я пристрастился к азартным играм, в надежде забыться... – Забыться от чего? – прервала мои мысли Надежда, идущая рядом со мной.
– Понимаешь, когда я играю, – с жаром ответил я, – все вокруг меня исчезает – люди, заботы, тревоги – только номера и цифры перед глазами и я забываюсь. Я не хочу думать о настоящем, о сегодняшнем. Так проходят часы, дни, недели, года и, каждый раз, мне кажется, вот завтра, завтра настанет тот самый день.
- Сказано было тебе, – сказала Надежда – не беспокойся о завтрашнем дне. Достаточно для каждого дня своей заботы. Или ты уже забыл? Воздержись! Воздержание дарит исцеление. И тогда придет тот самый день.
- Тот день, когда придет моя Радость? – с надеждой, спросил я, – радость моя позовет меня в бессмертие? И тогда я обрету покой?
-  Нет. –  Ответила Надежда. – Ты не получишь покой, если не найдешь Любовь.
- Да где же ее искать-то?! – в отчаянии вскрикнул я.
- В сердце своем. Помнишь, когда ты был еще мальчиком, гуляя в парке, ты нашел дикого котенка. Ты решил погладить его, а он поцарапал тебе руку. У тебя хватило терпения и ума взять маленькую веточку, которой ты стал гладить котенка.  Со временем, он замурлыкал, и ты смог взять его на руки и прижать к себе, укрыв его своей курточкой. Котенок замурлыкал еще больше, ему стало тепло и уютно, и страх его пропал. Ты принес его домой, накормил и он прожил у тебя долгое время.
- Это была Любовь? – с маленькой надеждой спросил я.
- Я тебе отвечу, – вмешалась Совесть. – Будучи уже взрослым, у тебя кошка, которая родила котят. Придя, домой и, увидев это, – там было немного грязи и крови, ты так разозлился, что избил ее до крови. На следующий день, придя, домой, ты обнаружил, что кошка ушла от тебя, прихватив своих котят. Мне показалось, что ты даже рад был этому.
- Рад? Да.  Ты права. Я не хотел напоминания каждый день об этом злобном поступке.
- Совесть – не мучай его, – сказала Надежда. Эта кошка покоя ему не дает ни днем, ни ночью – вспоминает ее часто и раскаивается. A потом, он же сам признался, что с годами, он становится хуже.
- Это когда же? –спросила Совесть.
- Когда он каялся о игре, часах неделях и годах, надеявшись на завтрашний день.
- Да, ты права – согласилась Совесть, –  в детстве они гораздо добрей. Поэтому и сказано было им: –  Обратитесь в детей.

Мы поднимались по тропинке, которая становилась то шире, то уже. Я не обращал на это внимания, так как мною завладела одна мысль и, никак, не мог найти ответа. – Откуда эта тоска, особенно по ночам? – Знаешь прекрасно, – сказала Совесть – только увиливаешь от ответа. «Да», – согласился я, мысленно. – Знаю, только не хочу признаться. Признаться самому себе. – A больше никому и не надо – подтвердила Совесть.  – Я учусь, – попытался оправдаться я.
- Тот, кто учится, не размышляя, попадает в заблуждение. Тот, кто размышляет, не желая учиться, окажется в затруднении.
- И?
- Благородный муж стойко переносит обиды, а низкий человек – в беде, распускается.
- Это обо мне. Я это понимаю, а поделать с собой ничего не могу.
- A ты пробовал?
- Нет, – признался я.

  Тропинка становилась все круче, но я мысленно убедил себя, что она прямая и поэтому, усталости я не чувствовал. По левую сторону от меня, совсем рядом, шла молодая женщина, одетая в простое платье, босая и было видно, как кровь сочится из ее разбитых пальцев на ногах. Ступни тоже, видимо, были поранены, оставляя кровавый след на тропинке. Боль заметил я на ее лице, но в глазах ее были чистота и спокойствие. – Возьмите мою обувь, – предложил я. – Путь далек и вам будет легче идти. Она посмотрела на меня своими чистыми глазами и сказала: - Боль моя, в сравнении вашей, мизерная. – До начала радуги осталось совсем немного, а по ней, как по шелковой и лечащей траве идти. Я посмотрел вверх.
- Да вы не видите? – с сожалением спросила женщина.
Она была права, – я не видел начала Радуги.
- И не увидишь, – услышал я голос Злорадства.
- Как? И ты здесь, на тропинке? – с изумлением, спросил я. – Я думал, что вход на эту дорогу тебе запрещен.
- Бестолковый ты и глупый человек – это всего лишь тропинка и идти по ней, никому не запрещено. Оглянись и посмотри внимательно – вехи, которые ты прошел, взбираясь на эту дорогу, может и сломаны тобой, но не всеми. Они были, есть и будут. До определенного времени.
-  Не слушай ты ее, – тихо сказала женщина. – Слышишь, Злорадство само сказало – до определенного времени, т.е. до начала Радуги и вступить им на нее никак нельзя. Там им будет конец.  A по дороге этой идут многие и идут кто попало, но не все дойдут. Оглянись. Посмотри, сколько людей карабкается вверх, и посмотри на дорогу слева, по которой спускаются вниз. Где больше? На второй – вниз сходящей. Какими бы извилистыми дорогами не были бы в жизненном пути человека, задумывались они все, как прямые. Это относится и к тем, которые спускаются вниз и к тем, которые поднимаются. Среди них есть Святые и святоши, миротворцы и обидчики, чистые сердцем и клеветники, кроткие и злоречивые, алчущие и жаждущие правды и Истину и ненавистники: много их, но мало, кто дойдет. Как сказано  было, что бегущие на ристалище бегут все, но один получит награду.
Этим все сказано,  –  «Один!», –  в отчаянии подумал я.
- Ну нельзя же все принимать буквально, –  сказала Надежда. – Бегут группами, сотнями, тысячами и, только, один из этих групп, придет первым.
- Я не уверен. В ад можно попасть, уже, будучи у врат в Небесный Град. А кто придет первым или последним – не так уж важно? В жизни нужно стремиться обгонять не других, а самого себя Прав ли я?
- Да. – Ответила Надежда. – Я рада, что ты  обошелся  без меня, – это тебе Совесть подсказала.
- Можешь сбрасывать свою ношу – развязно сказало Злорадство.
Я знал, что именно этого, сейчас, я сделать не могу, да и права такого не имею. Еще не время. Совесть молчаливо согласилась.
Я, с гордостью, пошел вперед и тут же ударился головой о каменную стену или скалу, да так что, что отбросило меня метра на три назад с такой силой, что все потемнело у меня в глазах, и я потерял сознание.
 Она лежала перед нами во всей красоте своей. Голова ее была покрыта вьющимися волосами, грудь была маленькой,  а живот был немного приподнятый, ноги, согнутые в коленях, кончающимися острыми ступнями.
Лежала она в долине Алибек и имя ее было – Сулахат.  Она была не высокой – всего лишь  три с половиной километра да в длину, примерно столько же. За день пройдем – так говорили многие из нашей группы. Гора, как гора. Бывали и по круче. Я был другого мнения. Что- то мне подсказывало, что за один день, не пройдем мы ее. Хотя ребята в группе были сильные, профессионалы и вершина эта для них была очередной прогулкой. Для меня – она была седьмая в моей жизни. Но я всегда придерживался железного принципа – лучше быть последним, среди первых, чем первым, среди последних. Так я оказался в этой группе мастеров – альпинистов. Они были немногословны, и не один из них, не возразил против меня – слабака. И в связку дали мне напарника сильного, с пятилетним стажем, за что я был им благодарен.
Подойдя ко мне, он сказал:
– Я слышал, ты хороший скалолаз, несмотря на твои поврежденные пальцы на левой руке, но запомни, что скалолаз – это только часть альпиниста.
- Да, – ответил я.
- Как ты повредил свои пальцы?
- Долгая история, – пробормотал я.
- Сейчас привал. На вершину пойдем на рассвете. Время есть.
- Мне было 18 лет, – начал я свой рассказ. Да и произошло это в день моего рождения- восемнадцатого  Августа.
- День летчиков? – Перебил он меня.
- Что-то вроде того, – продолжал я, –  работал на одном заводе в Москве. Так, разнорабочим. А в этот день, мастер послал меня работать на прессе. Показав, что и как, он быстренько смылся, оставив меня один на один с этим станком, только показав, как включать пресс. Это был простой рычаг, как маленькая ручка, – перекинул направо – пресс опускается, влево – поднимается. Проще простого. Только размер надо было соблюдать. На прессе была, как бы линейка, скорее отметка, с правой стороны. Приложил к отметке деталь правой рукой, а левой перекинул рычаг, пресс опустился и деталь готова. Мастер сказал мне, что за день я должен сделать пятьсот штук, а