Улыбка.

прогадал – такого в жизни ещё не пивал: густое, сладковатое, почти 15%-ная супермаркетовская сметана. Присосался к объёмистой кружке – не оторвать. - Нравится? – спросила молочница-сыродел, с удовольствием наблюдая, как он жадно ест и пьёт, вымарывая усы и бороду. – Возьмите полотенце, - подала красиво вышитую красной вязью белую полотняную утирку. Обжора утёрся и облегчённо вздохнул.
- Нет слов! Спасибо! Так и хочется перекреститься, да не вижу красного угла. После такого и поболтать не грех мирно, - намекнул на необходимость прояснительного саммита.
Наталья поднялась, стала собирать грязную посуду.
- Не выйдет – надо бежать на работу. – Собрала недоедки, упрятала в холодильник. – А вы устраивайтесь у себя, да присматривайтесь, где что. Можно и по селу пройти, чтобы не маяться. Да что я вас словно малого настраиваю, взрослого и оброслого! – засмеялась улыбкой дочери. – Придётся одному до вечера мурыжиться.
Он тоже поднялся.
- Тогда подскажите, как добраться до ваших знаменитых белых скал.
Они вышли за калитку, провожаемые ленивым брёхом оставленной домовничать лохматушки, прошли по короткому переулку до следующей улицы и остановились. Торопящаяся Наталья пояснила, что нужно дойти до видимых кустов вдали, на краю села, выйти на тропу и, ориентируясь по ней, идти дальше до спуска к реке с пологого обрыва, спуститься и идти по берегу, и скоро будут видны скалистые выступы в высоком обрыве берега.
- Осторожнее, - предупредила, - они сами собой взламываются и опадают. И не лезьте туда, загремите, угробитесь, а мне лишние хлопоты. – Засмеялась и по-молодому, почти бегом, устремилась в другой конец улицы, такая со спины складная и привлекательная, что даже показалось, что к нему не только вернулась память, но и то время. «Хорошая женщина!» - подумалось невольно. – «Другая бы встретила воплями, руганью о поруганной чести - бог ты мой, а что это такое? – за исковерканную жизнь, за страдания в одиночку с дочерью, за что-нибудь ещё, а эта – молча, не зря она понравилась ещё тогда, есть у него нюх на прекрасное».
Отяжелев от обильного ёдова, побрёл, спотыкаясь, к следующему, неодушевлённому, ориентиру дырявой памяти. Хорошо, что идти пришлось всё время вниз, а то бы с непривычки упал в изнеможении под пыльные кусты в пожухлую траву, отказавшись от следовательской тропы. Еле-еле, употев, спустился с обрыва к реке, стало полегче от охлаждённого речного воздуха, только заранее пугало возвращение вверх по склону. А пока – кайф. Предательски подумалось, что вот здесь-то, на бережку, хорошо бы полежать с закрытыми глазами и подремать в забытьи под ярким солнышком. Но усилием мужской воли переборол женскую слабость и двинулся дальше, разглядывая сверкающую отражёнными солнечными лучами излучину реки, пока не завиднелись, наконец-то, пресловутые местные достопримечательности. Красоты их ему были до фени, он стремился к ним, мужественно пересиливая тяготы переполненного желудка и уставших от неровного движения конечностей,  надеясь, что скалы окажутся более действенным визуальным допингом для ослабевшей памяти и отдёрнут завесу над тем, что произошло 22 года назад. Он был прирождённым художником, и потому зрительное восприятие для него всегда важнее и понятнее. Но когда добрался-таки до скального восприятия, очень засомневался, что такое поможет вычерпнуть хоть мало-мальски необходимую информацию из обленившегося мозга. Мало того, что известняковые выступы из-под нависшей почвенной корки оказались совсем не выдающимся произведением природного искусства, так они ещё и изувечены недоношенными тупарями с начальным образованием и недовложенным сознанием, оставившими чёрные и красные автографы на серо-белых глыбах, словно на побеждённых стенах, сообщающих, что завоеватели здесь были, кого-то любят, а кто-то для них лох. Слава богу, что матерных выражений нет. Красоты точно не было, и всё же, походив по берегу и привычно выбирая удачную перспективу, решил, чтобы не терять времени, которого у него в избытке, немного попрактиковаться и подточить пейзажную технику. Хорошо, что притормозил торопящуюся на производство народных благ Наталью и прихватил несколько небольших эскизных листов ватмана в твёрдой картонной папке.
Он никогда не копировал природу, а старался использовать её наиболее впечатляющие детали для отражения собственного настроения, потому-то для усиления впечатления от сдержанной силы скал подвинул излучину реки ближе к берегу, так, что скалы, угрожая, почти нависли над беззащитным спокойным потоком. Больше того, сглаженные натуральные выступы каменных глыб выдвинул из берегового обрыва и стесал края до устрашающей остроты, а между выпяченными громадами пропустил узкие камнетоки осыпающихся размельчённых глыб, соединённых у подножия в единую осыпную лавину, грозящую со временем перекрыть ничего не подозревающую реку. И трогательно, и беззащитно перед неукротимой злой силой выглядели две слабенькие берёзки, неведомо как зацепившиеся хилыми корнями в расселине и безнадёжно повисшие кронами над бездной. Добавил было лодку на реке, но тут же стёр, по верху берега насажал вместо кустов тёмно-зелёный лес могучих деревьев, контрастно оттеняющих неровную белизну скал. Подумал, подумал и повесил над деревьями тёмную тучку. А на другом берегу реки изобразил буйное и цветастое луговое разнотравье, калейдоскопом искрящееся под ясным небом, и пасущееся безмятежное стадо. Подрисовал было радугу, но сразу же и её убрал – слишком много цвета, и так ясно, что задумано: сила и покой, добро и зло – вечное жизненное противостояние. Сюжет вырисовывался, конечно, допотопный, но занятный, даже захотелось быстро собрать манатки и рвануть в город, в студию, чтобы завершить сказку без промедления и потери шедеврального ощущения. Но…  не стоит торопить удачу, лучше подзадержаться  денька на два-три и более ясно запечатлеть детали. Можно, конечно, в студии нафантазировать, но кто же нафантазирует лучше природы? Почему же не воспользоваться услугами щедрой и даровитой помощницы? Аккуратно сложил исчёрканные листы, полюбовался тем, что удалось эскизно запечатлеть, мысленно представляя конечный результат, удовлетворённо и бережно вложил в папку и ещё раз с любовью и благодарностью оглядел прекрасную натуру, подарившую счастливое творческое вдохновение. Плохо только то, что так и не понял: было ли увидено забытое прошлое или он видит только открытое настоящее. Потерянный день принёс, однако, удачу, и надо ему быть благодарным. Ещё раз оглядел мутнеющие в угасающем свете потерянного и удачного дня реперные окрестности, навесил на плечо широкую лямку папки, повернулся и устало погрёб занемевшими ногами против течения дня по поднимающемуся береговому склону, пыхтя и отдуваясь с непривычки. «Совсем старпер!» Выйдя на улицу, долго искал нужный переулок, пройдя впустую несколько, и так бы не нашёл дома, если бы не подсказал лохматый брехунок, остановивший заблудшего постояльца у нужной калитки.
- Спасибо, дружище, - поблагодарил гида, - косточка за мной!
Проходя к себе, увидел через окно освещённой кухни, что Наталья сильными оголёнными до плеч красивыми руками месит тесто. Страшно захотелось есть, но идти в магазин не хотелось. Подспудно подумалось, что хорошо бы как-нибудь неназойливо напроситься на выпечку, на чай, в конце концов, и разрубить, наконец, гордиев узел, связывающий их 22 года. «Сбегать за бутыльком?» - и тут же возразил себе: - «Нельзя: подумает ещё, что снова клею, и узелок завяжется ещё крепче». Намеренно шумно умывался во дворе, разговаривал, возился с лохматиком, обманутым обещанной косточкой, бродил, переставляя громыхающие вёдра, лопаты, чурбаки, часто мелькая под окном кухни, и добился-таки своего.
- Иван Ильич, - вышла хозяйка с ладонями в муке, - вы как насчёт вареников?
- Со сметаной? – обнаглел он, тут же испугавшись, что отфутболит за спрос. Но она только улыбнулась.
- Как же иначе? – простила фол.
- Тогда зовите, - поспешил согласиться.
- Вот и лады. Кофе, чай?
- Лучше бы молоко, - окончательно обнаглел наваренник.
Наталья рассмеялась.
- Замётано. Через полчаса, - и ушла доделывать деликатесы, о существовании которых он и забыл в городе.
А пока, вернувшись в логовище, разложил не доделанные эскизы на тахте, ещё раз оценивая творческую добычу и соображая, где и что нужно ещё подглядеть у природы. Оставшись довольным, опять спрятал сокровище в папку, поглядел на себя в зеркало, висящее на стене: «Страшилище, а ещё лезешь на вареники!». Кое-как подправил ножницами бороду и усы, с безнадёгой, повертев головой, взглянул на отросшие сзади лохмы, попытался пригладить, примять к пустеющей, оказывается, голове, но не справился с торчками и оставил как есть. «В конце концов», - оправдал себя, - «не на смотрины иду, не в примаки, а скорее – наоборот, так что, чем зверее буду, тем легче будет подвести черту».
- И-и-ван Иль-и-ич! – послышался долгожданный протяжный зов.
- И-и-ду! – откликнулся немедля.
Пировали по-домашнему, за кухонным столом, с симпатией поглядывая друг на друга. И только одна тоскливая мыслишка изредка перебивала настроение: «Ничто не сравнится с настоящим своим Домом, как бы он ни был беден, никакой коттедж - с маленьким домиком, в котором такая хозяйка.
- Иван Ильич, - перебила та горчинку к сладким вареникам, - как вас всё же зовут? – оглоушила неожиданным недоверием так, что он даже растерялся, застыв с недожёванным вареником. С трудом проглотив, решил, что спрашивают об уменьшительном, свойском имени, чтобы сойтись поближе.
- То есть… да по-всякому. Свои и близкие знакомые чаще всего Иваном, Ваней… ну, и всякими производными, а что? Как хотите, так и обзывайте, как вам приятнее. А вы – Наталья… а по батюшке?
- Сергеевна. Нет, я не о том, я спрашиваю о вашем настоящем имени, - заладила, допытываясь неизвестно о чём.
Он тщательно утёр полотенцем рот, готовясь к серьёзному разговору на неизвестную смурную тему.
- Я же представился, вы же знаете, - возмутился, словно уличённый в крупной лаже. – Крепин Иван Ильич, и всегда им был. Вот, - вынул из бумажника водительское удостоверение, подал следователю.
Та внимательно ознакомилась с документом, тщательно сверяя фото с замаскированной волосатой рожей шпиона.
- Тут вы, хотя и бритый, но сходство есть, похожи, ничего против не скажешь, и всё же, вы не Крепин Иван Ильич, которого я знала. – Самозванец невольно фыркнул, поражаясь недоверию официальному документу. – Тот был совсем другой. – Она вложила голову в ладони рук, упёртых локтями в стол. – Вы – не Ваня.
- Но… - попытался оправдаться самозванец.
- Нет, вы – не Ваня, - ещё увереннее констатировала упрямая женщина. – Не похожи…
- Время… - привёл он вескую причину.
Она горько усмехнулась.
- Да, конечно, время… но для любящего сердца времени нет, его не обманешь. – Наталья Сергеевна с усилием потёрла лоб, словно истирая разгадку. – Странно, что случилось такое подозрительно полное совпадение, так и напрашивается чей-то злой умысел. Надеюсь, не ваш? – взглянула недоверчиво на однофамильца того Ивана.
Этот Крепин отрицательно пожал плечами.
- Какой мне смысл? В чём выгода? Я сам в не меньшем недоумении. Как он