- Как обычно. – Сказал круглощёкий министр с проваленными глазницами и синяками вокруг них. У него явно сердечная или почечная недостаточность.
- То есть утилизировать? – Уточнил председатель. – При нём была всего одна сигарета и больше никаких запрещённых продуктов. В отличие от других случаев нарушения запрета на курение, отягощённых распространением продукта. Этот инцидент самый лёгкий по тяжести.
- И, тем не менее, утилизировать. – Поддержал сердечника директор департамента безопасности.
Послышались другие голоса призывающие утилизировать нарушителя. Директор-нарушитель совсем затрясся и скукожился от такого прессинга. Он стал похожим на черепаху, которая пытается спрятаться внутри панциря от опасности, но панциря нет и он весь на виду. Ничего кроме жалости по отношению к нему сейчас я не испытывал, но я не стану этого говорить. Закон есть закон и он для всех. Поднялся шум в зале. Все спорили. Председатель крикнул громко:
- Уважаемые, не забывайте, что окончательное решение принимает президент. Но по предварительным подсчётам голоса разделились далеко не поровну. За утилизацию выступает большинство. Итак, слово президенту Десятому.
- Как я этого не люблю. – Недовольно прошипел я Русскому.
Русский молчаливо пожал плечами, что, мол, мне деваться некуда и последнее слово по закону за мной. Конечно, я мог сейчас встать и сделать так, что директора антитабачного департамента отпустят и все разойдутся. Это сделать не трудно. Но тогда преступление пройдёт безнаказанно и укрепится мнение, что наказание не последовало. Корпоранты станут бросать в мою сторону косяки с упреками и распустят слухи о великодушии президента по отношению к преступникам. Директор департамента снова закурит, а вместе с ним и другие. Что тогда со мной будет? А с моей семьёй? По закону меня обвинят в некомпетентности и злоупотреблении статусом. То есть я автоматом стану преступником и для меня всё закончится в переходном шлюзе, как и для этого несчастного директора. Если же к нему применить наказание, то для всех это станет очередным уроком, что кем бы ты ни был в Обществе, закон существует одинаково для всех.
И я начал говорить:
- Уважаемые присутствующие! Я не готовил речь по случаю, так как только что узнал обо всём. Но протокол меня обязывает. Общество уже вырастило целое поколение людей, не знающих что такое курение, алкоголь или наркотики. Скоро эти слова станут нарицательными и совсем уйдут из обихода сферян, а потом из памяти и останутся всего лишь тёмной страницей истории. И я этому рад. Мы значительно увеличили продолжительность и качество жизни наших сферян. Всё это благодаря инновационной системе законов здравоохранения, которая, помимо инноваций, предусматривает и суровые наказания за нарушения здравоохранительных запретов, чего нет во многих землях Общества. Наши сферяне за здоровый образ жизни. С этим, я думаю, согласны все.
Снова по залу прошла шумная волна, брызнувшая восторгом и уважением. Все согласны.
Я продолжил:
- Если мы проявим слабость и внесём сейчас устные демократические поправки в законы, применив более мягкое наказания, как это делали раньше в 20 веке и вначале 21-го наши предшественники-демократы, то вся система перестанет работать. В Обществе поползут слухи об этом лояльном случае и толерантности. То есть мы сами нарушим закон и потеряем контроль над важной частью жизни сферян. Нет. Мы не станем повторять ошибки предшественников. Мы идём вперёд без сожалений и оглядки. Поэтому не отступим от существующего порядка. Утилизировать.
Я выдохнул и опустился в кресло. Где-то чуть ниже трахеи ледяной ком пустил мурашки по коже.
- И как у тебя хватает сил такое говорить? – Шёпотом спросил Русский. – Уже привык, небось? Чистая формальность?
Я резко обернулся и зло посмотрел на Русского.
- К этому нельзя привыкнуть. – Процедил я сквозь зубы.
- Ладно-ладно, не кипятись. Прости.
Я только что огласил смертный приговор, который будет приведён в исполнение. Гореть мне в аду за это! Но я сам утвердил эти законы и не могу от них отступить. Всё уже работает по инерции. Теперь в земле Десятого буквально воспринимается поговорка, что курение убивает. А ведь я ещё помню время, когда каждый второй шёл по улице с сигаретой в зубах. Когда бары и ночные клубы топили посетителей в спиртных напитках и опиумном дыму. Сегодняшняя молодёжь этого не знает. Сегодня это запрет, за нарушение которого предусмотрена утилизация с 18 лет от роду. Для сферян Общества нарушение запретов стало синоним слова смерть.
- Решение принято. Уведите обвиняемого в отсек утилизации. – Закончил председатель.
- Что вы делаете? – Взмолился приговорённый. – Это мой выбор. Какое вам дело до того, как я обращаюсь со своей жизнью и здоровьем? – Закричал он, когда чучело, заломив руки за спину, повело его к маршрутизатору. – Это мой выбор! Моя жизнь вам не принадлежит!
Железный звук маршрутизатора заглушил голос осужденного. Маршрутизатор провалился и пополз по маршрутной ленте.
- Вот видите, к чему приводят демократические взгляды. – Добавил председатель. – К свободе выбора. Сферянам нельзя давать эту свободу, ибо они начнут вредить самим себе, а потом из-за этого общество сгниёт изнутри. Поэтому, уважаемый президент, не судите себя строго. Вы спасаете Общество от заразы. За это мы все вам признательны. Да здравствует президент Общества Десятый! – Прокричал он на весь зал решений.
И он завёл всех. Корпоранты и сферяне синхронно поднялись с мест и на весь зал разразились голоса, сливаясь в один фанатичный хор басов:
- Да здравствует президент! Да здравствует президент!
Оглушительные и продолжительные аплодисменты взлетели под самый купол, как стая хищных птиц, хлопающая крыльями, и невыносимым звоном наполнили мои уши. Таким же невыносимым как само чувство, засевшее глубоко в груди после вынесения приговора. Они приветствуют меня, потому что свободны от этой ноши и по ночам могут спать спокойно. Я встал, окинул взглядом ритуал поклонения мне, опустил глаза и направился к маршрутизатору. Меня догнал Русский.
- Я провожу, а то они разорвут тебя.
- Спасибо, друг. Всё шутишь? Не вижу повода. Если честно не хочу присутствовать на утилизации. Такое чувство возникает, что я сам палач.
Русский стал серьёзным, поиграл мышцами лица и говорит:
- Ну а чё ты его жалеешь? Не надо было закон нарушать. Закон для всех. Если тебя это хоть немного утешить, то этот директор был не лучшим сферянином. Говном он был, мягко говоря. Он использовал статус и сдавал сферян чейнджерам на органы. Между прочим, среди них были и дети. Поставь своих детей на место тех несчастных. Что ты теперь скажешь? Так что не вини себя. Председатель прав, сегодня ты точно избавил нас от заразы. Без него мир станет чище. А на процессе быть обязательно. Ты же знаешь, что по закону утилизация высокопоставленных корпорантов требует присутствия президента.
- Он занимался чёрным донорством? – В недоумении прищурился я.
-Да. Просто это нельзя было доказать.
- Надо же! А попался на такой мелочи. Но это не важно, каким он был при жизни. По сути, мы не имеем права никого казнить. Раз уж на то пошло, то утилизацию имеют право проводить матери. Мать родила, мать имеет право отнять жизнь. Как в земле Второго. В этом я со Вторым солидарен.
- Что ты предлагаешь? Поменять всю систему? Сделать как в земле Второго? Это уже невозможно, потому что не ты один принимаешь законы. Так что, пожалуйста, возьми себя в руки и будь мужиком. – Негромко поучал меня Русский, оглядываясь по сторонам.
- Тебе легко сказать. Не ты утверждаешь приговор. Мне эти приговорённые скоро сниться будут.
Я оглянулся через плечо. Нас догоняли председатель зала решений и директор безопасности, поэтому я решил отложить наш душевный разговор с Русским на потом. Мы вчетвером вошли в маршрутизатор и он понёс нас по рельсовой ленте в отсек утилизации.
В отсеке утилизации всё готово к процессу. Вход под охраной чучел, отсек освещён, а переходный шлюз ждёт очередного приговорённого, чтобы выбросить его тело в открытый космос. Обвиняемый директор, трясясь от страха ожидания смерти, с трудом передвигался. Его ноги налились свинцом, лицо побелело, а в глазах ничего кроме ужаса, мокрой завесы слёз и покрасневших глазных яблок. В отличие от других земель в земле Десятого отказались от публичных утилизаций, поэтому в отсеке сейчас не больше восьми человек, чучело-утилизатор, чучела-стражи и чучело-медик. То есть утилизацию проводит даже не человек и, наверное, это очень отвратительно для приговорённых. Чучело-страж подвело приговорённого к воротам переходного шлюза. Я с Русским и остальными зашли в смотровой периметр, а чучела-стражи заняли посты. Вряд ли этот напуганный и психологически раздавленный директор антитабачного департамента выкинет какой-то номер в его-то возрасте, в попытке спасти свою жизнь. Но чучела-стражи всегда занимают посты у периметра, такова задача по протоколу безопасности в их головном ядре.
Ворота открылись. Чучело-страж толкнуло приговорённого в переходный шлюз. Три шага и он оказался ещё ближе к смерти. Её дыхание уже сдавливает сердце железным хомутом, и оно ускоряет ритм, пытаясь прокачать как можно больше кислорода в последние минуты.
- Снимите с него комбинезон, а то не напасёшься на них. – Скомандовал директор безопасности. – Слишком дорогие похороны получаются.
Стражи выполнили команду и, трясущийся от страха и холода человек с дрябловатой, белой кожей на боках и висящим животом, остался посреди шлюза в одних обмоченных трусах. Думаю, любой, увидев хотя бы раз такое унижение перед утилизацией, уже сто раз подумает, прежде чем нарушить закон и надеяться, что его не поймают. В шлюзе над воротами, треща шестернями и перемигиваясь индикаторами, взвёлся электромагнитный утилизатор , а на затылке приговорённого замерцал зелёный круг света от лазерного целеуказателя. Здесь очень важно попадание точно в мозг, чтобы человек умер без мучений. Поэтому перед каждой утилизацией проводят тщательную диагностику, калибровку и пристрелку электроутилизатора.
- Приготовится! – Скомандовал директор безопасности.
[justify]Электроутилизатор зафиксировал цель. Программа предварительного сканирования начертала на дисплее параметры глубины и точности проникновения
