унесла к себе.
Немой больше не показывался. Народ по привычке ещё пороптал маленько да и утих.
Разбуженный перепалкой пассажиров, задвигался на своей постели бородатый, надавил на лоб и, раскачавшись, принял наконец вертикальное положение.
- Садись, чайку похлебай, - с пониманием сказал тощий.
- Всю воду не перепьёшь.
За пыльным стеклом бесконвойно стекали в ложбину удалые российские коровы. Печаль их была светла – весь их гурт совсем недавно перевели на самофинансирование. Каждая бурёнка решила дать в текущем году пять тысяч литров молока. Были бы вёдра.
Пассажиры, заглядываясь в окна на коров, безудержно острили. Они не завидовали коровам, - как те не завидовали пассажирам: уж добрую четверть века животные с трудом отгадывали на обратном пути их иконописные после Москвы, исхудавшие лики… Пока бурёнки прогнозировали, фирменный уныло подсовывался к столице. Тощий, будто что-то вспомнив, нехотя оторвался от окна и спросил у бородатого:
- Так как, Лёня, если сегодня ночным не уеду, на тебя рассчитывать можно?
- Не понял.
Я с удивлением посмотрел на бородатого.
- Ну ты же вчера говорил, что живёшь один на Ордынке, старый отреставрированный дом возле аптеки, и нет проблем…
- Может, спьяну… На Ордынке тётка живёт. А мы на Госпитальном Валу, в коммуналке…
Тощий аж закусил губу.
- Да и чёрт с ним, на вокзале пересплю.
Колёса простучали мост через Яузу. Народ поспешно одевался, машинально настраиваясь на заполошный столичный лад.
- Пассажиры, кто полотенце не сдал? – истошно прокричала проводница и двинулась винтом по коридору.
Все виновато переглянулись.
1988г.
