рычит... И еще одно. Я в бинокль все гляделки проглядел, пытаясь его шевроны увидеть - и не увидел... Потому, что нетути... Я Касику наказал, чтобы, как тот начнет бредить - прислушался, а если глаза откроет - присмотрелся...".
Окунь недоумевающе спросил: "А почему у "Умки" и не спросить, когда он в себя придет?".
Командир укоризненно посмотрел на своего бойца и ответил: "Эх, Окунь... Ты смекай - придет он в себя, увидит ополченцев - глаза-то сразу первую его реакцию выдадут. А если забредит - язык выдаст. А ровно через секунду, как он поймет, кто мы, он - если враг - уже придумает, как соврать тебе. И ты вранье сглотнешь, потому, что доказательств у тебя не будет... А потом может худо быть... Он, может, уже врет... Поглядим...".
Окунь молчаливо согласился с командиром. А Брест, начиная, снова, наблюдения за прилегающей местностью, произнес: "Сходи, пока, на позиции к Минусу и Моцарту, посмотри, не нужно ли им мин добавить. Для укров влезть на Лохматый - лишь вопрос времени. А мы их должны смести оттуда раньше, чем они оттуда хоть раз выстрелят. Ты знаешь, почему... Все, иди.".
Окунь, конечно, знал. Окунь знал, что в полутора километрах за их терриконом находится ТЭС, а в двух - водохранилище и туда не должны были попасть вражеские мины. И что, не будь бы Минска" - и Соловьевку, давно превращенную в укропские казармы и заброшенную шахту давно бы разнесли "Градами"... Но Минский договор был - и потому миссия охраны ТЭС с этой стороны легла на их крепкие плечи, минометы калибром 82 мм., "Утес" и ПТРС...
...Тяжело скрипел плотный, утоптанный сапогами бойцов снег под ногами Окуня; уже доносился до его слуха негромкий говорок бойцов с восточного склона террикона, слышалось такое же негромкое позвякивание металла - кто-то работал саперной лопаткой...
Скоро Окунь увидел их - Минуса и Моцарта; Минус, как раз, и махал саперной лопаткой, углубляя их окопчик-"щель" и устраивая там полочки для носимых предметов и оружия. Моцарт сидел на пустом ящике из-под мин и перебирал снятый с миномета прицел. О доходившей до ранга религии аккуратности Моцарта, о том, что Моцарт так же аккуратно и точно, первой же миной "накрывая" цель, он и бил из своего миномета - знали все далеко за пределами роты...
Подойдя еще на пару шагов ближе, Окунь поприветствовал бойцов: "Здорово, чудо-богатыри, высокоточные стрелки! Как оно, ничего? Корнеплодов хватает?".
За обоих, не выныривая даже из окопчика, ответил Минус: "Здорово и тебе, Окунь-рыба! "Свеколок" у нас по пять штучек на один тромбон, если что - есть чем, с божьей помощью, причастить орков. А на данный момент главное оружие бойца Минуса - инструмент "лопатус", произвожу модернизацию укрытия для расчета наших сверхтяжелых орудий.".
Минусу, конечно, и не было нужды отвлекаться от своего дела - благодаря характерному выговору буквы "О", вологодского тракториста Окуня узнать можно было за версту...
Сам Окунь сейчас постоял некоторое время, окидывая придирчивым взглядом позиции двух минометчиков и произнес: "Думаю, по пять штук на ствол для первого удара вам хватит. А то лупанет "ответка", зацепит осколком корнеплод - и получите вы тут миниатюрную Балаклею... Ладно... Минус, после работы то, что ты навыкидывал на гора, притруси снежком... Не ровен час, укры "трактор" поднимут... А я пойду, пожалуй, восвояси...".
...Спустя несколько минут, вполне удовлетворенный тем, что увидел на позициях Минуса и Моцарта, Окунь вернулся на прикрытую заснеженными ветвями двух старых низкорослых шелковиц площадку, служившую их полу-взводу наблюдательным пунктом - НП и на которой сейчас находился их командир - Брест.
Брест, протирая фланелькой линзы трофейного бинокля, спросил подошедшего Окуня: "Ну как там, на восточном склоне нашей горы? "Снарядного голода" не ощущается?".
Окунь, улыбнувшись словам командира, ответил: "Ни в коем случае! По пять мин на каждый миномет - для первого удара и до пополнения БК, как раз хватит... Товарищ командир, разрешите вас сменить, пойдите погрейтесь!".
Брест, так же, улыбнувшись, сказал: "Ценю в бойцах заботу о командирах, так же, как и сам стараюсь заботиться о бойцах. Но от твоего предложения вынужден отказаться. Двигай на свою позицию и нанеси на саою карту стрельбы следующую точку: удаление 806 метров, возвышение 75 метров, направление кратко - 1 час.". Окунь, прежде, чем ответить на слова командира, поскреб свою бороду - короткую рыжевато-пепельную "рамку" вокруг нижней части лица и без всякого удивления спросил: "На Лохматом, что ли?". Брест, передавая ему бинокль, ответил: "Да. Что-то там орки затевают. Взгляни сам.".
Окунь приложил "оптику" к глазам и, взглянув в указанном направлении, обратил внимание на беспорядочно мотающиеся ветви пары деревьев... Было очевидно, что укры оборудуют выносной НП, а скорее, "гнездо" корректировщика огня; работали укры грубо и, видимо, в торопях, но уже сам факт подготовки врагом наблюдательной точки на Лохматом терриконе не сулил ничего приятного...
Отдавая командиру бинокль, Окунь сказал: "Намек ясен.".
Брест, принимая из рук своего бойца бинокль, ответил: "Тогда, как сделаешь свое дело, пройдись и созови сюда, на НП, всех ребят, включая и Касика. На несколько минут, я думаю, он может оставить наших "пассажиров"... Будем держать военный совет.".
Окунь ушел...
Командир продолжал обозревать в бинокль местность вокруг, попутно отмечая про себя, что поднимается ветер и не только мешает наблюдать за давно ожидавшимся шевелением укров на Лохматом терриконе, но и лезет достаточно холодными пальцами за шиворот... Да... Сравнение отдавало мертвечинкой и Брест, сам его "породивший" в своем уме, поежился...
...Несколько минут спустя, мимо него промелькнул несущийся на позицию Визиря Окунь. А еще через минуту, когда Окунь, снова, мелькнул низколетящим боеприпасом мимо, направляясь на позиции Минуса и Моцарта, к Бресту подошел Мрак, минометчик, сидевший на западном склоне их "горы". Мрак сейчас дул на подмерзшие пальцы - наверное, потому, что, минутой раньше, он возился с тонкой настройкой унла возвышения своей "трубы".
Через десяток минут рядом с Брестом скучились все - Окунь, Мрак, Визирь, Минус, Моцарт и Касик - все шестеро его бойцов, каждому из которых не было цены. Все они смотрели сейчас на него и ждали его командирского слова. И теперь, когда они все были здесь. он это слово молвил, заговорил - негромко, неторопливо, веско: "В общем, слушайте, товарищи бойцы. Наблюдал я тут за нашими небратьями... Ну, помимо того, что к ним приехала БМП-2, они, в кои-то веки набрались дури и, вполне логично, полезли на Лохматый. Полезли грубо и я это углядел. Полезли в одном только месте, а значит, сидеть там будет корректировщик или наблюдатель. Значит, скоро можно ждать обстрела защищаемых нами обьектов... Я, конечно, буду еще наблюдать, или же кто-то меня тут сменит... Но я, все же, думаю, обстрел с террикона они вести не будут. О том, что мы тут сидим, они, конечно, не знают, но предположить могут, если не совсем идиоты. А значит, можно ожидать, что, прежде, чем обстреливать основные цели, обкидают нас - для того и посадили на склон наводчика... Ну, вот... А мы, рискуя жизнью, конечно, действовать будем по плану "Мухобойка". То есть - начнем с того, что брякнем "свеколку" на этот их выносной НП, а затем - уже спокойно, совместно с расположенной в километре западнее нас батареей "120-тых", забросаем корнеплодами огневые точки укров. Все это давно нами обговорено, я просто напоминаю план...".
Бпест умолк - словно, для того, чтоб услышать одобрительный говор среди бойцов. Но услышать, конечно, он хотел другое.
И он услышал это - услышал, как Мрак спросил: "Мне, я так понял, передвигаться на заппозицию?".
Ответил минометчику - молодому кубанскому казаку, рослому, плечистому, немногословному: "Да, Мрак, придется.".
Тот сказал: "Добро.".
Брест, еще помолчав, произнес, оканчивая этот краткий военный совет: "Мы и наши "старшие братья" замаскированы так хорошо, что укры и не подозревают, что мы здесь есть - у них-то под носом... Потому мы их посвятим в то, что тут кто-то есть. Кто-то неопределенный... Пройдемся по Лохматому, по верхушке, из "Утеса", дадим им направление - только в сторонку от нас. А потом уже, когда их выносной НП нас "засечет" - влупим им... Ладно, совет окончен. Всем разойтись по своим позициям. А ты, Касик, задержись.".
Касик услышал слова командира - и остался рядом с ним, когда остальные пятеро бойцов отправились на свои позиции.
А Брест, поглаживая бороду широкой ладонью, спросил, обращаясь к Касику: "Ты осмотрел пса?".
Касик ответил ему: "Да, товарищ командир. Пес подрезан ножом, рассечена по касательной, неглубоко, правая передняя лапа, есть порез на груди, тоже неглубокий... Я ему сейчас налил бульона, он, не вставая, язком лакать начал... Оклемается, оклыгает, думаю, быстро.".
Брест немного помолчал, затем сказал: "Значит, подрезан... Скорее всего, штык-ножом из положения "лежа"... Да, есть ощущение, что пес нашему "Умки" помешал в кого-то стрелять. Знать бы, при каких обстоятельствах... А это вот у пса не спросишь... Теоретически, у нас есть возможность допросить нашего "Умку", как только он придет в себя... Но мы люди умные и делать этого не будем.".
Касик спросил: "Почему?".
Командир ответил ему: "Потому, брат Касик, что против этого намерения есть два "а что, если". Номер один - он, банально, может быть истощен от потери крови и перелхлаждения - это вполне может быть правдой. Номер два - он может быть истощен, или нет, но он может оказаться незамутненной чистоты укром и начать "игру", чтобы самому себя не "слить" и делать вид, что, как раз, истощен, контужен... И черта с два ты докажешь обратное... Нет, брат... Мы будем "читать" эту книгу по глазам и делам. Тем паче, что время для этого у нас есть - наша мотолыга не придет за нами раньше, чем через неделю...".
"Теперь я понял, товарищ командир. Да - обойдемся без допроса. К тому же, у нас есть тот, кто точно идентифицирует "Умку", как врага - пес." - сказал Касик.
Командир, соглашаясь, кивнул и, оканчивая разговор, произнес: "Да, пес... Ладно, ты свободен и сам знаешь, что делать. Боевой приказ ты получишь позже, лично от меня. Я еще понаблюдаю за врагом, затем меня сменит... Пожалуй, Моцарт - мне нужен будет взгляд педанта, от которого не ускользнет даже лишний волосок на том же Лохматом.".
Касик, в свою очередь, тоже согласно кивнул и развернулся, собираясь идти обратно в блиндаж...
...Еще поворачивая за выступ-гребень на вершине террикона, он услышал донесшийся от блиндажа звон и грохот, затем, находясь уже ближе - долгий свирепый рык пса.
Буквально через пару секунд, влетев в блиндаж, он увидел затухший очаг. Огонь был залит водой из перевернутой кастрюли с вареной картошкой; картофелины раскатились по земляному полу блиндажа. Раненный хрипло стонал, закатывая широко раскрытые глаза. Пес, повернувшись к раненному человеку, продолжал негромко и недобро рычать...
Не было никакой возможности выяснить, кто из
