Акбар бежал впереди, изредка оглядываясь на своего хозяина и, помахав ему хвостом, бежал дальше, явно получая удовольствие от этой прогулки.
Да-а-а, - глядя на него, подумал я, - как был бы счастлив от такой вольной жизни на сельских просторах тот большой, красивый и умный пёс, в честь которого ты носишь своё имя. До сих пор не проходило у меня чувство какой-то вины перед ним. Умом-то я понимал, что по большому счёту, моей вины в трагической судьбе этого умного пса, в общем-то, и нет. Но всё же… Ведь я же ничего не смог сделать для того, чтобы не случилось то, что с большим волнением вспоминается мне до сих пор.
В непростой период и совсем неожиданно появился в моей жизни этот пёс. В связи с переводом столицы Казахстана в другой город оказался я безработным в своём предпенсионном возрасте. Переводили столицу постепенно в течение нескольких месяцев по мере готовности необходимых производственных помещений и жилой площади для сотрудников государственных учреждений. В старой столице к большой массе безработных добавились ещё многие из бывших работников министерств и ведомств. Руководство Казахстана справедливо считало, что и в Ак-Моле (Целинограде), названной теперь Астаной, как и в других городах, разорённых перестройкой и развалом Союза, найдутся безработные специалисты со своей жилплощадью, способные работать в столичных учреждениях.
Наряду с другими, российское посольство ещё долго находились в Алма-Ате. Расположено оно было в большом здании одного бывшего проектного института только отгороженном сейчас от пешеходной части улицы ажурным металлическим забором. Прохождение вдоль этого забора вызывало сложные чувства, в том числе чувство какой-то ирреальности происходящего. Это посольство и этот забор казались злой шуткой каких-то недобрых сил.
Мой давний приятель с целью моего трудоустройства познакомил меня с человеком, проживающим с ним на одной лестничной площадке. Георгий, так звали этого человека, был грузином и сотрудником грузинского посольства в Казахстане. Проживал он на квартире у одной женщины на каких-то правах, о которых мы тактично не спрашивали.
Георгий оказался очень общительным человеком. Через пять минут от начала знакомства у нас были уже приятельские отношения, а через день мы уже ехали с ним в грузинское посольство оформлять меня на работу.
Находилось оно в посольском городке, расположенном на краю города. Построен этот городок был ещё в начале девяностых годов для проживания персонала посольств. Городок представлял собой комплекс двух-трёх уровневых жилых особняков с некоторыми вариациями в архитектуре. Однако, несколько беднейших стран, в том числе Грузия, пережившая гражданскую войну и другие напасти после развала Союза, расположили в них свои посольства.
После быстрого оформления, уже подготовленного Георгием, я приступил к своей экзотической для меня работе в качестве завхоза посольства. Георгий был весьма доволен этому, так как ранее совмещал функции завхоза с какими-то другими, более ответственными.
Штат посольства состоял из четырёх человек, если исключить меня и русскую девушку Таню, которая выполняла функции секретаря и технички. В оставшихся от рабочих кабинетов комнатах особняка временно проживали граждане, приехавшие по каким-то своим делам из Грузии. Как я понял, дела эти были связаны с куплей-продажей. Но я не увидел в них каких-то бизнесменов, а простых людей, которых привела сюда нужда и безработица, чтобы заработать какие-то деньги на разнице цен.
Особняк стоял внутри двора, совмещённого с молодым, но уже начавшим плодоносить фруктовым садом. В углу двора я обнаружил металлическую клетку, в которой находился большой и красивый пёс, который почти постоянным рычанием и лаем выражал несогласие со своим положением.
- Что это за собака? Зачем она вам? – спросил я у Георгия.
- Да нам он совсем не нужен, – ответил мне Георгий. – Нужно было бы его застрелить или отравить, да никто не хочет взять на себя это дело.
- А зачем же вы его взяли?
- Да никто его и не брал. Просто один знакомый посла сбагрил его вместе с клеткой в виде подарка.
- А что это за порода? Какой большой и красивый пёс.
- Большой -то большой, но дурной совершенно, - ответил мне Георгий. – Ты же видишь, что он ненормальный. У него с головой что-то не совсем в порядке. А порода называется «среднеазиатская овчарка». Так старый хозяин сказал.
На второй день я увидел, как Георгий кормил собаку. Процедура кормления представляла собой целую технологию, которую он разработал до деталей. Кастрюля с едой была привязана к верёвочке, продетой в колечко на конце палки. Палку с кастрюлей Георгий просунул в свободное пространство между передней стенкой клетки и её крышей. Он потихоньку опускал верёвочку с кастрюлей вниз, а пёс рычал, выражая своё недовольство.
- И что, так всегда? – спросил я Георгия.
- Конечно. Дверку то открыть невозможно. Иногда он даже кидается на кастрюльку и опрокидывает её.
- И что?
- Ну, что. Остаётся голодным.
Я подошёл ближе к клетке. Пёс стоял в своих накопившихся за всё его пребывание в клетке нечистотах, рычал и лаял уже на меня. Мне стало жаль эту большую и красивую собаку. Вспомнился случай, когда я укротил одного злого и большого цепного пса.
- Слушай, давай я попробую его успокоить, - предложил я Георгию.
- Да брось ты. Это невозможно.
- А я всё же попробую. Как зовут то его?
- Да зовут его Акбаром. Только это пустая затея.
И я стал ласковым тоном разговаривать с Акбаром, всё ближе и ближе подходя к клетке. Признаться честно, кроме жалости к собаке в моих действиях присутствовала ещё и некоторая доля бахвальства. Я чётко наблюдал за поведением Акбара и делал очередные движения к клетке только по мере снижения его негодования и рычания. Наконец, я подошёл вплотную к клетке. Акбар уже не рычал, но смотрел на меня настороженно. Тогда я, конечно рискуя, протянул руку между железными прутьями клетки и погладил Акбара по голове. Он принял это спокойно и даже помахал мне своим толстым, коротким хвостиком, очевидно, купированным ещё у щенка.
Чтобы закрепить свой успех, я еще некоторое время постоял возле клетки с Акбаром, разговаривая с ним и поглаживая руками.
За моими действиями с интересом наблюдали все обитатели посольского особняка либо из окон, либо с заднего крыльца здания. Я сразу стал героем дня. Один пожилой грузин сказал мне даже так:
- У Вас, наверное, доброе сердце. Собака сразу это почувствовала.
Я не стал его разочаровывать. Возможно это и так, подумал я. А вот Георгий этому обстоятельству несказанно обрадовался.
- Ну, Анатолий, теперь тебе придётся его кормить.
Ещё под действием эйфории от случившегося я не стал ему возражать.
На другой день я уже взял приготовленный Таней на кухне корм для Акбара и пошёл к клетке. Акбар встретил меня настороженно. Но я приоткрыл дверку клетки и поставил кастрюлю с едой. Пёс съел её с удовольствием и, посмотрев на меня, помахал мне коротким хвостиком.
Я понял, что Акбар признал во мне своего хозяина. Тогда я взял лопату и смело вошёл в клетку. Вычистив все накопившиеся нечистоты, я подключил к водопроводу поливной шланг и тщательно промыл клетку. При этом Акбар без всякой моей команды переходил на другую сторону клетки, когда я работал на противоположной. Да это же умница, подумал я. И голова у него вполне в порядке.
Уже вечером, после работы пошёл я в Республиканскую библиотеку и, поработав в зале каталогов, нашёл кое-какую информацию о среднеазиатской овчарке.
Вот кратко то, что мне удалось узнать.
Порода среднеазиатской овчарки (она же алабай, она же туркменский волкодав) формировалась столетиями на просторах нескольких регионов Средней Азии как пастушья и боевая собака. Смелое и сильное животное, способное даже в одиночку защищать охраняемых ею отар овец от волков и некоторых других животных, имеет между тем спокойно-уравновешенный характер. Обычно привязаны только к одному человеку. Очень чутки к малейшим колебаниям настроения своего хозяина. Однако защищают и близких к нему людей. К незнакомым людям проявляет недоверчивость, но никогда не нападает на них без крайней необходимости. Горды, независимы, самостоятельны, уверенны в себе и загадочны. Поэтому трудно поддаются дрессировке даже кинологами, хорошо знающими эту породу с особенностями их характера и темперамента. Но даже обученная среднеазиатская овчарка выполняет команды только тогда, когда сама осознаёт необходимость того, что от неё требуют. Квартирное содержание их не рекомендуется и осуществляется очень редко. Среднеазиатским овчаркам требуется простор или хотя бы неоднократные длительные прогулки в течение дня.
Последнее меня огорчило. Моя семья таких возможностей не имела. Понятны стали безумство и ярость Акбара в своей клетке.
Ещё через два дня, закрепив наши дружеские отношения с Акбаром, я захотел выпустить его на прогулку из клетки. Закрыв входные ворота и предупредив всех обитателей дома, я сделал это.
Вначале Акбар бегал по двору и саду ошалело, но потом успокоился и вёл себя с достоинством, как полагается большой, умной и гордой собаке. Только иногда он подбегал ко мне, чтобы я потрепал его по холке и, довольный этим, убегал вновь.
Все находившиеся в это время обитатели дома с интересом наблюдали за этим из окон.
А теперь встал вопрос, о котором я раньше не подумал. Как же я помещу Акбара в опостылевшую ему клетку? Не обладая никакими кинологическими познаниями, которые помогли бы мне решить этот вопрос, я просто снял свой брючный ремень и сделал из него подобие ошейника с коротким поводком. Акбар сопротивлялся, но беззлобно, потому что я не повышал голос, сильно не тянул, а разговаривал с ним и направлял к клетке. Когда он был уже там, я понял, что Акбар зашёл туда сам лишь только потому, что это нужно было его другу и хозяину. Никакие мои усилия не смогли бы затащить в клетку этого большого и сильного пса. Потом он делал это уже без ремня, но всё с такой же большой неохотой.
Обитатели дома тоже уже осмелели и выходили посмотреть на прогулки на крыльцо, правда, не закрывая двери, чтобы иметь возможность ретироваться в случае необходимости. Когда Акбар увидел это в первый раз, он остановился и посмотрел на меня, как бы спрашивая: кто это? Они могут принести тебе вред?
- Свои, Акбар, свои, нельзя, - сказал я ему.
И Акбар понял это по моим глазам и интонации и перестал обращать на них внимания. Однако, никогда никого не подпускал подойти близко ко мне или к себе, пресекая это предупредительным рычанием.
Выпускал я Акбара каждый день, но только на один час в конце рабочего дня. Я понимал, что этого мало, но на большее никаких возможностей не было.
Так продолжалось в течение двух месяцев.
В одной организации города, где работали некоторые из моих друзей, случилась вакансия на
