Я быть хочу маркизой дю Плесси...

"Times New Roman]Я насторожился и посмотрел на него с серьёзом, подумывая что же эта вражеская гадина ещё задумала?



Цифман продолжил: 

- Вам посылка из Шанхая, ай  - я - яй! 



Я встал в позу охраняющего дом дворового пса, ожидающего атаки ловких воров, проникающих в дом!



Цифман продолжил:



- А в посылке три китайца,

Ай я яй, 

Три китайца- красят яйца,

Ай - я - яй!

- Слушай Цифман, уже понятно все с тобой, и тут политическая провокация наблюдается,  и мне, как русскому мужику, это дурно пахнет? И демагогия одна!

Один вопрос: 

-  А на х** им яйца-то красить? Это уже как и для чего? Для эстетического разнообразия? Если они и так уже в посылке прибыли, да еще и в троем! 

- Как бы хорошо было бы это для нашей необъятной страны!

Цифман был прямолинеен:

- А ты что хотел от них? Полётов Валькирии? 

Ты что не понимаешь важности решения вопроса демографии и трудовых ресурсов? 

Я онемел от ужаса такой страшной перспективы  - полёте Валькирии, да ещё и в китайском исполнении.



Цифман был временно прощён и помилован.

Последний вопрос, Цифман:

- А если война? Что будет?

-  Ты что не знаешь, что у нас есть ядерный щит и триада?

- И чего? 

- Так е***ем по супостатам!

-  А если не попадём и промажем? 

Куда нам-то деваться?

- Придеться пожертвовать Цилей! 

Какой толк был!

Не жизнь и была!

- Нам что с тобой делать? А ?

- Да, ничего, мы будем там на небесах! И я ее люблю, как ни странно, до бесконечности ! И нам вместе будет хорошо на небе!

- Да уж, симпатичная компания - ты, Циля и я в безграничном пространстве и навсегда! 

- Кстати, Цифман, может тебе клизму поставить?

- Это еще зачем?

- Чтобы твой кишечник прочистить и дойти до твоего загаженного мыслями мозга!

- Можно было бы теоретически! Но в твоих руках обычная резиновая клизма превратиться в орудие средневековой инквизиции, а это уж -перебор! Это хуже, чем железный башмак католического суда!

- Ну да,- согласился я с Цифманом! 

  Кстати, забыл сказать, дорогой читатель, я был немножко не честен с вами, говоря о Цифмане. Просто он так удобен и приятен в своей беззащитности для внутренних перепалок, критики и сарказма!

     Все все эти диалоги связаны с Вовкой Петровым, моим давним знакомым по двору-простым рабочим в чёрной рабочей робе и дешёвой, неопределённого цвета шапке на голове. Он был свойский парень - пил, курил и ругался матом и  каждый день ходил на работу на фабрику, читал какие-то странные книжки и раз в год выбирался прыгать с парашютом с  друзьями по бывшей армейской службе. Мы болтали так, по приятельски, как два соседа, с которым наши родители делили своё горе и маленькие радости, встречали мужей и детей с работы или тупых командировок, подносили  маленькую чарочку водки, готовили незатейливый ужин, наряжались, как будто бы они самые яркие звезды Голливуда и приносили друг другу пасхальные куличи по праздникам, пользовались общим туалетом в коммунальной квартире, но никогда ни о чем не жалели и не жаловались.

     Пока я вёл внутренний спор с профессором и Вовкой Петровым о светлом будующем ( такой же незадачливый и бесполезный разговор,  как с продавцами фруктов из Азии, которые обещали бы мне, что завтра арбузы будут хороши!) , гид незаметно привёл нас в дом маркизы дю Плесси. 

       В комнатах хранились личные вещи: кремовое, вышитое бисером и жёлтым и розовым жемчугом платье, над которым трудились сотни сморщенных, выженных солнцем негритянских рук,  мягкие замшевые бежевые полусапожки, пояс с черепаховой пряжкой и перламутровый мундштук, который маркиза пользовала после ужина и вечернего чая с бренди, чтобы, утомлясь от удушающего южного солнца и собственной вседозволенности, любила побаловать себя, выкуривала длинную чёрную пахитоску, слегка охлаждая себя модными французскими духами. 

      Стояли какие-то фигурки, рюмочки, безделушки, шкатулки и всякая дрянь, бесполезная и очень дорогая. 

      И хотя никто не мог сказать, на самом ли деле эти вещи принадлежали маркизе - было это, или не было?- просто сон, видение, или гиды адресовали посетителя к той эпохе, где царствовала жестокая маркиза, которая могла себе все позволить, все, кроме одной маленькой, незаметной и ничтожной жизненной детали - любви!     

     Маркиза путешествовала по стране , тихо и надменно, спокойно, взирала, как черные люди собирают урожай с банановых плантаций и только едва от чего-то  беспокаясь, теребила рукой кулон на шее из белого золота и бриллиантов, доставленных ей голландской почтовой службой от фирмы «Де Бирз», нежно сообщавшей, что они свидетельствуют ей своё уважение и надеются на дальнейшее сотрудничество.

   Маркиза подъехала к дому, прошла через сад, оглупляющий сознание возможностью так неприлично и пышно цвести в жаре Латинской Америки. Посмотрела как-то поверх кустов и деревьев, привыкших к бесконечному сопротивлению зною, потрогала пальцами раскрытые перед нею черные щербатые двери, почувствовала теплый деревянный аромат, который резко и неожиданно ударил ей в нос. 

    Мадам дю Плесси вошла в дом, где ее приветствовала услужливая служанка в белом фартуке и безупречно накрахмаленном белом уборе, не выражая никаких эмоций, поскольку к этому была приучена, лживо поклонилась хозяйке и сказала:

“S'il vous pla;t allez, madame, bienvenue!”*

   Сюзанна прошла по коридору и медленно и внимательно осмотрела любимые картины “ Малых голландцев”, доставшихся ей в наследство по недоразумению ее несчастного богатства. Картины изображали бытовые сценки из обычной жизни голландской буржуазии: пивные попойки, домашних животных, лица горожан,  комбинации ярких фруктов, столового серебра и белоснежных скатертей и салфеток… 

    Она поднялась по летнице особняка и зашла в спальню.

    Ее муж, Фредерик, лежал, держа свой огромный член между черными грудями Алиды, ее помошницы по хозяйству, ласкал губами огромные розовые соски, а та беззастенчиво раскрыв свое маленькое розовое естество перед его навеяннымии холодным морем голубыми голладскими глазами, а другой раб с безупречно красивым телом, как-будто бы намазанный кокосовым маслом, блестевшим на солнце и отражающий в мутных витражных окнах ее дома странным напомиманием, что жизнь-штука пустая и бесполезная! 

    Черный раб с античным лицом стоял над ними с канделябром со свечами, которые оплывали желтыми горящими и жгучими каплями ему на руки. Он стоял, смотрел на все это, но был абсолютно безучастен к данному событию, потому что был привычен к этому с детства. 

      А она, Алида, кричала:

“ Держи выше, выше этот чертов канделябр, черная морда!” 

      И вдумайтесь, это говорила черная рабыня- черному рабу! 

      Маркиза онемела, окостенела, почти что сдохла. 

Маркиза не хотела, но произнесла: 

“ Будь любезна, пройди со мной! Может быть, тебе это поможет!” 

       Рабыня почувствовала приказ и повиновалась, как приученная к маленьким радостям с руки хозяйки: вкусным орешкам, сладостям и бананам домашняя ученая обезъянка, и пошла за ней, забыв о страсти Фредерика и его прекрасном теле, как видение, как набросок ее рабского существа без воли и осторожности. 

      Маркиза проследовала на черную кухню, располагавшуяся в подвале ее особняка, взяла серый нож, блестевщий острейшей голладской сталью, подошла к Алиде, которая, дрожа, робко ждала ее прихода, сорвала с нее одежду и сказала:

      ” Это тебе за Фредерика, за мою гадость и мою ничтожность! За то, что ты, поганая черная мартышка, уничтожила мир, который я создала собственными руками, который я любила!

        Неважно, что я владею плантациями и в моей власти вся эта страна с глупыми, жалкими людишками! Получай! Ты изнасиловала мою душу, уничтожила мою жизнь, сознание, мою бессмысленную жизнь, ты кинула мне в лицо мои поганые деньги! 

      Она  вонзила свой нож и, молча, отсекла