"Карлик и горбун" Повесть.

Виталий.
- Тебе же завтра с утра на исповедь и причастие.
- Да мы по маленькой.
- Если только по маленькой, то давай.

Они вернулись в квартиру Виталия и расположились на кухне.
- Слушай, я вчера так и не понял, куда же делся горб? - Видимо Виталия так и не отпускала тема вчерашнего вечера.
- Думаю, превратился в крылья. - Спокойно ответил Антон.
- Ты сам то веришь тому, что говоришь?
- А что мне верить? Мне не надо верить. Я их чувствую и вижу. Ты вот свои руки чувствуешь? Видишь? Так и я, знаю, что они есть.
- Может ещё раз покажешь спину? Хочу убедиться в этом чуде, что от горба и следа не осталось.
- Пожалуйста, могу показать. - Антон разделся до пояса и повернулся к другу спиной.

За спиной воцарилось молчание. И вдруг внезапный вскрик Виталия:
- Боже мой! Господи! Чудо! Вижу их! Слышишь, вижу.
Коротышка вскочил с табурета, подошёл к спине Антона и замер.
- Белоснежные. Можно их погладить?
Антон и сам был в шоке, что-то еле слышно прошептал, разрешая прикоснуться к своим крыльям. Виталий восхищённо разглядывал перья, гладил их обеими руками и был сейчас похож на ребёнка, который впервые за свою жизнь увидел дождь.
- Ну ладно, хватит. - Как-то по отечески твёрдо произнёс Антон и начал одеваться.
- Да! Вот уж чудо из чудес. Кто их ещё видел?
- Никто. И не должен никто, кроме нас, увидеть. - Предупредил Антон.

- А эту подушку ты до гроба на себе таскать будешь? И когда попробуешь летать? Или уже пробовал? - Возбуждённо затараторил коротышка, когда Антон оделся и присел за стол.
- Это тема отдельного разговора. - Уклонился от ответа Антон. - Хотя чего нам тянуть? Можно и сейчас обсудить. Есть у меня некоторые задумки насчёт подушки и полётов. Но я тебе раньше не хотел говорить. Пока ты не увидел крылья своими глазами. Теперь можно.
- А почему именно у тебя они выросли, не догадался? Почему, например, у меня их нет? - Виталий смотрел Антону прямо в глаза. Видимо, эти вопросы интересовали его больше всего.

- Сегодня ночью мне пришёл ответ. Не знаю, может верный, может нет. Вот послушай. Мне почему то думается для того, чтобы у человека выросли крылья, не в переносном, а в самом буквальном смысле. Нужно сначала вытерпеть какую-то очень сильную боль. Страдание. Утрату чего то самого дорогого. Например, как вышло у меня. Упасть, сломать себе хребет. Стать горбатым инвалидом. Вытерпеть это и нести эту муку всю свою жизнь. Не ныть, не озлобляться, не роптать. А тихо и смиренно нести свой крест. Раз уж так вышло.
И в какой-то момент, раньше или позже, страдание стихает, боль уходит и вырастают крылья. Может я и ошибаюсь, но мне почему то представляется, что не один я такой. С крыльями. Нас много. Мы прячем их от людей оставшуюся жизнь. Боимся напугать своих друзей, близких. Поэтому пытаемся казаться, как все, бескрылыми. Вот такая у меня гипотеза, Виталя.

Немного помолчав, Антон добавил:
- Но я так не хочу. Остаток жизни таскать на спине подушку, вместо горба, и прятать то, что подарил мне Господь. У меня есть другой план, получше. Это мой последний решающий шанс, даже не только мой, а наш с тобой. Если согласишься. Хочешь узнать?
- Ещё бы. Рассказывай. Мне нечего терять. Кроме этих постылых четырёх стен и тебя, у меня ничего и нету. - Без раздумий согласился Виталий и приготовился слушать.
- Э, нет, дружище, потерпи! Вот завтра, после церкви и расскажу. Нам с тобой уже некуда спешить...

***

Этой ночью Виталию спалось, как в самом раннем детстве. Сладко-сладко. И крепко. Ни тяжёлых снов, ни ночных пробуждений, ни тревог. Так умиротворённо он не спал уже много-много лет.
Утром карлик открыл глаза, и внезапно ощутил себя счастливым ребёнком. Так просыпаются только дети, когда им накануне подарили новую игрушку и они ею ещё не наигрались всласть. И хочется пораньше спрыгнуть с постели резиновым мячиком, поскорей одеться, чтобы играть новой игрушкой снова и снова.

В детстве Виталий больше любил ночь. Потому что в детском доме все спали и только ночью не издевались и не насмехались над лилипутом. Защитить его было некому. Он был самым маленьким в своей группе. Жестокие насмешки над его ростом сверстниками очень обижали и ранили его одинокую детскую душу.
Он не любил день, особенно утро. Только ночью, оставшись наедине с собой, со своими мечтами и фантазиями, карлик немного успокаивался. Подолгу лежал с открытыми глазами, уставившись в серый потолок или в темноту за окнами.

Но сегодня он полюбил и утро и день, и весну за окном. И даже батюшку Серафима, которого увидел вчера только впервые. Словно у лилипута распахнулись глаза. Он видел мир в другом, совершенно ярком свете. Или это распахнулась его одинокая, истосковавшаяся по счастью душа.
Он шёл по улице, не стыдясь своего уродства, радуясь первым ласковым лучам весеннего солнышка и любой мелочи, которые раньше не замечал.

В храме было многолюдно, как это обычно бывает по субботам. Но Виталий был здесь всего второй раз в жизни и не мог этого знать. И обилие людских глаз не насторожило его, как обязательно испугало бы раньше, до крещения.
Прожив всю свою жизнь под грузом своей ущербности и одиночества, он ощущал теперь только лёгкость и тихую радость от перемен, произошедших с ним вчера.

Отец Серафим ждал его. Это было заметно по доброй улыбке батюшки из под большой седой бороды. Очередь исповедующихся прихожан постепенно двигалась, и подошла очередь Виталия. Обычно на исповеди прихожане вставали перед батюшкой на колени, но старику-лилипуту, рост которого едва доставал священнику до груди, отец Серафим предложил исповедаться стоя.

- Не знаю, что говорить, батюшка. - Смущенно прошептал Виталий склонившемуся к нему батюшке. - Помогите.
- Вот вспомни, обижался ли ты на людей? На Бога? Желал ли кому зла? Проклинал ли родителей, близких и дальних своих знакомых? Желал ли кому то смерти или самому себе? Завидовал ли другим людям? Повспоминай, жизнь у тебя была долгая, нелёгкая, всякое могло быть.
- С детства обижался на всех, отец. Проклинал мать и отца. Хотел всем пацанам отомстить за обиды, за насмешки. Хотел сбежать из детского дома и поджечь квартиру родителей. Ненавидел своих сестёр за то, что и они меня бросили. Часто мечтал умереть. Резал себе вены, хотел спрыгнуть с крыши и разбиться, но духу не хватило. Завидовал нормальным людям, что у них жёны, семьи, дети. Много всего плохого в жизни сделал.
- Кайся, сын мой, проси у Бога прощения за грехи свои тяжкие.

Ком горечи и страданий поднялся у Виталия откуда то из груди и остановился поперёк горла, мешая дышать и говорить. Батюшка положил свою большую тёплую ладонь на голову карлика и прошептал:
- Именем Господа нашего Иисуса Христа и властью, данной мне от Бога, отпускаются грехи твои, раб Божий Виталий. Перекрестись на распятие, иди и больше не греши. Стань поближе к иконостасу, скоро я буду тебя причащать. Только молись и не унывай.

И ком в горле начал растворяться, таять, превращаясь в горячие слёзы. Так громко и искренне Виталий не рыдал с самого детства. Этот поток слёз, как родник чистейшей воды омывал не только его маленькое старческое лицо, но и всю, с рождения израненную Душу. Многолетний, застарелый, невыносимо тяжкий груз боли, унижений и стыда рухнул, освободил его сердце, очистив память, ум и совесть.
Что было потом, он ощущал, как сон. Блеск золотой ложечки с причастием, пение церковного хора, протяжные молитвы батюшки - всё это казалось великим чудом, тихим, радостным сном.
- Господи, помилуй! Прости меня, грешного! - Как в бреду, в радостном исступлении шептал лилипут, не видя из-за своего роста почти ничего в плотной толпе молящихся.

Домой он уже не шёл, а словно парил над землёй, не замечая ничего вокруг. Легкий, радостный, по детски счастливый и беззаботный.
- Скорей к Антону. Рассказать. И благодарить его, волшебника старого. Крылатого чудотворца.

Антон тоже уже ждал друга. И готовился к главному разговору...

***

Антон сидел на стуле у окна, голый по пояс. Он то расправлял, то складывал крылья, привыкая к новым движениям своего тела.
Звонок в дверь прервал это занятие.
- Ну, проходи, Виталий. Вижу, в церковь сходил, весь светишься.
- Был. Разрыдался там при всех, как малый ребёнок. Накатило что-то.
- Благодать Божия на тебя накатила, вот что.

Друзья прошли на кухню.
- Я ещё не ел. Да и ты, наверное, тоже. Давай завтракать.- Антон стянул за спиной крылья широким поясом и принялся накрывать на стол.
- Отметим наши события, пернатый? - Виталий намекал на выпивку.
- Нет, карлик. Есть дела поважней. Нужно серьёзно поговорить. А пока перекусим. - В том же тоне ответил друг.

- Слушай и не перебивай. Все вопросы потом. - Серьёзно заговорил Антон, когда они закончили завтракать и вышли на балкон. - Мой план такой. Сначала нужно опробовать крылья. Я хоть и не молод уже, но силы ещё остались. Ты поможешь мне в этом. Подстрахуешь, на всякий случай.
- Антон, а может поискать таких же, как ты, крылатых?
- Просил же, не перебивать! И как ты их искать собрался? Объявление, что ли, в газету дать? Не смеши!
- Не знаю, но ведь должны же быть ещё где-то крылатые...
- У меня такая мысль возникла. Обратиться за советом к отцу Серафиму, который тебя крестил.
- Точно! Лучше него никто не подскажет, что нам со всем этим делать. Да и в посёлке у нас с тобой больше нет никого, кому можно довериться.
- Так и поступим. Сейчас топай домой. Вечером встретимся, я к тебе зайду. И погуляем по набережной.

Проводив друга, Антон вновь вернулся на стул у окна и принялся поднимать-опускать крылья. Тренировать их становилось его постоянным и любимым занятием.

***

Ночью раздался звонок в дверь. Антон включил ночник и, щурясь заспанными глазами, посмотрел на часы.
- Четыре утра! Кого принесло в такую рань?!

За дверью оказался карлик. Он молча вбежал в комнату и плюхнулся на стул.
- Антон! Говори! Что ты чувствовал перед тем, как у тебя начали проклёвываться крылья?
- Ты умом тронулся, старый? Ночь на дворе!
- Рассказывай, что чувствовал? Как это было?
- Боль в районе лопаток. Будто нарывает что-то под кожей. Ноет и мешает дышать. Мне даже пришлось на животе спать. А почему ты об этом спрашиваешь?
- Не мог заснуть сегодня. Точно такие же боли!
- Ты хочешь сказать, что и у тебя крылья растут? А может просто переволновался днём, после исповеди, и сердце прихватило? Так бывает в нашем возрасте.
- Да, понимаешь, Антон... Меня эта боль не испугала, а обрадовала. Первая мысль - вдруг смогу стать таким же, как ты! Подскочил с кровати и к тебе ринулся. Прости, что разбудил.
- Ладно, переживу. Покажи-ка спину.

Антон сначала внимательно осмотрел область лопаток Виталия. Затем принялся основательно прощупывать места возможного образования новых выпуклостей.
- Больно? Что-нибудь необычное чувствуешь?
- Да! Будто что-то давит изнутри.
- Давай пока подождём с визитом к Серафиму. Ты успокойся и иди спать. Сейчас рано делать выводы. Если это не крылья, то у тебя, скорей всего, боли в сердце. Тогда не ко мне нужно бежать, а к врачу, в поликлинику.
Одевайся и топай. Вечером увидимся. И не вздумай выпивать. Теперь тебе это опасно.

Друзья расстались. Но никто так и не смог уснуть. Лавина мыслей будоражила ум каждого из них. О сне не могло быть и речи. Оставалось только ждать, смириться и готовиться к новым испытаниям или подаркам судьбы...

***

Смелые ожидания и