Все желания работников Компании в части удовлетворения их материальных потребностей удовлетворялись максимум за сутки, в течение которых любой товар (из предоставленного каталога) гарантированно доставлялся к парадному входу дома. О жилищных же проблемах, как уже было сказано, человек забывал, едва войдя под своды своего дома. Но вот религиозные потребности Служба доставки не удовлетворяла, да и не старалась удовлетворить. Не то, чтобы это было принципиальной позицией, просто в Компании считали данную сферу неприкосновенной privacy, куда посторонним вход запрещен. К тому же, нередко работники воспринимали свое пребывание на Аркадии как временное, искренне полагая, что год-два – и они вернуться на Землю. Так что церквей тут не было.
Синьора Лусия Санчес была сим обстоятельством весьма раздосадована. После того, как она вместе с сыном вырвалась из ада флавел Буэнос-Айреса, распорядок ее дня поломался самым решительным образом. Из него исчезли такие необходимейшие вещи, как поход в собор и визит на рынок. Сколько эмоций, помнится она переживала, направляясь на службу и отмечая, кто во что одет, и кто с кем идет. А обсуждение злободневных новостей? Разве видеофон передаст все охи и ахи, всплескивание рук и качание головой собеседников, которые вместе с тобой переживают все волнующие моменты? (Синьора Лусия до сих пор втайне была убеждена, что лицо на экране видеофона – не тот, с кем ты твой разговариваешь сейчас, а всего лишь картинка, подсунутая телекомпанией). Здесь, на Аркадии жалким подобием «рыночного клуба» стали визиты гостей. ( Но, увы, гости это совсем не то, это благовоспитанность и серьезность, это строгие правила и незыблемый ритуал, в гостях полагается быть настоящей сеньорой, сдержанной, хорошо одетой и причесанной, говорящей умные и пристойные вещи. В гостях невозможно обсуждать мужские достоинства очередного дона Хуана или с сарказмом комментировать безуспешные попытки полиции навести порядок на рынке.) Сначала синьора Лусия стала раздражительной, потом, подумав, организовала общественный комитет по постройке собора во имя Пресвятой Девы. Однако дела подвигались туго, поскольку держались лишь на добровольных пожертвованиях. Удалось лишь выбрать место для здания.
Вследствие все этого синьора Лусия вынуждена была пока удовольствоваться малым домашним алтарем, разумеется, посвященным Мадонне. Здесь она аккуратно каждое утро преклоняла колени перед образами с благодарностью Марии, не забывая это проделывать и при каждом удобном случае. Так, например, после известия о взрыве на Заводе она полдня молила Деву сохранить жизнь ее мальчика. Хвала ей, Диего остался жив. Конечно же, синьора Лусия снова поблагодарила Богородицу, и заодно попросила ее о хорошей невестке, ибо она была твердо убеждена, что теперь-то, когда жизнь стала сытой и спокойной, время для внуков пришло. Но увы, увы почему-то эта просьба не была услышана. Время шло, а подходящей кандидатуры на горизонте не просматривалось. Диего вместо того, чтобы ухаживать за девушками, все время проводил с этим… Мадонна, до чего же у этих русских трудные имена!... Василием. Вот и сейчас они о чем-то напряженно разговаривали в комнате Диего. Они не кричали, но голоса их звучали очень напряженно.
Потом сын пошел провожать гостя. Для этого требовалось пройти через гостиную. Дверь у синьоры Лусии была полуоткрыта и она услышала обрывок разговора.
- И все- таки – пятьдесят человек! А рабочих – только половина, да и то незнакомых.
- Ничего. Двадцать пять пополам – уже двенадцать с половиной. Две недели. А следующее заседание – через месяц. Это нам на руку. Успеем.
- Должны. Я очень надеюсь.
«Про что это они? – рассеянно подумала синьора Лусия. – Надеюсь, что ничего страшного. Но Диего – он так легко поддается чужому влиянию… Нет! Надо, надо снова заводить этот разговор!».
Синьора Лусия окликнула сына, когда тот возвращался к себе. Понимая, что про такие вещи неприлично спрашивать прямо, она начала издалека:
- Сынок, я тут прибиралась немного, нашла твои детские фотографии. Ты там такой смешной…
Диего промолчал.
- У соседей – этих парижан – дочка родилась. Второй ребенок. Я уже поздравила.
Сын все так же молчал.
- И там дальше, у Кристины Йокустель, уже третий…. Соседи на нас смотрят…
- Мама, ты опять?!
- Что опять?! Нельзя, сынок, идти против природы. Ты сам говорил, что наша жизнь стала достойной. Значит, пришло время подумать о детях!
- Мама! Сколько раз я тебе говорил! Я не могу быть счастлив, когда несчастны другие!
- Да кто же тут несчастен?
- Мама! Оглянись! Наши «генералы» в Компании набивают себе пузо и скоро, клянусь, лопнут от денег! А мы каждый день рискуем жизнью, чтобы они получали сверхприбыли! Каждый день кто-нибудь из нас может умереть, потому что взорвется печь! Но «жирные коты» не останавливают Завод! Потому что их не интересуют наши жизни, их интересуют только деньги!
- О, Святая Дева, спаси нас…
- На святых плоха надежда. Земных людей могут защитить только земные же люди. Мы поднимемся и опрокинем эту гнилую систему!
Синьора Лусия вздохнула. Разговор опять не получился. Диего словно не слышал ее. «А может, - вдруг мелькнуло у нее, - его вообще не интересуют девушки. Может, он…». Она покачала головой, отгоняя подлую мысль. Конечно, Диего не такой. Просто он еще не встретил свою избранницу, вот и говорит всякие глупости. М-да… Видимо делать нечего. Если ее мальчик не желает заняться выбором своей будущей жены, придется это делать самой.
Диего же воспринял качание головой как новый знак осуждения. Резко развернувшись, он прошел в свою комнату и нарочито громко щелкнул замком. Вообще-то он приказал себе не поддаваться на такие провокации, но все равно осуждение со стороны близкого человека задевало его каждый раз. Чтобы укрепиться он посмотрел на портрет Че Гевары, висевший над его кроватью.
- Настоящий революционер не должен связывать себя семьей, ибо болото засосет его, и он станет слабым. Семья есть тормоз революции, - нараспев точно молитву произнес он.
Потом Диего взял с этажерки черный берет с красной звездой и вздохнул. К сожалению, пышную черную бороду ( как у Че!) пришлось сбрить, поскольку она не помещалась в респираторе…
- Я клянусь тебе, товарищ, - он вновь посмотрел на портрет. – Настанет день и я войду в этом берете в кабинет генерального. И он тогда ответит! О, он ответит за все!
