ретироваться - он смолк и отвел взгляд.
- Отче, не всякой матери дано столько духовной силы, - сказал сановник. - Ведь даже одна из самых благочестивых и добродетельных христианок империи не преуспела в деле приобщения своего великого сына к святым дарам.
- Ты прав, друг мой. Благочестивая Елена – сама воплощенная христианская добродетель, да продлит Господь её дни. Но не она зажгла свет истины в душе Константина.
- Тогда каким же образом вышло, что император стал ревностным служителем Спасителя, разве не по примеру своих благочестивых родителей? – спросил Афанасий.
- Нет, Константин всегда был язычником, - заговорил сановник. - Хотя он много общался с христианами при дворе Диоклетиана, где был свидетелем сначала их могущества и влияния, а затем гонений и казней, сам всегда оставался верным поклонником Аполлона и других языческих идолов. Но однажды Господь явил чудо, заставившее его и многих бывших тогда с ним уверовать, так же, как когда-то уверовал апостол Павел.
- Ты ведь и сам - один из тех, кто был тогда с императором, и кто уверовал вместе с ним, не так ли, Лактанций, - сказал отец Осий.
- Именно так, отче. Это случилось под Римом, куда мы пришли, чтобы изгнать и покарать тирана, узурпировавшего власть. Но, признаться, мало кто верил в благоприятный исход. Осада города, с его неисчислимыми запасами провианта или сражение с многократно превосходящими силами казались одинаково пустой затеей. Войска роптали, в рядах воинов все больше нарастали страх и отчаяние, ходили слухи, что придется убираться восвояси ни с чем, либо всем как один сложить головы у стен вечного города. Зачем мы пришли сюда и на что уповали? Именно тогда Константин разуверился в силе языческих богов и ложных льстивых предсказаниях оракулов, колдунов и авгуров, ища более могущественную силу, что направит его к победе. И вот, словно в ответ на его отчаянные призывы явилось дивное Божье знамение: в послеполуденном небе с трепетом и ужасом мы увидели составившееся из света знамение креста с четко различимыми словесами: «Сим побеждай». Кто бы мог не уверовать, видя такое чудо Господне? Христос призывал нас следовать за Ним. И как только мы уверовали, исход похода был решен. Затаившийся доселе за стенами города Максенций решился отворить ворота и начать бой. Этот день стал началом торжества Христовой веры в империи, когда под знаменами, золотом славящими Христа и с Его именем на устах, Константин выиграл сражение под Римом. Войска Максенция, обойденные ловким маневром, были полностью разбиты, а сам узурпатор, спасаясь, утонул в Тибре. Так произошло обращение Константина.
- Я тоже видел эти золотые знамена, под Адрианополем! - воскликнул, потрясенный этим рассказом, Валерий. - Христос - всесильный Бог и ныне пришло время Его могущества!
- Аминь, - негромко отвечали все, сидевшие за столом.
«Неужели это я сказал?» - подумал Галл, словно очнувшись, и поспешил заняться едой, предложенной ему гостеприимными хозяевами. Вкуснее этого рыбного пирога он не ел ничего.
- Теперь, когда империя возродилась, и государство, благодаря Божественному промыслу и мудрости императора, избравшего Христа своим гением, снова сильно как никогда, ты сам понимаешь, сын мой, насколько ваши местные распри мелочны, не нужны и неуместны, - заговорил епископ с диаконом, возобновляя прежний разговор. - Император обеспокоен и огорчен всеми этими неурядицами между благоверными христианами, на помощь и поддержку которых он привык полагаться.
- Отче, кто же из благоверных христиан в силах терпеть хулу на Спасителя? Если люди будут молчать, завопят камни, - отвечал Афанасий. Хотя он говорил спокойно, но в его голосе звякнул металл.
Осий, нахмурившись, с укоризной покачал головой:
- Вы здесь слишком погрязли в ваших философских умствованиях, - сказал он, - что говорит о сильном влиянии язычества на ваши умы. Вера Христова проста и не нуждается ни в комментариях, ни в пояснениях, как того требуют языческие демоны, питающиеся вымыслом поэтов и хитросплетенными умозаключениями философов. Расхождения во мнениях происходит от незнания истины, сын мой.
- Но разве позволительна хула на Бога, отче? – упрямо повторил Афанасий.
- Я говорил с Арием – он человек истинной, убежденной веры, и в его речах ничего богопротивного я не нашел. Обязанность пресвитера нести людям благую весть о воскресении Спасителя, проповедовать Царствие Небесное, добросовестно проводить обряды и таинства, помогая людям обрести спасительную истину. Разве может Александр упрекнуть его в недобросовестном исполнении своего долга пред Господом и людьми? Что будет, если мы, единоверцы, вместо того, чтобы противостоять невежеству язычества начнем преследовать друг друга? К чему уже привела ваша распря здесь, в Александрии и что будет дальше, когда христиане начнут убивать друг друга по всей империи?
- Отче, заблуждения Ария совсем не безобидны. Апостол Павел не зря приравнял ереси к плотским преступлениям. Еретик сам осуждает себя, и вместе с собой свою паству, развращенных его лживой проповедью, доверившихся ему и обманутых им людей.
- Может ты полагаешь, Афанасий, что мне неведомы послания апостолов? На каком основании ты причисляешь одну из многочисленных спекуляций к ересям? Их не счесть в церкви. А ведь мы только перевели дух после гонений. Люди получили возможность свободно исповедовать веру благодаря победам, дарованным Константину самим Богом. И что же делаете вы? Как не договориться меж собой? Что вам делить? Или, по-твоему, необходимо запретить любые толкования Евангелия? В таком случае опале подвергнется каждый второй пресвитер, тем более здесь, в восточной части, где каждый из священников сам себе апостол!
- Ересь Ария - это не просто спекуляции, отче. Отрицая божественную суть Христа, он посягает на саму Истину, на божественную суть Слова, низводя Спасителя до тварной природы.
Осий задумчиво помолчал, глядя словно сквозь собеседника.
- Пока речь шла о словесных баталиях, - снова заговорил он, - я склонен был сделать все, чтобы примирить Александра и Ария. Но теперь... – он сокрушенно покачал головой, - все слишком далеко зашло. Хотя, надо полагать, изгнанием это дело вряд ли разрешится, слишком много людей - и значительных для церкви людей, как мне известно, разделяют его учение.
- Владыка Александр уверен, что изгнание Ария будет единственно верным решением и уповает на твою поддержку на предстоящем соборе, отче…
Валерий, сидевший рядом с Афанасием, не понимал, да и не пытался вникнуть в этот разговор, предпочитая прислушиваться к негромкой беседе Лактанция и его супруги, обсуждавших как скоро им необходимо быть в Беренике, чтобы не позже следующих ид вернуться к священному двору...
***
- Лидия, ты истинная христианка, - одобрительно усмехнулся префект.
Было жарко. Сабина зачерпнула из кратера, стоявшего на прикроватном столике, вина, смешанного пополам с водой, и подала наполненный серебряный бокал любовнику, а после наполнила благодатной освежающей влагой второй бокал - для себя.
- Неужели? – равнодушно отозвалась красавица. Жадно испив до дна, она бросила пустую чашу на пол и поспешила вернуться в ожидавшие её объятия возлюбленного.
- А как же, живешь по заповедям – любишь только богов, - продолжал потешаться тот, к досаде своей любовницы.
- Богов? – непринужденно переспросила она, умело скрывая недовольство за веселой и ласковой улыбкой.
- Но ведь сын бога – тоже бог? – испытующе глянул он.
Сабина знала, что этого разговора не избежать, но все же была неприятно удивлена выбранным моментом. Ну почему он не заговорил об этом вчера, после их первой ночи, когда она была готова отвечать? Почему сегодня, когда она уже и думать забыла? Все мужчины, и молодые, и старые, - все одинаково нудные. Разве нельзя просто наслаждаться любовью и радостью, без лишних никчемных, скучных выяснений?
- Разумеется, - рассыпалась она беззаботным смехом, в душе надеясь, что разговор исчерпан, но умом понимая, что он только начался.
- Так зачем же было обманывать меня? На что ты надеялась? - в подтверждение её худших опасений с укором спросил любовник.
- Обманула? Этого не может быть, ибо я не умею лгать и никогда этого не делаю, - с торжественной серьезностью проговорила в ответ Сабина.
- Ну как же? – нахмурился префект, перестав усмехаться. - Ты ведь вчера сказала, что ничего не знала о любви к тебе моего сына. Но, похоже, что не только знала, но и отвечала взаимностью. Если ты опасалась быть уличенной в распущенности, то напрасно. У Макария были в отношении тебя самые честные намерения, могу тебя в этом заверить. Нет ничего позорного для тебя в том, что вы стали супругами до оглашения.
В ответ Сабина лишь вздохнула, как будто внутренне набираясь решимости. Аттал глядел на неё в терпеливом ожидании – любить её, и даже просто глядеть на неё было верхом блаженства. Так же как осознавать, что самая красивая женщина в городе теперь у него.
- Повторю тебе вновь уже сказанное, возлюбленный мой, я не умею лгать, - заговорила Сабина, честно и прямо глядя любовнику в глаза. - Вчера я сказала тебе правду. И могу повторить эти же слова: я не только никогда не возлежала с твоим сыном, но и ровным счетом ничего не знала о его намерениях.
- Вот так спокойно признаешься мне, что ты грязная шлюха? – проговорил префект, слегка отстранившись и опершись на локоть.
Охваченная жгучим стыдом, Сабина закрыла лицо руками.
- А твой отец? Он-то знал, что ты порчена?
- Конечно знал! – с горечью воскликнула Сабина, пронзительно взглянув на него увлажненными от слез глазами. – Кому же и знать, как не ему? Разве может похотливый растлитель собственной дочери не знать, что, заставляя удовлетворять его грязные прихоти, сделал её шлюхой в глазах всех остальных мужчин?
Префект замолчал, внимательно глядя на неё. Кто бы мог заподозрить куриала в таком безумном потакании своей похоти? Неужели он рассчитывал, что его преступление останется тайным и безнаказанным? А если и рассчитывал, то зачем согласился на сделку?
- Лидия, то, в чем ты обвиняешь отца жестоко карается по закону, - наконец проговорил он. - Ты должна рассказать мне все подробно, когда, как и при каких обстоятельствах это происходило.
- Если ты отдашь его судье, то о моем позоре узнает весь город, - испуганно молвила красавица.
- Это только мне решать, – холодно перебил он. – Рассказывай.
- Я не знаю…- растерянно, словно через силу заговорила Сабина. - Это так тяжело, облечь в слова всю ту боль и ужас, что я испытала, - она вновь скорбно закрыла лицо руками, лишь молча покачав головой. Весь её вид говорил о неимоверных душевных муках.
- И все же постарайся облечь, – непреклонно проговорил префект. - Это в твоих интересах, Лидия. Итак?
- Однажды… давно, уже несколько лет назад... так вот... однажды, когда матушка отлучилась в храм, он позвал меня к себе и принудил стать его наложницей... вот и все...
- Почему же ты не пошла в тот день с матушкой в храм? - уточнил недоверчивый слушатель.
- Сказалась больной. Я уже тогда не любила ходить туда. Должно быть, за это великая богиня разгневалась и таким образом наказала меня за непочтение к ней, внушив преступное желание самому
