ДОМА.

Хлебушек, кстати, из того же материала.
  - Вась, слышь… Так что мне на суде говорить? – поинтересовался Мишель, подсаживаясь к тому поближе. – Хоть тресни, ничего не помню! Чувствую, запутают, козлы, не отмажешься.
  - Так и скажешь: пьян был вдрабадан, не помню. Наверно, «вышивал», раз вы забрали и в протоколе отмечено. Признаю свою вину, бес попутал… Любое ваше наказание посчитаю недостаточным…
  - Нну эт ты загнул! – присвистнул Мишель озадаченно и похлопал себя по голому животу. – По-моему, вполне достаточно.
  - А об этом не вздумай и заикаться. Этого судьи не приветствуют. Сгноят. Суток на десять-пятнадцать закроют, и к бабке не ходи. Тут надо похитрее. Побольше кайся, мол, дурак был, напился всякой бурды, а в квартире жарко, накурено, вот и развезло…
  - А что нам делать с рыбаком? – спросил Генка. – Мы же вроде как и не виноваты?
  - Мне – можно. Не вздумайте ей так сказать. Здесь принцип простой: раз сюда попал, стало быть – виноват. И суд устанавливает степень виновности, а то, что вас незаконно закрыли, вещь для неё… ну, в общем, не может быть и речи. Смешно слышать даже… Так что не ляпните сгоряча, они знают, как подковырнуть. Спецы…
  - Как же тогда?
  - Нет выхода только из гроба… Матом ругались – да, просили милиционера, чтобы отпустил дядьку – да, но за китель -  его не брали. Да и на кой его брать было за китель, если вы – просили! А вообще, смотрите по обстановке, тут иногда секунды решают. Особенно ты смотри, студент! А то ты горячий, как не расходованная девка. А с ними дискутировать голова нужна. Так-то…
Генка слушал вежливо, но казалось ему, что речь идёт не о нём. Его – и судить! – бред какой-то! Он снова с отвращением принялся за щи. Чернухи не взял ни ломтя. Все доедали в мисках, кто выбирая ложкой, кто вприхлёб. Воздух в камере пропитался сплошь запашком переваренной капусты. Параша, и та пока что примолкла.
  И когда Пекарь уже засобирался сходить за кашей, дверь скрипнула, и сержант на пороге с напускной небрежностью в голосе объявил:
  - Вам, кажется, повезло, мужики. Собирайтесь, судья приехала!
Надеялись, но – не верилось. И ложками ещё вызванивали по дну.
  - Веселее, мужики! Дома поедите. Эта баланда от вас никуда не денется.
Только после этого, ещё раз пристально взглянув на сержанта - а не врёт, ли, собака? не разыгрывает ли? – начали поспешно одеваться, приводить себя в божий вид. Генка расправил складки на свалявшихся брюках и даже расчесался, - на бум лазаря, пятернёй. Какое-то здоровое оживление пошло - поехало вдруг гулять по камере.
  К Генке, немного смущаясь, подступил Пекарь.
  - Ты домой через Транзитку пойдёшь? Зайди к тёще, а? Скажи, так, мол, и так. Иван в КПЗ сидит. Пускай с Юлькой передачу соберут. Сала, яйца и сигарет. Побольше.
  - А тёща где живёт?
  - А сразу за трассой, в высотке. Подъезд 2, квартира 48. Наталья Павловна.
  - Ладно. Договорились.
  - Зайди…
  - Ладно… - молодой человек уже примерялся выскочить, но вдруг зацепился взглядом за что-то колючее.
  - Вась… А вы что, на суд не пойдёте?
  Тот почесал волосатую грудь, кисло поморщился:
  - Для нас будет другой суд… Ты лучше вот что, студент… Курить с воли завтра подкинь…
  - Ну, это запросто, - пообещал Генка. Ему всё ещё не верилось, что вот она, воля-то – за порогом сразу, только переступи.
  - Кузьмич завтра обед понесёт. Где-то между часом и двумя. Лови его под аркой, рядом с «Пельменной». Скажешь, ребятам из шестой. Он передаст.
  Милиционер у двери поторопил:
  - Давай скорей. Все уже в зале.
  - И ещё. – Добавил Васька Оскал. – Хоть и не скоро свидеться придётся, а ты при встрече не вороти рожу... За утреннее не дуйся, понял, наверно – не со зла. Вернёшься, сразу матушку успокой. Проси мусоров, чтобы телегу в университет не посылали, где надо, и подмажь. Судье не залупайся, следи за базаром. Всё. Покедова! Попутного ветра в горбатую спину!
  - Бывайте почаще, без вас веселее! – вдогону прокричал Шмат.
  Генка рванул из камеры, зачастил каблуками по железным ступенькам наверх.  Перед ним, запахивая на ходу клетчатую зажёванную рубаху, семенил Мишель.
  - Встать, суд идёт! – Средних лет миловидная женщина устало примостилась за стол, положила руки на кумачовую скатерть. Её серые проницательные глаза наискосок обежали присутствующих. «Много сегодня, - подумала она, - как бы не опоздать к Петренкам, под самую штрафную».
  Когорта временно задержанных таращилась на судью, будто примеряя её на вес – и на снисходительность.
  Их было в зальчике, действительно, густовато, - Генка насчитал что-то около десятка. Причём откуда-то возникли ещё двое, совсем пацаны, - они, видно, сидели в другой камере. Поэтому на первом ряду в красном уголке все не поместились.
  По левую руку от судьи сидел капитан. Но уже другой, не вчерашний. Этот был – тучноватый миляга, улыбчивый и подчёркнуто озабоченный. Такие вполне привычны на рыбалке, но не в зале суда.
  Судья пододвинула дела.
  Суд начался.
  - Снова здесь, майор Никитченко? Не стыдно - по третьему разу?  Майор, хриплым голосом:
  - Не стыдно,  – да как будто и с вызовом?
  - Стыдно другое:  что  нам  с  бывшей женой никак до сих пор разъехаться не дали – разъехаться!.. Так и мыкаемся в однокомнатной, шифоньером перегородили. А вчера вечером она привела своего хахаля, - назло, конечно, - я сказал, чтоб он убирался к чёрту. Она вызвала милицию. Меня прямо с постели и взяли, попросили проехать с ними в отделение уточнить формальности. Постель, значит, можно не застилать – ненадолго… Вот таким, значит, образом.
  - Хорошо, ну, а вы с вашей бывшей женой мириться не пробовали?
  - Пускай с ней мирится тот, кто в болоте! – выпалил майор.
Ему дали пять суток.
  Мишель божился, что был крепко пьян, и – ничего не помнит.
  Три месяца исправительно-трудовых работ с отчислением двадцати процентов от зарплаты. Довольный покинул зал.
  Плох тот хозяин, что вперёд не смотрит. На каждого было положено минуты три. От силы. И судья справлялась играючи.
  Дошёл черёд и до Генки.
  - Ранее не судим, приводов не имел.
  Женщина за столом президиума взглянула исподлобья.
  - Что случилось?
  Почтительно стоя он рассказал.
  - И за китель не брал?
  - Не брал.
  - И не матерился?
  Мужики сзади вполголоса перешёптывались.
  - Только когда стали руки выворачивать.
  - А вот свидетель, как его… бишь – достаёт из Дела лист бумаги, - Нестеренко – утверждает обратное… На территории рынка вёл себя вызывающе, хватал работника милиции за китель, грубо ругался бранными словами…
  - Это дружинник, что ли, написал? – резко вскочил с своего места рыбак.
  - Товарищ Федорчук, вы пока сядьте. Дойдёт очередь и до вас.
  -    А почему это я должен садиться, если мы с ним вместе там были?
  - Ну и ничего… - сказала судья.
  - Как это – ничего? Если этого Нестеренка там вообще не было? Он уже в вытрезвителе появился, как же он мог видеть и писать, как всё происходило?
  Генка тишком огрызнулся, посмотрел на рыбака умоляюще.
  - Да не буду я молчать! – вскипел рыбак неожиданно. – И тебе не советую, они тут запрут нас до новых веников, а ты, дурак, сиди сопи здесь в две дырочки! Им ведь только нашего молчания и надо!
  Мужики в зале насторожились. Задумались.
  - … В медвытрезвителе выкрикивал антисоветские лозунги, утверждая, что наша власть ему ничего решительно не дала, хамски вёл себя по отношению к работникам милиции, ставил под сомнение компетентность медперсонала… Было?
  - Так и написано? – обалдело переспросил Генка, (как вроде его кто обухом перешиб). – Прогнулся дружинник… Тут на целую тюрьму хватит.
  - А вы как думали? Поносить наш строй, и это вам с рук сойдёт?
  - Да кто поносил? – возмутился рыбак, видимо, уже предчувствуя новую отсидку. – Сейчас в газетах и не то пишут!
  - Статьи статьям – рознь, - изрекла судья. – И вы мне тут на демократию не напирайте! Ишь, выискались молодцы… Умели дебоширить, умейте и отвечать… умники… Ещё одно показание…
  С язвой в голосе – рыбак:
  - Извините – кто? Кроме этого сержанта там никого не было.
  - А это – он и есть.
  - С каких это пор «блюстители порядка» – сами и свидетели? - Генка не скрывал своего раздражения.
  - А - с давних, - отрезала судья. – Признаёте свою вину?
  - Нет! – в один голос.
  - Тогда отправляем материал на доследование. Оба свободны.
  Свободны?
  - Свободны – значит, по камерам. Пока не найдёте свидетелей.
  - Как же мы их в камере найдём? – рыбак одним взмахом – боясь не успеть, - смахнул со лба крупный пот. – Вы что, издеваетесь? Хар-рошенькое правосудие…
  - Не вам только об этом судить! – даже подкинуло женщину.
  - Да меня жена дома вторые сутки ждёт. Дочка! Да я… у нас есть свидетель!
  - Кто?
  - Тётя Поля, та, которая пиво отпускает. Она может подтвердить, что мы были совершенно трезвые, не нарушали общественный порядок, а всего-навсего пили пиво, ведь зачем-то его продают?
  Судья раздумчиво откинулась на спинку стула.
  - Хорошо, - повернулась она к капитану. – Вызовите свидетелей.
Пока ездили за свидетелем, ещё отпустили троих.
  Штраф.
  Привезли вчерашнего дружинника. Вошёл. Нет, не вошёл – втиснулся, поникший. Боязно. Что-то в этот раз?
  - Были, когда этих двоих вчера забирали? – строго.
  - Был. Помню. (Виноват?)
  - В пивбаре – были?
  - Нет. Там не был. (Не оплошал ли?)
  - Так. А что же вы пишете в своей объяснительной, товарищ Нестеренко? «На территории рынка вёл себя вызывающе… ругался». Вас же там не было.
  - Ну, может… если в вытрезвителе ругались, так и там тоже… Как же иначе?
  - Но вы ведь там не были!
  - Не.
  - А пишете.
  - Так – сказали…  И вообще… ругались… бранными словами. Поноси-ли…
  - Всё ясно, вы свободны.
  - До свиданья, - низко.
  - А где второй? – опять капитану отвечать. – Со смены? Так привезите! Чёрт, пропал выходной… У меня сегодня выходной. Я совсем не должна была… ах, что уж там… - вздохнула загнанно.
  Усатому – бывший прапорщик – дала пять. Сане – десять.
  Пять минут дела. Три сержанта сзади – повели.
  Дальше.
  Двоих малых, из соседней камеры, кто-то разглядел в драке. В десять часов вечера. В январе.
  - Да, на остановке была хищная потасовка, но мы садились в автобус. Не участвовали.
  Свидетель явился по первому зову. Такой же юный, белобрысый паренёк. Прыщавый. По всему, им – ровесник.
  - Видел куртку, вот этого, - указательным пальцем. – Чёрная, с засученными рукавами.
  Те и рты разинули.
  - Можете идти, свидетель. Спасибо. – Пауза. – Ну - что мне с вами делать? Тридцать рублей штрафа.
  Облегчённо вздохнули.
  - Куда платить? – будто лишние.
  - Лучше скажите, где деньги возьмёте? Стипендию в училище получаешь? А чего ж так? Двоешник?
  - Да не, у нас с одной тройкой не дают… Я коллекцию продам.  Нумизматика, пацаны давно просили…
  - Идите.
  - Так куда деньги платить?
  Капитан – по-отечески:
  - Возле кинотеатра «Авангард». Сберкасса. Где курсы ДОСАААФ… А квитанцию у нас выпишут. Коля, проводи их к помдежу.
  Остались вдвоём. Рыбак застегнул ватник. И снова расстегнул.
  Ждать.
  Судья всё бегала взад-вперёд – позади кумачового стола – нервничала. Поглядывала на часы, порываясь уйти.
  - Да он щас… - твердил заученно капитан. – Будет с минуты на минуту.
  Наконец в красный уголок вшагнул тот сержант, из-за которого вчера весь этот сыр-бор и разгорелся. Он же – и свидетель.
  «Слава богу,