Великие Войны

Только те, что для златоведов… самые слабые. Хотя нет: можно же было бросить их в лаву Ородруина, для этого у Рауна не было никаких преград... Значит, нельзя: просто потому, что Раун сам был пленником этой цепи.
– Хорошо, допустим, я убью тебя… сейчас, здесь, в своих лесах. Заберу твоё кольцо…
– Не заберёшь.
– Почему?
– Оно неснимаемое. Пока в силе властелин колец – не заберёшь. Я снял кольца остальных после его гибели на Ородруине только потому, что он был повержен.
– Замечательно, – Йаллер оскалился. – Значит, ещё и не заберу. Почему же ты, сняв, не уничтожил? Тоже не смог?
Йаллер замолчал. Вспомнил Исилдура. Да, там был другой случай, кольцо было не его, он надеялся освободить Рауна, и всё же… Перед проклятыми кольцами останавливались все. Наваждение, не иначе.
– И чего же ты хочешь? Чтобы на твоё место он нашёл кого-то ещё? Того, кто не скажет мне – Йаллер? Того, кто будет верно служить и натворит множество бед? Чтобы сюда по твоим следам пришли орды ирукаев – забрать твой труп вместе с кольцом владыки людей? Всех не перебьёшь… а я тут один. Нет… если убивать, то всех сразу, а начинать с другого. С него. С его кольца.
Он попытался поймать взгляд Рауна, но тот продолжал скрываться под капюшоном.
– Я понял, – вздохнула в ответ тишина. – Хорошо. Я сделаю всё, чтобы помочь тебе. Но знай: я всё-таки обязан служить. И могу – не всё.
Раун развернулся, чтобы уйти.
– Я знаю, – с запоздалым раскаянием сказал Йаллер ему вслед.
– Не всё, – повторил Раун. – Я смог появиться здесь только потому, что он послал меня. Я не нашёл ему кольцо в реке. Ему нужна сила – чужая Сила. Он приказал снова поставить девять владык над людьми и подчинить остальных – через них. Их Сила пойдёт – ему. Тогда он надеется ускорить поиски и наконец найти. Ты понимаешь?
– Да. Да!
Йаллер прислонился к могучему стволу. Значит, война придёт сюда. Уже пришла. И это ему – стоять между людьми, элиа и Рауном Дагвиати. Потому что никто другой не справится… да и нет его, другого. Инкануш на это не способен, он просто встанет в ряды людей – против Рауна, – и всё.

***
Человек сидел у стола в ясном свете солнечного утра.
Луч падал через окно, почти звонкой яркой полосой приближался к человеку – к сапогам, не очищенным от пыли путешествия.
Человек смотрел куда-то вниз, а в солнечном луче плясали пылинки.
Человек бездумно смотрел сквозь утро, каменную стену крепости, земную жизнь – в века.
Перед ним лежало кольцо. Тускло-серебристое, простое… не украшение, не знак власти. За ним – если взять и посмотреть сквозь него на свет – ничего не было.
Он не знал, насколько жутким может быть это – ничего. Или – знал, но лишь умом, не мог понять, осознать, прочувствовать. Или – не хотел. Ждал другого. Был согласен заплатить.
Йаллер почувствовал, как что-то случилось, только когда человек надел кольцо на палец, и оно неснимаемым холодным звеном цепи соединило его – с другим.
С Рауном Дагвиати.
Он понял, что опоздал.
Что снова будет война.
Он знал, что даже если он немедленно бросится невидимым в гущу людей, если будет пытаться путать планы Рауна, отводить от него тех, кого тот изберёт, – война всё равно будет. Через отсрочку.
Он криво усмехнулся: из него плохой интриган, а людям свойственно желать власти и бессмертия. Или того, что хоть чем-то на него похоже. Давно, на Тайшеле… он думал о том, как смелы люди, которые шагают в смерть. Вынужденно смелы. И – что же? Они утратили свою смелость? Или её и не было, а они цепляются за любую возможность отодвинуть неизбежный шаг в бездну? Отодвинуть – а лучше и вовсе избежать? И – да, наличие рядом элиа и руниа наводит на мысли о том, что это возможно. Реально. Эти могут, почему же людям не дано?..
Чувство вины крепко вцепилось в горло. Он же сам – руниа. Память именно о нём сидела у Рауна долгие годы. Здесь, на Аксерате, тлевшая исподволь мысль о возможности немыслимо долгой жизни разгорелась ярким пламенем, – и брат поймал Рауна на крючок.
…Он не ошибся.

***
Он пришёл к людям, – к соседям Рауна. Он знал, что Инкануша здесь нет, и старался выглядеть обычным человеком, – насколько это возможно для руниа, – старался думать, как люди, чувствовать, как они, стремиться к тому же и жить их бедами и тревогой. Когда приходило время, он отводил глаза всем, и люди принимали его тихие слова за свои мысли, за услышанное где-то случайно, отчего начинало сильнее биться сердце.
– …нет, вы не понимаете. Этот клинок-видение – ваша жизнь, ваша сила, ваша ненависть и желание убивать и мстить, ваша мечта отдать мёртвое – мёртвым, оставить живое – живым. Чтобы сотворить его, вы должны жаждать этого так, как будто никто не в силах отомстить, кроме вас. И тогда – получится. Это – часть вас самих, часть вашей души. Он бьёт в самую цель, туда, где душа соединяется с телом, – и разрывает их. Не сразу. Да, я вижу, – вам трудно, здесь – тяжело, здесь вихри Силы, которые мешают смотреть вдаль и слышать чужие мысли… я знаю. Пойдите к кузнецам и велите отковать себе мечи. Я помогу. Я подскажу секрет. И вы – соедините Клинок Жизни с металлом и огнём, чтобы ваша ненависть и жажда мести застыли навеки, дав вам оружие. Противостоять ему не смогут те, кто несёт в себе смерть. Бейте их. Бейте без промаха и не щадите. Когда они умрут, то будут благодарны вам за свободу. Но не тешьте себя понапрасну: многие из вас падут от их руки. И от этого – только сильнее станет ваш клинок, он впитает вашу боль и ваш ужас, ярость бессилия и желание стереть нечисть с лица земли. Бейте их, но берегитесь: их кольца из того же железа, и от них идёт смерть. Смерть гнилая и подлая, исподтишка глодающая вас и убивающая то, что ей противно более всего на свете: желание жить. Вы – ради жизни точите ваши мечи. Они – в страхе предались смерти. Они наёмники мертвечины, ползучих призрачных болотных огней, они не знают солнца, простора, огня и свободы. Они струсили – прожить жизнь со всей её остротой, с полётом и падениями, чтобы достойно встретиться со смертью. Они из вашего же народа, но они предали вас тому, кто хочет тянуть из вас соки жизни, потому что лишён – своих. Они не имеют права на жизнь. Бейте их. Бейте!..

***
Война исподволь подползала к деревням и крепостям, война жила везде – в застывших от тревоги и страха лицах, в стуке копыт, вслед которому оборачивались все, готовясь скрыться, вжаться в землю, исчезнуть. Осень мчала над головами седые облака и заливала землю дождями, наползали туманы, а из туманной мглы на рассвете бесшумно вырывались всадники, и война надвигалась на соседние земли, раз за разом, шаг за шагом.
В Могильных Курганах хоронили мертвецов. Старое кладбище, далёкое от поселений, вдруг стало нужным, – потому что убитых подручными короля-чародея боялись даже после смерти. Раненые просили добить их, пока они не истаяли от чёрной хвори, высасывающей силы, и страх был сильнее рассудка, но не все решались, и кому-то приходилось долго и мучительно угасать. Тех, кто стал прозрачен от неведомой болезни, тех, кто умер, потеряв способность улыбаться солнцу, живые боялись коснуться: трупы оттаскивали палками, заколачивали в гробы и отвозили подальше, к границе с заповедным лесом, – туда, куда люди по своей воле не сунутся. Могильные Курганы окутал ужас, десятилетия и века войн уносили туда людей вновь и вновь, и не было этому конца. Позже – Могильные Курганы стали огрызаться, во время похорон люди выскакивали оттуда и, теряя рассудок, несвязно говорили о костлявых руках и пении, которое никто, кроме них, не слышал. И люди перестали хоронить погибших от чёрной хвори: их останки стали добычей огня. Люди стали верить в огонь, в его охранительную силу, вера эта была зыбкой, как само пламя, никто никогда не видел, чтобы огонь сжёг хотя бы одного из людей-призраков, но усомниться означало предать остатки надежды, потому что на месте подручных короля-чародея, поверженных заветными клинками, появлялись другие, и число их оставалось неизменным.

***
В огромном синем небе разгоралась острая холодная звезда.
Йаллер видел, как она запуталась в ветвях. А другие не видели её вовсе. Другие, которые рубились насмерть и погибали в отсветах пламени горящей крепости.
И когда верховой Раун бросился на людей с заветными клинками, прямо перед ним возник оскаленный чёрный зверь. Он сверкнул клыками на воинов элиа и людей, коротко рявкнул. Раун чудом удержался в седле, а дальше – его уносила от смерти сила, над которой он был не властен.
Он летел по чернеющей равнине, под тёмно-синим небом, и неподвижная холодная звезда висела над головой. Чёрный зверь огромными прыжками нёсся рядом, не отставая, воинам оставалось только смотреть вслед, кто-то в ужасе шептал о том, что никому из рождённых смертными не одолеть короля-чародея, а другие наконец выпустили стрелы. Чёрный зверь взвился в воздух, стрелы вдруг разом вильнули в сторону и осыпались на землю, как осенние листья. После – уже никто не осмелился наложить стрелы на тетиву.
Раун уходил. В просторе мёрзлой степи, в перелесках – летела над головой неподвижная, как знак судьбы, звезда.

***
Череда белых всадников в яркой лунной ночи казалась призрачной. Йаллер в первый момент не понял: почему они белые, почему едут на запад, почему едут мимо его зачарованного леса, да что же, что же это такое?!. Его раскрыли, война пришла на порог, Раун не сумел воспротивиться приказам своего хозяина и привёл своих подчинённых – убивать? Он выскочил на опушку леса, готовый отбиваться.
Потом он услышал тихий разговор на языке элиа – и медленно опустился в траву: живые мертвецы были ни при чём. У него даже дух захватило: да сколько же можно? получается, он живёт в постоянном ожидании самого плохого, и никакие другие варианты даже в голову не приходят…
Верховые элиа тихой кавалькадой ехали в лунной ночи на запад. Путь их был полон печали, - Йаллер понял, что они кого-то провожали, кто-то один должен был покинуть остальных… покинуть привычную за века жизнь, уют, дом… покинуть своих. Они-то и окружали отъезжавшего последней заботой. Йаллер пригляделся: не отъезжавшего.
Отъезжавшую.
Она была красива, как все элиа, но красота её истаяла, и Йаллер внезапно осознал: а ведь он был прав, она действительно похожа на призрак. Неужели он что-то пропустил, и живые мертвецы добрались до неё? Сначала рванулся – узнать, но остановил себя. Они давно уже знают смешную песенку-заклинание, которая говорит любому, кто может слышать: в случае беды бегите в зачарованный лес к тому, кто древнее всех на земле, он поможет. Они – не пришли. Не захотели.
А через мгновение он увидел рядом с отъезжавшей старого знакомого – короля из долины, который любил песни и носил его кольцо. Король славился умением исцелять, а ещё он умел делать охранные чары – если реку-границу желали перейти незваные гости, то река вздымалась и топила их… Видимо, он пытался излечить её сам. Не удалось. И теперь она уходила за море, в извечной мечте элиа про благословенный край, где исчезают все беды. Наивные…
Он просидел на опушке почти всю ночь. Кавалькада давно уже скрылась вдали, луна ушла, в воздухе повеяло грядущим рассветом, а он всё сидел, глядя в прошлое – туда, откуда взялась вера элиа в страну, где нет ни боли, ни забот, где все печали уходят