расстраиваться из-за слов Леночки и страдать от шумных игр внуков.
— Вот и ты не жалеешь мать.
— Жалею, мама, поэтому Алкиных друзей мы разместим в другой квартире. Сделаем всё, чтобы ты хорошо отдохнула.
— А разве музыка не будет мне мешать? — капризно осведомилась матушка.
— Нет, дорогая. Сейчас мы дадим тебе валерьянки, и ты будешь крепко спать.
-- Что я – ваш блажной кот, что ты мне валерьянку суешь?
Как говорится, «старый да малый»: что одного спать уложить, что другого - достаточно сложно, а у меня времени было в обрез.
— Но если ты не хочешь спать, может, молодежь повеселится у нас дома? — коварно предложила я.
И родительница тут же сделала вид, что засыпает.
Груженная коробками и подносами я сделала несколько пробегов вверх и вниз по лестнице. Тем временем Алка с высунутым языком скоблила «бабинюрино» царство.
Надо сказать, что из своей четырехкомнатной квартиры Анна Никаноровна сделала прелюбопытное жилище. Спала она в маленькой спаленке. Вторая комната была завалена всяким хламом, скопившимся за её почти вековую биографию. А вот в примыкающем к кухне помещении боевая подруга 2 конной армии поставила самогонный аппарат и превратила её в этакий бар, стены которого были увешаны полками с многочисленными бутылками различных настоек, как для питья, так и для втирания.
Но самым интересным являлся всё-таки зал. Большая комната была увешена большими портретами вождей революции: здесь был и Ленин, и Сталин, и конечно Буденный. На портрете бравого усатого командарма красовалась надпись: «Боевому товарищу Анне Шелест от её командира». Здесь же висели в рамочках выцветшие от времени и солнца грамоты, наградные листы, пожелтевшие фотографии, где молодая Анна Никаноровна в кожанке и платке то ехала на тракторе, то выступала с трибуны, то получала медаль. Комната была заставлена антикварной мебелью, скорее всего, в своё время экспроприированной у «врагов народа». Особенно хорош был пузатый комод черного дерева с эмалевыми украшениями на ящиках. На произведении искусства дореволюционных краснодеревщиков стояло очень точное зеркало в потемневшей от времени резной золоченой раме, и возвышалась нелепо смотрящаяся в таком окружении гипсовая копия «Рабочего и колхозницы» Мухиной.
Телевизора принципиально не было. Анна Никаноровна пользовалась его отсутствием, чтобы по очереди обходить соседей во время просмотра любимых сериалов. С ними старушка без умолку обсуждала сюжет, с азартом делясь соображениями, кто из главных героинь проститутка, а кто просто ходячее недоразумение.
В детстве Алка обожала бывать у бабы Нюры. У неё всегда как-то особенно пахло хорошими старыми вещами, немного самогоном, немного ванилью, табаком, а ещё сушеными яблоками и гримом. В шифоньерках скрывались диковинные шляпки, панбархатные платья и давно вышедшие из моды туфли, плащи и пальто, которые дочь любила разглядывать.
Но сегодня ребенку было не до древностей: она обмахнула от пыли и почистила огромный шелковый абажур над круглым большим столом, отполировала ручки на комоде, помыла полы.
— Вот-вот, — следила за её судорожными поползновениями навести порядок довольная баба Нюра, — наконец-то, хоть жених заставил тебя помочь пенсионерке.
Анна Никаноровна принарядилась к приезду гостей как будто это не к Алке, а к ней ехали сваты. Нацепила лучшее платье, приколола золотую брошь и повесила все свои ордена, а также подкрасила то, что осталось от губ яркой морковной помадой. В жидкие волосенки воткнула черепаховые гребни с блестящими камушками и пристроила на носу редко употребляемые очки.
— Хочу хорошо рассмотреть молодца, который решился жениться на нашей макаронине. — пояснила она. — Им вместе только на постаменте в парке стоять. Ей с мячом, а ему, наверное, с шестом. Иначе, как допрыгнуть, чтобы суженную поцеловать?
Но мы с Алкой так замотались, что не имели ни сил, ни желания огрызаться.
— Баба Нюра, — посоветовала вредной бабке дочь, — ты лучше в окно поглядывай. Как приедут, скажи, я на перехват выбегу.
— А на чем они приедут-то?
— На машине, баба Нюра, на машине.
— А я уж думала, автобус к дому подгонят. Какая машина, бестолочь?
— Обыкновенная машина… серебристая такая - «Фольцваген» называется.
— Он у тебя немец что ли, чтобы на таких машинах разъезжать?
— Вит — венгр.
Мои бедные ноги опять отказались меня держать, и я осторожно пристроилась возле стола, пытаясь усвоить, что сказала дочь. А вот баба Нюра по-своему восприняла сообщение:
— Так ты за цыгана выходишь замуж? Вот здорово: была Алка-спортсменка, станешь Алкой-цыганкой.
Мне стало плохо.
— Цыгане и венгры — это отнюдь не единый народ, — с нажимом возразила Алка, с беспокойством посмотрев на мое бледное лицо, — по крайней мере, Вит к цыганам никакого отношения не имеет. Мама, уверяю, родители моего парня не воруют кошельки по вокзалам.
И дочь во избежание объяснений быстрехонько исчезла в ванной, буркнув, что ей нужно привести себя в порядок.
Теперь уже и я встала рядом с Анной Никаноровной у окна, напряженно вглядываясь в подъездную дорогу к дому. Что же меня ждет? Откуда взялся венгр в окружении Алки? Насколько я знаю, никаких совместных предприятий с Венгрией в нашей губернии нет.
Напряжение достигло накала. Баба Нюра жадно задымила «Беломором». Чувствовалось, у старушки сегодня праздник!
превратив смотрины в феерическое действие:)))