Всеволодовича. У того на глазах были слезы.
– Ваша дочь – настоящий герой, коллега, – проговорил Марио тихо. – Я горжусь, что был знаком с ней. – Сказав это, он сунул руку в карман и вынул из него маленькую зеленую флэшку. – Это обращение Ларисы к мировой общественности. Она записала его и передала мне незадолго до гибели. Здесь она рассказывает всю правду обо мне, Эвердике и «Аплое». Передаю этот материал вам, господин консул.
Я взяд флэшку из его рук и сжал ее в кулаке.
В этот момент в моем кармане ожил телефон.
Айкин голос в трубке был взволнованный и даже испуганный:
– Папа, это ты? Это я! Мне только что позвонила Лиля. Два часа назад от обширного инсульта скоропостижно скончался Эвердик! Ты слышишь меня, папа? Эвердик умер! Папа, ты слышишь?
Я обессиленно опустил руку и выронил телефон.
Эпилог
Ну, вот, собственно говоря, и всё. Добавить осталось совсем немного – лишь для того, чтобы подвести окончательный итог этой странной истории.
Похороны Эвердика были пышные, но прошли частным порядком: кроме меня, Рогнеда и еще нескольких сотрудников Консулата, никто из официальных лиц на них не присутствовал. Журналистов тоже категорически не пустили. Рогнед, вообще-то, и меня отговаривал, чтобы, как он выразился, лишний раз не светиться в сомнительной компании, но я все-таки пошел, решив, что формальных обвинений против покойного пока никто не выдвигал, а слова доктора Марио – это всего лишь слова доктора Марио. В конце концов, существует презумпция невиновности, а следовательно, Эвердик невиновен, пока судом не установлено обратное.
Похоронили бывшего консула в его замке, в семейном склепе.
– Не верю! – упорно твердил Марио. – Он не умер! Вы похоронили клона! Настоящий Эвердик скрылся. Позвольте мне провести генетический анализ трупа, и я вам это докажу!
Разумеется, этого ему никто не позволил, хотя версия была не лишена смысла, ведь Эвердик имел доступ ко всем генным технологиям доктора Марио, а потому вырастить своего нежизнеспособного клона, как это в свое время сделал сам доктор, для него не составило бы никакого труда.
Зато Марио с помощью Олега Всеволодовича провел блестящую микрохирургическую операцию по восстановлению поврежденных нервных стволов моей Тэнни. Для этого он просто активировал до сих пор дремавшую в ней искусственную генную структуру, которой когда-то так боялся Виллиталлен, и девушка моментально пошла на поправку. Через неделю после операции она впервые смогла пошевелить ногами.
– Я окончательно включил в ней Ларису, – сказал тогда Марио, видя, что операция удалась. – Эти дополнительные молекулярные цепи целиком принадлежат ей. Так что, господин консул, можете считать, что Лариса не умерла. Ее ДНК продолжает жить в ее дочери.
Самого Марио, как ни тяжело мне было это сделать, я был вынужден передать Совету Согласия. Суда он не дождался и умер в камере от сердечного приступа. Суд посмертно оправдал его за отсутствием состава преступления. Посмертно же ему была присуждена Нобелевская премия за его фундаментальные открытия в области генетики. Находясь в тюрьме, доктор написал свою последнюю научную статью. Она была посвящена Тэнни и Айке. «Предназначение этих девочек глобально, – писал Марио. – Они пришли в наш мир, чтобы изменить людей; чтобы положить конец войнам, ненависти и жестокости; чтобы заложить основы нового общества, где людей будут ценить не за силу и деньги, а за ум и доброту». Возможно, он несколько идеализировал, ведь он был ученый, не видевший и не понимавший ничего, кроме своей науки. Но дай Бог, чтобы он оказался прав. Во всяком случае, я по-прежнему счастлив со своими дочерьми и по-прежнему верю в их светлое будущее.
Сейчас я уже год как оставил консульскую должность. Меня, отчасти неожиданно для меня самого, избрали Генеральным секретарем Совета Согласия. Засидеться на этом посту невозможно, не то что в Консулате. Генсек может занимать свое кресло не более двух пятилетних сроков, и я этому даже рад: я бы ни за что не согласился сорок лет просидеть в одном кабинете, врастая корнями в свой стол и наживая грехи, вольные и невольные. Чем я собираюсь заняться по истечении срока моего секретарства? Возможно, уйду из большой политики. Во всяком случае, именно этого хотели бы от меня мои дочери Тэнни и Айка. Айка, правда, сейчас уехала от меня, учится где-то в Америке и мечтает стать крупным экономистом. Зато мой Тигренок до сих пор неотлучно со мной, – мой верный помощник и (что уж тут поделать!) надежный ангел-хранитель. Она все еще ходит с изящной тросточкой – скорее по привычке, чем по необходимости, и является президентом Фонда имени Ларисы Рубинцевой. Рогнеда Катковского я, не колеблясь, назначил консулом по безопасности. Кажется, он доволен, хотя иногда и ворчит. Симонис дослужился до генерала. Мы с ним в прекрасных отношениях. Он, кстати, очень жалеет, что Тэнни по состоянию здоровья больше не тренирует его спецназовцев. Ее школы им очень не хватает.
Лариса по-прежнему со мною – в моем сердце, в моих дочерях и на экране телевизора. Мы с девочками очень часто смотрим сделанную ею последнюю запись, где она говорит, обращаясь ко мне и отцу с матерью.
Майя Наумовна умерла, так и не написав роман об «Аплое». Вместо нее это осмелился сделать я. Не знаю, насколько талантливо у меня получилось, но Олег Всеволодович прочел и уверял, что Майя Наумовна была бы довольна.
Недавно Айка приезжала на каникулы. Она перестала красить волосы, и к ним возвратился их натуральный, огненно-рыжий цвет. С внучками Эвердика мои девочки больше не поддерживают отношений, хотя для всех родственников бывшего консула обвинения против него стали шоком. Никто даже среди самых близких ему людей не подозревал, кем Эвердик являлся на самом деле. Впрочем, шум вокруг него, как и вокруг Марио, очень быстро утих – люди не любят слишком долго смаковать одно и то же, поэтому никакие сенсации не живут дольше пары месяцев.
Итак, моя рукопись завершена. Посвящаю ее моим любимым дочерям Афине и Айе – Тигренку и Белке, а также их матери Ларисе Рубинцевой, героической женщине, посвятившей свою жизнь служению справедливости и милосердию.
КОНЕЦ
18 ноября 2010 года.
