двоих - человек, или зверь перевернул кастрюлю, оставив их без ужина и загасив огонь. И оставалось лишь заняться наведением порядка и разжиганием нового огня в очаге...
Но, спустя несколько минут, собрав обратно в кастрюлю измазанную землей картошку и шаря рукой по полке рядом с очагом, Касик обнаружил, что единственная в полу-взводе коробка спичек исчезла...
Не приходилось думать о том, что все, что сейчас произошло в блиндаже, устроил зверь, а не человек. Это устроил именно человек, лежавший на топчане и, вне сомнения, минуту назад свободно вставший с него.
Касик совершенно не думал о том, стоил ли подьем с топчана какой-то боли неизвестному бойцу.
Ополченец снял с плеча свой автомат, сдвинул вниз до щелчка его предохранительный рычаг и, держа АК нацеленным на лежащего человека, сел на перевернутый ящик из-под мин рядом с очагом. Затем он произнес: "Если бы ты не украл спички - я бы не так скоро понял, кто ты такой. Но с этого момента ты - укроп и пленник. А теперь - быстро - верни спички!! Иначе я приму меры, чтобы ты остался калекой на всю жизнь.".
Касик был самым молодым в их полу-взводе, хотя эта "молодость" была относительной - никому из их семерки не было меньше сорокапяти, у троих из них воевали и сыновья. Но слова Касика звучали сейчас веско и твердо, не оставляя сомнений в том, что он совершит то, о чем сказал. Но человек, лежавший напротив него, никак не отреагировал на обращение Касика.
Касик остался сидеть на месте, с автоматом на коленях, нацеленным на врага и быстро тающим терпением...
...Ему пришлось сидеть так почти час - а лежавший на топчане боец, совершенно, никак не реагировал на его присутствие; он даже посчитал возможным прекратить стонать и закатывать глаза и заснуть, или сделать вид, что спит. Глаза его были закрыты, медленно, спокойно вздымавшиеся и опадавшие грудная клетка и живот должны были убедить ополченца в том, что его пленник уснул...
...Спустя почти час к блиндажу приблизился Брест. Он был без бинокля - бинокль он передал Моцарту, сменившему его на наблюдательном посту.
Спустившись к блиндажу и откинув брезентовый полог у входа, командир сразу увидел все...
Со свойственной ему быстротой принятия решений, командир понял, что произошло.
И спросил Касика — уже просто "для порядка": "Что у тебя тут случилось? Бунт на корабле?".
Касик ответил Бресту: "Этот вот "Умка" пытался оставить нас без ужина. А возможно, это был отвлекающий прием, черт его знает... Но только главное не это. Он и не "спалился" бы на этом, может... А главное то и "спалился" он на том, что украл спички. Единственную коробку. Бьюсь об заклад, мы ее больше не найдем...".
Брест, выслушав Касика, помолчал и спросил: "Ты уверен, что это он... Ты же сам видел, вроде, что он ранен...".
Касик ответил: "Я уверен, что у него скоро кончится действие наркотика...".
Брест переспросил: "Наркотика?".
Касик ответил: "Да. Он "киборг", товарищ команди... Пока я ходил на военный совет, ему наверняка, хватило времени принять наркотик... ".
Командир, вновь, потеребил свою боярскую бороду,помолчал и, неприязненно взглянув на лежащего на топчане из минных ящиков человека, сказал: "Да... А что? Вполне может быть... Ладно, картошку мы перемоем... Это не трагедия.". И, затем, добавил: "Я, вообще, шел тебе сказать, чтобы ты установил "Утес" наш на позиции на высоте шестьдесят пять метров и вжарил оттуда длинную очередь. а потом две покороче, куда нибудь повыше... И как сделаешь это- бросай "Утес" и беги оттуда... Я за тебя тут пока подежурю. И подожду, пока этого гаврика "отпустит". Ежели, конечно, его сегодня "отпустит"... Я же не знаю, что они там колят или едят... ".
Касик, коротко ответив: "Есть!", собрался уже выйти из блиндажа, но тут, словно. спохватившись, Брест сказал: "Стой. Проверь карманы его "горки". Может, он там наркоту свою прячет... А может, там и еще что поинтереснее есть...".
Снятая с этого неизвестного бойца "горка" висела тут же, рядом с затухшим очагом, у входа в блиндаж. И Касику было несложно запустить руки в ее карманы...
Порывшись в карманах "горки", Касик, действительно, выудил оттуда пару одноразовых шприцов, пол-упаковки небольших пластиковых ампул, каких сам Касик никогда раньше не ивдел и пакетик с несколькими крупными темно-зелеными таблетками.
Все это он передал командиру. И отправился выполнять боевой приказ...
...На позициях минометчиков царило оживление, юудто товарищи готовились к какому-то празднику. И, хотя, война, вообще, совсем не похожа на праздник, Касик почувствовал, как и его охватывет дрожь возбуждения в предвкушении боя.
Он легко подхватил за складную ручку сверху свой тяжеленный "Утес" на четырехлапом станке, стоявший на его основной позиции, недалеко от их наблюдательной площадки и направился со своей ношей на расположенную "этажом ниже" запасную позицию, находившуюся далеко в стороне от позиций минометчиков.
Там - у одиночного окопчика-"гнезда", за бруствером, сложенным из сухих коряг и породы, он быстро и заботливо установил пулемет, залез в свой окопчик, навел пулемет на самую макушку Лохматого террикона... Как давно привык - сделал пару глубоких, спокойных, медленных вдоха - и нажал на спусковой крючок.
Затрясло в руках крупной бешенной дрожью рукоять и приклад "Утеса", заложило уши от звонкого и тяжелого стаккато, превращая в пар снег под собой, посыпались стрелянные гильзы...
Он дал одну очередь - ка ки просил командир - длинную, затем, с минимальным перерывом - вторую, третью - и тут же выскочил из окопчика, подхватил "Утес" - и побежал по склону вверх, глубоко продавливая снег под собой - и все равно, временами, поскальзываясь и хватаясь за стволы и ветви шелковиц и акаций...
А в это же время Брест стоял у входа в блиндаж так, что его не было видно, но ему, слегка отодвинувшему брезентовый полог, заменявший дверь, было видно все все внутреннее пространство блиндажа. В руках у Бреста был автомат Касика, который он держал так, чтобы, в любой момент, можно было парой выстрелов упредить возможные враждебные действия того, кто находился внутри.
Брест отлично видел, как, через десяток секунд как он,нарочно, погромче топая, вышел из блиндажа, человек на покрытом плащ-палатками топчане пошевелился, открыл глаза, быстро поднялся...
Этот человек не стал подходить к своей "горке" и рыться в ее карманах. Он, осторожно ступая мимо лежащего огромного пса, двинулся к выходу из укрытия...
Пес зарычал...
Человек замер.
И в этот момент Брест резко откинул полог - и взгляд командира встретился со взглядом врага.
Не говоря ни слова, Брест схватил его за грудки и вытащил наружу...
Теперь он мог получше рассмотреть этого бойца, который пару часов назад еще был неизвестно кем, а теперь, явно - врагом.
Перед Брестом стоял щуплый, но жилистый, напружиненный, готовый броситься в рукопашную, или рвануть наутек, парень лет тридцати; лицо его, смуглое, с низко нависающими над запавшими глазами надбровными дугами, обрамляла неопрятная тонкая бородка пепельного цвета, в бегающих серо-водянистых глазах, на первый взгляд, не было никакого выражения - но на дне этих серо-водянистых, цвета помоев, глаз затаились злоба и гадливость...
Опять, не говоря ни слова, Брест ухватил укра - на этот раз - за плечо, развернул и сильным толчком, словно тот был снарядом, досылаемым в ствол пушки, "дослал" его обратно в блиндаж, не выпуская, шагнул следом, еще раз "дослал" в направлении топчана и, отпустив руку, подождал, пока тот лицом соприкоснется с перевернутыми минными ящиками, составлявшими нехитрое ложе. Затем взял того на прицел - ствол "Калашникова" своим смертоносным "оком" уставился тому точно в переносицу на повренувшемся сейчас кверху лице.
Пес у ног командира продолжал глухо, но угрожающе рычать...
Только теперь, с презрением глядя на вражеского бойца, Брест произнес: "Лежи! Целее будешь. Дернешься - я за себя не отвечаю.".
В этот момент он услышал скрип снега, топот тяжело бегущего человека - и, откинув полог и скосив глаза в сторону входа, увидел подбегавшего к блиндажу Касика с его пулеметом в руках.
Едва Касик остановился и поставил на снег "Утес", как со стороны заброшенной шахты раздался ухающий грохот, с душераздирающим воем взвились в воздух несколько мин, хлестко захлопала пушка БМП-2... И через несколько секунд их террикон задрожал от тяжелых разрывов, оба - и Брест и Касик, ракетой залетевший в блиндаж, широко открыли рты. чтобы не оглохнуть от раскатов взрывов... Где-то за стенкой блиндажа с громким долгим шорохом "поехала", осыпаясь, порода, в паре метров от входа в укрытие упал и покатился по снегу криво оторванный хвостовик от мины, что-то ударило по крыше блиндажа...
...Как и рассчитывал Брест, укропы "положили" мины значительно левее и ниже позиций затаившихся минометчиков. Но вслед за этой серией мин и снарядов, вполне могла быть запущена в сумеречное небо над долиной и терриконами вторая, которая могла упасть в лббок скчто на терриконе.
Времени на то, чтобы засечь огневые точки противника было чудовищно мало...
Но в это ничтожно малое время между залпами батареи минометов и БМП, Моцарт, укрывшийся в узкий окоп-"щель" сразу за наблюдательной площадкой, успел сделать свое дело - его феноменально острые, привыкшие "схватывать" малейшие детали, глаза запомнили расположение вражеских огневых точек. Когда в воздухе завыла вторая серия мин и засвистели, буравя воздух, тридцатимиллиметровые снаряды БМП, он, как и остальные бойцы в своих окопах, пригнулся пониже, стараясь, по возможности, уберчь голову и держа раскрытым рот...
А спустя десяток секунд, когда с террикона еще сползал потревоженный взрывами снег и, шурша, сьезжала и скатывалась порода, Моцарт уже бежал к своему миномету.
Брест, чье место было сейчас там, в окопе-"щели" на наблюдательном пункте их полу-взвода, бежал сейчас туда.
Касик оставался в блиндаже один, если не считать пса, обеспокоенного грохотом разрывов, но, как видно, не напуганного.
Касик сейчас сел на тот же минный ящик у очага, положив автомат себе на колени и наведя его на лежащего укра и не спуская с того глаз. А огромный черный пес, повернувшись в сторону Касика, медленно, словно,рассчитывая каждое движение, пытался подняться...
Наконец, ему это удалось - и зверь, рост которого в холке достигал бы, почти, пояса стоящего во весь рост человека, медленно, прихрамыая, направился к Касику. Подошел вплотную, шумно вдохнул его. Касика, запах... И... Лизнул лежавшую на цевье автомата ладонь бойца...
Касик поднял руку, погладил пса, потрепал густую блестящую черную шерсть на шее, и спине... И огромный пес полодил тяжелую свою голову ему на ноги, готовый принять простую и искреннюю людскую ласку...
А снаружи снова ухало и грохотало, залпы их минометов и разрывы вражеских мин на терриконе и вокруг него то звучали слитно, то с разницей в секунду-другую, сыпалась мелкая порода с выступа-гребня, ехала целыми мини-лавинами со склона...
...В то самое время, когда протяжно-звеняще грохнуло,
