Смотря на пылающие в огне докторов города, люди, живущие на границе с ними, боялись, что в их поселение тоже войдет она. В своих одеждах цвета болотной тины, горящими глазами, ее кожа была жуткого красного оттенка, будто зараженная и тут же лечащая себя, что создавало иллюзию катящегося по ее телу пламени. Волосы на воздухе развевались по ветру так, будто она находится под тяжелым слоем воды. Черные пряди путались между собой, переплетались, шептали что-то ей, прикрывали горящие глаза. В следах, которые она оставляла, умирала жизнь. Цветы вяли, а трава сохла. В глазах деревенских вспыхивал неподдельный ужас, от осознания того, что начнет твориться в их домах. Мир медленно тонул в пучине отчаяния, детских криков и стонов умирающих. За дворами валялись горы изуродованных тел, вокруг которых над кострами витали души лежащих внизу. Они летали, мучительно ожидая прихода той, кто незамедлительно приходила к своей сестре - Чуме. Они ждали ту, про кого слагают легенды, величественную даму в черных одеждах. Ее лицо - костяная маска, тело обтянуто в платье, а мантия превращается в ее же тень. Они ждали Смерть. Сестры всегда были неразлучны, Смерть следовала за Чумой по пятам, но в отличие от младшей, которая несла боль и разрушение, старшую ждали. Она была той, кто приносил облегчение измученным жертвам родственницы.
За всю свою долгую, бессмертную жизнь Они принесли много бед и разрушений. Младшая сестренка редко выходила из царства мертвых, беседуя, в перерывах между мучениями грешников, с Голодом и Войной. Но в те времена, когда она выходила на поверхность, умудрялась так же перенести с собой весь ад. В отличие от него, на земле она оставляла сестре кучи трупов невинных людей. Сколько детей было погребено вследствие ее безумной пляски. Младшая из двух всегда считалась самой безжалостной. Эта дамочка никогда не заключала контракта с теми, кого убьет. Приходя неожиданно, долго не желала уходить. Сидела на краю кровати больного, пока бедный человечишка в маске пытался его вылечить. Затем выходила старшая сестра и тихо ругаясь на свою подопечную за предоставленное ей количество работы, доставала из-за плаща косу с начищенным до зеркального блеска лезвием, и легко разрывала хрупкую нить между душой и телом. Доктор обреченно на-клонял край шляпы и тащил очередной труп на костер. И снова в его очках отражались скачущие в небо искры. Близко к огню он не любил подходить, боялся когда-то оказаться в одном пламени с пораженными трупами.
Каждый день начинался с прибегавших к нему людей, просящих помочь. Теперь он сам, потеряв счет времени, бродит по следам младшей сестры, всячески опасаясь ее прикосновения. Когда начинается день, а когда ночь? Нет, по солнцу определить уже невозможно. От огромного количества дыма и пепла, небо затянуто пеленой, дышать практически невозможно, но и снять свою маску нельзя. В кожаном одеянии было до безумия жарко, а птицы уже не отличают его от себе подобных. Создавалось ощущение, будто этот чертов клюв скоро прирастет к его лицу намертво. Он станет жутким кладбищенским вороном, что будет приспешником чертовой семейки. От этого страха он просыпался каждый раз, когда ненадолго засыпал в очередном пустом доме. С каждым трупом он все больше приближался к жутким сестрам. Желал найти способ отправить их в бездну, лишь бы закончился этот ад на земле. Столько лет не видел он чистого неба...
Выходя из очередного дома, сестры с упоением смотрели на летящие искры, обугленные тела и восковую фигуру удаляющегося Доктора. Как долго он их преследует? Как часто мог забрать людей из-под лезвия Смерти, разрезая своим бубоны. Верно, легче заживить рану на теле, чем оторванную душу. В большинстве своем он не могу им помочь, так искренне старался. Он безумно походил на ворона, их тех, кто являлся вестником прихода младшей сестры. Вот только приходил он скорее как гробовщик. Ведь против силы бессмертных ничего не сделаешь. Он мог лишь жечь пораженные тела и убегать. Какой странный смертный. Ищет Одну из сестер, желая избежать встречи со второй. Чума слышала, что у людей это называется любовью, когда ты бежишь за чем-то недосягаемым, понимая, что это угрожает твоей жизни, но все равно рискуешь, переходя через все границы. Может дать человеку возможность прикоснуться к желаемому? Пытаясь, понять человеческие чувства, она догнала черный силуэт, взглянула в стекляшки глаз на маске и легко коснулась проема меж маской и плащом. Доктор, давший слабость, думая, что она далеко и отодвинувший ворот плаща, распахнул глаза в животном ужасе. Они застыли, смотря друг на друга, она, касаясь его кожи, он, прощаясь с жизнью. Этот момент длился бы вечность, если бы по коже мужчины не начала распространяться дорожка от будущих ран. Чума осознала, что заразила его. Чумной доктор, прикрыв глаза, представил свое тело, окру-женное всполохами пламени, и сполз, хватая Чуму за платье. Теперь ужаснулась она, люди любовь описывали не так.
Его лихорадило. Тело билось в адской агонии, а раны жгли раскаленной сталью. Костюм кучей кожаного тряпья лежал у кровати, возглавляемый маской и шляпой, а носитель корчился в агонии на постели. Сколько раз он наблюдал это жуткое зрелище на других, не хотел вести их на костер, пытался вылечить. Сейчас, лежа в бреду, он мечтал о спасительном пламени, которое выжгло бы напрочь чертовы раны и унесло жар собственного тела, мешая его с температурой огня. В те редкие минуты, когда он приходил в сознание, его взору открывалась картина, которая могла бы вполне стать частью его бреда. Чума бегала по стальному полу, гремя посудой, что-то безудержно выискивая, ругаясь с кем-то заправской бранью. Смерть сидела на краю, рядом с ним, бережно поправляя одеяло. Такая чушь, но истинность данной сцены доказывала горящая в ее глазах жажда. Ей безумно хотелось забрать его душу к себе, окунуть эфирное тело в реку, состоящую из накопившихся столетиями грешников. А он уже сам желал обнять ее, завернуться в ее мантию, а потом прыгнуть в эту реку, нырнуть в пучину безумия и больше никогда не приходить в сознание.
Сестры ждали своих адовых коллег. Войну и Голод, которые могли помочь Доктору. Им будет трудно объяснить, что произошло, зачем позвали их. Но Чуме, как и старшей сестре, хотелось оставить этой человека при себе. По их мнению, отличному от человеческого, они были влюблены в него. Каждая сестра желала посадить его на цепь, как ручного ворона, но ни одна и словом не обмолвилась об этом. Столько веков сестры были неразлучны, жили в мире и согласии, а сейчас обе мечтали существовать отдельно друг от друга, впервые ощутив тягучее чувство скуки. Ведь можно за столько лет надоесть друг другу? Однако, Доктор знал, Они неразделимы.
Величественной походкой в спальню вошла Война. Из всех присутст-вующих она явно выделялась своим одеянием. Платье красного цвета бук-вально оставляло за собой исчезающий след крови. Вместо волос, голову окружала завеса тяжелого дыма, падающего на плечи этой жестокой даме. Голод, ее брат, шел за ней по пятам, подставляя пальцы под капли, стекающие с ее платья, жадно облизывая испачканные пальцы. Он делает так всю их жизнь, но сколько себя помнил он ни разу не смог удалить свое истощение. Кожа на костях позволяла видеть каждое ребро, позвонок, сустав. Он живет в мучениях тысячи лет, жадно питаясь кровью жертв своей сестры. И будет питаться еще много лет, ибо Война еще долго будет проходить по разным местам планеты, собирая пир для своего больного родственника. Теперь они пришли по просьбе двух своих помощниц. Смерть всегда стояла с Войной спина к спине, проходя по земле. Во время поиска еды для брата, Война оставляла огромные веретена нитей душ. Тогда начиналась безумная пляска лезвия косы страшной дивы. Она кружилась в жутком танце, ее партнеры сменялись после каждой разрезанной нити. Души пополняли мертвую реку, превращая ее бушующую пучину боли, не заканчиваясь, сплошным потоком они падали в ее воды, разрезая гладь, становясь единым целым. В такие моменты Смерть не прятала лица за маской. Она наслаждалась выражением ужаса на лицах мертвых, заставляя помнить это изображение вечно.
Долго они сидели за столом, обсуждая возможности прикрепления человека к аду, оставив его при этом в живых. Пока Война, Голод и Чума горячо спорили, Смерть рассматривала нить жизни Доктора. Она была настолько тонка, что госпоже не понадобилась бы даже коса. Сейчас она могла разрезать ее своим стальным когтем. Этим она лишила бы сестру глупой затеи оставить при себе человечишку. Она бы оставила его в своих владениях навеки, и… Дама поймала себя на жуткой мысли. Нет. Такого она не может допустить, как может она, та, чье лицо боится видеть каждый, желать человеческого мужчину. Нет, оправдание есть. Он уже частично не человек. Здесь, в аду, он уже находится по ее велению, а, значит, она оставила на нем часть себя. Чума в таком случае не имеет никаких прав на его душу. Война прервала размышления Смерти воплем возмущения. Действительно, вариант, предложенный Голодом, ввел ее в бешенство. Сделать из человека помощника Бессмертных? А что если его самого сделать Бессмертным? Риска нет, он все равно не выживет, а если все выйдет, то в их рядах объявится пополнение.
Вокруг кровати мученика выстроились те, с кем в дальнейшем он пойдет рука об руку. Подняв руки, они начали лепить мужчину заново. Вот Война добавила умение вселять ужас, Чума меняла его внешность, Голод отсутствие жалости, а Смерть лишь заложила в его тело зерно, которое при его желании поможет ему вернуться к ней. Никто не видел даров, данных Доктору. Крики его при вживлении новых сил разрывали комнату. Кожа его стала похожа на чумную. Вся покрыта бубонами, они появлялись и тут же исчезали, окатывая волной жара его тело. Вдруг, он вздрогнул и муки прекратились. Медленно он раскрыл глаза, в которых отныне была бездонная пропасть. Нареченный Бессмертный Мортэм. Вестник Смерти. Чумной доктор. Под взгляды сестер и Голода, он надел плащ, сапоги, перчатки. Посмотрел в стекла маски, тяжело выдохнул и застегнул вороний лик на своем лице.
В Великой Индии… в первый день прошёл ливень из лягушек, змей, ящериц, скорпионов и подобных им ядовитых гадов, на второй с неба разили молнии и сполохи огня, вперемежку с градом невиданной доселе величины, и, наконец, на третий день с неба сошёл огонь и смрадный дым, каковой смел с лица земли все, что еще оставалось живого среди людей и иных тварей, и сжёгший все бывшие там города до самого основания. (…) Затем последовал великий мор…, поразивший и все страны вокруг посредством смрадного ветра.
Авиньонский музыкант Луис Хейлинген
Доктор шел по пустыне, не оставляя следов на песке. Он часто заду-мывался почему же он не чувствует земли, размышлял над этим, а потом вспоминал, что больше не является человеком. Уйдя от своих обязанностей на короткий срок, он припоминал свои первые дни работы Вестником Смерти. В первое время люди не понимали, что значит приход странного человека в вороньей маске. Позже, при его появлении они прятались по домам, бежали в страхе. Мортэм же добросовестно обходил каждый дом, предупреждая всех о приближающейся Чуме. Пока его
