Борис Викторович Сударушкин
Полёты в фазе быстрого сна
.
.
Фоном к началу этой истории является моя первая работа после окончания Университета ... А работать я начинал в Питере в "Доме Дружбы c народами зарубежных стран", что был на Фонтанке - в том самом Шуваловском Дворце, который после развала размещавшихся в нём Советских структур Обществ дружбы с зарубежными странами, Фонда мира и Комитета защиты Мира, был передан под нынешний Музей Фаберже.
В мои обязанности, кроме обычных у всех референтов Дома Дружбы дел по организации пребывания иностранных делегаций, входило также кураторство так называемой Комиссии Солидарности с народами Азии и Африки.
Дело в том , что в Питере не было отделения Советского Комитета Солидарности стран Азии и Африки - была лишь эта общественная Комиссия в Доме Дружбы, в которую входила профессура Восточного факультета, сотрудники Института Востоковедения и несколько деятелей науки и искусства, которые как-либо были связаны с международными обменами.
Вот именно это кураторство Комиссии Солидарности и познакомило меня с Авелино - чернокожим студентом Питерского "Первого Меда" из Экваториальной Гвинеи.
Вообще, для решения проблем иностранных студентов в СССР существовала отдельная организация - в Питере она называлась "Совет по делам иностранных учащихся" и располагалась в нашем-же здании Дома Дружбы. Но бюрократическая особенность заключалась в том, что иностранные студенты в СССР не были однородной массой - среди них были стипендиаты разных государств, были частные лица, а также, среди прочего, были и стипендиаты Комитета Солидарности... И вот, каждый раз, когда им нужно было на каникулы лететь на родину, они все приходили ко мне, чтобы получить печать в обходной листок, свидетельствующую о том, что Комитет Солидарности не возражает против поездки, и никаких невыполненных обязательств по линии стипендии за ними нет - такая вот формальность. Печати ставились автоматически, но процедура должна была быть соблюдена... Это была самая лёгкая из моих многочисленных обязанностей. Ничто не предвещало каких-либо осложнений по этой линии...
Но, однажды случилось непредвиденное:
Позвонили с вахты и спросили может ли кто-нибудь принять двух африканских студентов... Я попросил пропустить их ко мне и стал рыться в столе в поисках печати, будучи уверен, что речь как всегда о штампе в обходник для выезда на родину...
Но на этот раз события стали развиваться неожиданно...
Когда они вошли, я сразу узнал одного из них - Бокари был нашим стипендиатом из Первого Медицинского института. Вместе с ним был африканец невысокого роста, который сразу расплылся в белозубой улыбке...
- Борис, у нас есть официальная просьба, -начал Бокари. - Вот познакомьтесь, это студент пятого курса Первого Меда - Авелино. Мы живём с ним в одной комнате в общежитии. Он хочет стать стипендиатом Комитета Солидарности...
- Этот вопрос я не решаю, - ответил я. - Вам нужно обращаться в Москву...
- Мы знаем, но там требуют характеристику по месту региональной Комиссии Солидарности, - сказал Бокари, - а это именно Вы...
Я на секунду задумался и Бокари добавил:
- Я ручаюсь за него, он сейчас Карла Маркса читает...
Меня улыбнуло, но виду я не подал:
- Я посоветуюсь, - сказал я. - Никогда таких вопросов не возникало...
Они ушли, а я понял, что надо звонить в Москву.
Если бы моя непосредственная начальница была на месте, она бы решила этот вопрос сама - но она была в отпуске. Председателем местного Питерского Комитета защиты мира, по линии которого я числился в штате, был поэт Михаил Дудин, но исполнял свою должность он на общественных началах, никогда ни во что не вмешивался и появлялся у нас лишь пару раз в месяц - его функции были представительскими и текущими делам он не занимался. Приходя к нам на второй этаж , Михаил Александрович обычно приглашал всех обедать в кафе на первом этаже и часто сам платил за нас. Он был человек-праздник - и я очень любил его... Однажды, после очередного приёма, проходившего в Доме Дружбы по линии международных связей Профсоюзов, он, уходя с мероприятия, с хитрым выражением лица продекламировал мне на ухо внезапно посетившую его рифму с двусмысленным по тем временам содержанием : "На всех банкетах Профсоюзы крепят с Рабочим Классом узы".
Но я отвлёкся от темы ...
Конечно, в той ситуации нужно было звонить в Москву непосредственно в Советский Комитет Солидарности стран Азии и Африки ...
Я был знаком с несколькими референтами этого учреждения, так как они сопровождали иностранные делегации, которые я принимал в Питере, помогая "убивать двух зайцев" для московского начальства - освободиться в Москве на weekend от докучливых гостей и, заодно, решить вопрос с культурной программой...
Я стал звонить в Москву...
- Знаем мы эту ситуацию, - сказал мне по телефону московский референт, - попал ты, Борис, конкретно... У этого твоего Авелино ещё месяц назад папа был министром в Экваториальной Гвинее , но умудрился поссориться с Президентом этой самой Гвинеи до такой степени, что чуть ли не в партизаны бежал из столицы... Короче, этот их Президент собственноручно вычеркнул всех его родственников из списков живых и мёртвых - соответственно плакала и гвинейская гос.стипендия твоего Авелино - а это вообще-то плата за обучение. Его теперь должны отчислить из Института по этой причине - вот он и прибежал к тебе, чтобы перевестись на нашу "стипендию"...
- Так чего делать-то? - поинтересовался я, не понимая, почему это я "попал конкретно".
Ответ был примерно следующий: " Вопрос этот как-бы щекотливый. Экваториальная Гвинея нам не самая дружественная страна и умаслить вновь появившегося сильного оппозиционера, дав его сыну стипендию Комитета Солидарности, было бы может быть полезно. Ну, а если в результате всё повернётся иначе? Если с Экваториальной Гвинеей отношения испортятся из-за поддержки сынка оппозиционера этой самой "стипендией", а оппозиционеры окажутся ренегатами? ... Короче, где-то там в Международном Отделе ЦК они сами не знают чего делать, а решение принимать надо. Вот и решили переложить ответственность на какого-нибудь стрелочника - вот это счастье к тебе и приплыло...Им там наверху вроде как вообще всё равно, плевали они на эту Экваториальную Гвинею - главное перед начальством на кого-нибудь всю вину свалить если дело повернётся в плохую сторону... Гвинеец-то этот не в Москве учится , а у вас в Питере, а ты, типа, курируешь в Питере Комитет Солидарности, так ? Значит формально ты и должен с ним поработать и нам рассказать, что он за человек - можно ли ему доверять? Ну, а если что, то и ответственность на тебе - сошлются на тебя при "разборе полётов" если "полёты" будут не удачными - и так далее, и тому подобное ..."
- Не слАбо так, - пробормотал я.
- Действуй, Боря, - сочувственно усмехнулся в трубке бодрый голос. - Удачи...
Надо сказать, что в Африке целых три Гвинеи - просто Гвинея [столица Конакри], Гвинея-Бисау и Экваториальная Гвинея, о которой речь... Микроскопическое государство, население которого в момент описываемых событий не доходило и до половины миллиона человек. Чуть позже, в начале девяностых годов, страна, казалось, неожиданно поймала свой шанс - открытые на шельфе огромные нефтяные месторождения принесли сказочные богатства местной олигархической верхушке - это обстоятельство сыграло трагическую роль в данной истории, которую вам предстоит прочитать в этом рассказе...
Вообще, то, как я повёл себя в ситуации с Авелино идеально объясняет почему я не продолжил свою трудовую деятельность в качестве гос.служащего или дипломата или , как у нас говорят - "бойца невидимого фронта"... Дело даже не в том, что никуда из вышеперечисленного меня никто не приглашал. Дело в том, что мой подход к проблеме оказался абсолютно не совместим с полагающимся по должности у тех людей, которые работают в этих сферах... Ни соображения осторожности, связанные с будущим собственной карьеры, ни соображения государственной целесообразности - ничто из этого даже не постучалось тогда в мою голову. Единственное, что меня поразило в данной ситуации - это то, как ужасно, проучившись "на отлично" столько лет сложнейшей специальности - медицине - быть отчисленным на пятом курсе просто потому, что где-то на родине кто-то с кем-то поссорился... Это, и только ЭТО соображение определило ход моих действий...
Я написал для Авелино великолепную характеристику и отправил в Москву. Он стал стипендиатом Комитета Солидарности и вскоре благополучно получил диплом врача... Надо ли говорить, что мы подружились?
Но наша дружба не закончилась после его отъезда из СССР. Как оказалось, это было лишь предисловием к дальнейшим драматическим событиям...
Всем известно, что конец восьмидесятых годов в СССР сопровождался наплывом в страну многочисленных зарубежных проповедников от всевозможных церквей и сект, появлением в России так называвшихся неформальных общественных организаций и активизацией всякого рода международных контактов.
В силу своих профессиональных обязанностей я оказался в самом центре этих событий.
По линии антивоенного движения нашими особо активными зарубежными партнёрами оказались американские и европейские квакеры - в прошлом христианская конфессия, которая с середины 17 века в Великобритании, а потом и в США, проявляла себя как очень активная общественная сила, занимавшаяся благотворительностью, антивоенной пропагандой и демократизацией конфессиональной жизни - в истории России им особо импонировало толстовство с его "непротивлением злу насилием".
В личном плане квакеры оказались удивительно милыми и приятными людьми. В то время я ещё не был крещён как Православный и, по молодости лет, проявил искренний интерес к этой организации - некоторые из представителей их общины до сих пор являются моими зарубежными друзьями и регулярно присылают рождественские открытки с подробными письмами о том, чем был знаменателен для них очередной прошедший год...
Я пишу об этом для того, чтобы стало понятно почему только лишь гвинеец Авелино и двое-трое европейских квакеров остались среди моих личных друзей после того, как накануне развала СССР, я покинул Дом Дружбы, предчувствуя последовавший вскоре развал этой организации...
В начале девяностых я уже
Борис Викторович Сударушкин
Полёты в фазе быстрого сна
