Честная Мура (рассказ)

– Надо тебе шляпу купить.
- Я их не ношу, - возразил Тузик обиженно.
- Надо, - наставительно сказала Мура. – Ты же гинеколог, а не босяк какой! Уважаемый человек! Кстати, а ты фильм смотрел?
- Какой? – почему-то испугался он.– Ничего я не смотрел!
- Хороший фильм! –убеждённо сказала Мура. – Жизненный. Называется «Отчаянные домохозяйки».  Сериал про некоторых дур, которые считают себя очень умными.
Тузик ласково погладил её по голове.
- Я, знаешь, что подумал? – сказал он так же ласково. -  Как известно, женщины бывают четырёх типов. Основные – это красивые и глупые, и некрасивые, но умные. Реже встречаются красивые умницы и некрасивые дуры. Так вот ты, Мура, составляешь пятый, нигде не встречающийся тип. Потому что ты ухитряешься быть одновременно и  красивой, и ничего особенного, и умной и не. И все это вперемешку и друг от друга совершенно неотделимо.
- Как интересно! – восхитилась Мура (впрочем,  в этом восхищении была масса оттенков – от искренности до ехидства). – И когда это ты только успел меня так подробно разглядеть?
- Так ты же у меня на приёме была!
-  Да! А я и забыла!
- Это интересно, - согласился Тузик. – От такого интереса рядом с тобой можно запросто с ума сойти. И ни один гинеколог не поможет.

После столь стремительного и на удивление удачного для Муры знакомства с Тузиком, которое так же стремительно обернулось замужеством (ну как же? Беременной одиночке найти нормального, работящего, малопьющего, хорошо зарабатывающего  и, что немаловажно, совершенно холостого мужика – это, знаете ли, что-то из области околонаучной фантастики), она так и продолжала оставаться легкомысленной женщиной, и своему Тузику так же регулярно-легкомысленно изменяла. Впрочем, здесь был один тонкий нюанс: она изменяла ему телом, но не душой. Душой она оставалась ему образцово верной. Что касается тела, то не виновата же она, в конце концов, что обладает такой неутомимой влюбчивостью! Всё её французская прабабка виновата со своим рыцарем-крестоносцем! Всё она выпирала из неё через толщу веков! Ну, расстреляйте её за это! Она согласна! Только вам-то что от этого, легче будет?
Тузик, как ни странно, воспринимал её измены спокойно, и даже позволял себе подтрунивать над её беспутством, тем более, что Мура, поизменяв ему пару недель (на более продолжительный срок её любовного пыла не хватало), опять возвращалась  в семью, и обязательно грустной, рассеянной и задумчивой, что впрочем, никак не отражалось на её учительско-педагогической деятельности.
- И чего тебе, дуре, надо? – выговаривала ей её ближайшая подруга Нюрочка, для всех прочих - Анна  Михайловна, тоже, как и Мура, учительница, но только физической культуры. – И как такую дуру такой уважаемый человек как твой Тузик терпит! Прямо дурак какой-то!
Слова «дура» и «дурак» занимали в нюрочкином лексиконе одно из главных мест, являясь универсальным определением человеческих характеров, склонностей и наклонностей, а также материально-финансового положения. Это называется «великий и могучий русский язык», по которому в школе у Нюрочки была совершенно нейтральная, но крепкая тройка.
-Я не знаю, чего он терпит, - честно признавалась подруге Мура. – Я бы от такой давно ушла. Наверно, любит.
- Да как такую дуру можно любить? – искренне возмущалась Нюрочка. – Какое несусветное сокровище! Нет, я прямо удивляюсь на этих мужиков! Какого-нибудь барбоса в ЗАГС не затащишь, а затащишь, так потом взвоешь – а тут такой импозантный мужчина, с такой профессией, и даже ни разу не зарегистрированный - и терпит такие возмутительные выходки!

Вот так, в регулярных муриных увлечениях и охлаждениях, в поразительном спокойствии Тузика и в благородном возмущении Нюрочки, шли дни, месяцы и годы. Правда, одно время Мура слегка успокоилась, потому что нужно было благополучно родить их совместного с Тузиком ребёнка Васечку, но это была лишь временная передышка, и примерно через месяц после родов Мура снова стала честной перед окружающими, перед самой собой и перед своими французскими корневыми генами. И Тузик, купая в перерывах между своими гинекологическими приёмами и дежурствами в родильном доме младенца Васечку, всё так же беззлобно пенял её за излишнюю легкомысленность. И Нюрочка всё так же кипела благородным негодованием. И её первый, теперь уже заметно подросший сын Петечка, благодаря которому она и познакомилась с Тузиком, всё так же весело бегал в коротких штанишках по  детской площадке, кидал в пробегавших мимо бродячих собак разные тяжёлые предметы и уже выучил несколько популярных нецензурных слов, которые услышал в детском садике от своих товарищей, таких же подрастающих балбесов, как и он сам.  

- Тузик, я должна тебе сказать… - заявила Мура солнечным летним утром и честно посмотрела мужу в глаза. – Я полюбила другого.
- В первый раз, что ли? – весело хмыкнул он, доставая из портфеля, с которым ходил на работу, благодарственные взятки в виде коробки конфет, бутылки коньяку и конверта с купюрами от благодарных беременных и уже разрешившихся, но всё равно приходивших на приём теперь, наверно, уже по привычке.
- А вот смеяться и ехидничать с твоей стороны это просто нечестно! - вспыхнула Мура. – Что я,  и полюбить, что ли, уже не могу?
- И кто же твой счастливый избранник? - поинтересовался Тузик. У него сегодня ночью выдалось тяжёлое дежурство. Роженицы, как сговорившись, шли одна за другой, и Тузик сильно устал и хотел спать, но, как всякий воспитанный человек, не мог не выслушать другого человека, к тому же отягощенного серьёзными жизненными проблемами.
- Его зовут Гришей, - сказал Мура застенчиво.
- Уже хорошо, - согласился Тузик, с трудом подавляя зевоту.
- Он вахтовым методом работает.
- В каком смысле? – тут же насторожился муж. Вахтовый метод мог означать очень многое. Вплоть до Уголовного Кодекса.
-  В прямом. Нефть качает на Севере из земных недр, - развеяла его нехорошие подозрения счастливая влюблённая -  Гриша - мастер на буровой вышке. Очень почтенная профессия. По уважаемости такая же, как гинеколог.
- А я-то уж подумал… - облегчённо выдохнул Тузик. – А что? Мастер на буровой – это солидно. Во всяком случае, внушает надежду, что ты попадёшь в достойные руки! Женат?
- Был. Но неудачно. Два раза. Или три… А что?
- Да нет, ничего!- успокаивающе улыбнулся Тузик. - Что ж, человеку свойственно ошибаться. Да-а…Ты к нему сразу насовсем переезжать собираешься или пока только попробуешь?
- Как ты можешь! – вспыхнула Мура праведным гневом. – Я порядочная женщина! Что значит «попробуешь»! Конечно, насовсем!
- Я советую тебе Петю пока с собой не забирать, - предложил Тузик. – Кстати, я записал его в музыкальную школу по классу виолончели. А ты пока освоишься на новом месте, обживёшься, то, сё… Опять же вдруг буровой мастер чужих детей не любит?
- Да?- задумалась Мура. – Я об этом как-то не подумала… Да нет, должен любить. У него же собака! Коккер-спаниель! Он, знаешь ли, в ней души не чает!
- Ну, собака и ребёнок – это всё-таки не совсем одно и то же, - мягко возразил Тузик. – Как у него с жилищными условиями?
- Нормально, - гордо сказала Мура. – У него отдельная квартира. В Перми.
- Почему в Перми?
- Он живёт там! – удивилась она такой его непонятливости. – Коренной пермяцкий житель!
- А у нас-то он как очутился?
- В гости приехал. К сестре. Пришёл к нам в школу за племянницей, она учится в моём классе, вот мы и познакомились.
-Мура, это, по-моему, не совсем педагогично: знакомиться на рабочем месте. Коллеги могут неправильно понять.
- А они  так и поняли и, к сожалению, осуждают. Но ведь чувствам не прикажешь!
В ответ Тузик хмыкнул (дескать, у тебя – опыт, тебе видней) и пошёл на кухню варить манную кашу. У него были какие-то очень оригинальные гастрономические пристрастия. Манной каши на молоке он мог съесть если не целое ведро (ну зачем? это уже явный перебор!), но вот весьма внушительный тазик – легко и с удовольствием. Он к ней пристрастился, подрабатывая во время учёбы в детской больнице и питаясь там из экономии на больничном пищеблоке, хотя это было не совсем  благородно с эстетической точки зрения, потому что таким образом Тузик вроде бы объедал несчастных больных детей. Вполне вероятно, что из-за регулярного поедания огромных количеств этой самой больничной манной каши, у него и сформировался такой удивительно незлобный характер, хотя временами он позволял себе повышать голос на нерадивых пациенток. А так – ребёнок ребёнком, честное слово! Ну, как, скажите, от такого не влюбиться в мужественного мастера буровой нефтедобывающей установки? Это ещё гинеколога можно представить рядом с манной кашей, а бурового северянина? Да вы хоть думаете, чего говорите, чего ставите и чего собираетесь представить?

Не столь спокойным получилось объяснение с любимой подругой Нюрочкой.
- Нет, ты мне всё-таки скажи, куда ты едешь? – наступала она на Муру, воинственно сопя и сверкая глазами.
- В Пермь, - ответила та. –Я же тебе говорила!
- Я не в географическом смысле! Вообще куда?
Муре очень захотелось серьёзно задуматься над нюрочкиным вопросом, но, как она не напрягалась, этого ей не удалось. Думать- это ведь тоже своего рода искусство. Как говорила её, Муры, бабушка по материнской, то есть совершенно не французской, а наоборот – исконно рязанской линии, давно покойная Серафима Ивановна, думу думать – не орехи грызть. Или другое, не менее филсофическое: лапти плесть – не мудями тресть. Орехи Мура с самого детства терпеть не могла, лаптеплетением сроду не занималась, но тем не менее задумываться о бренности бытия так и не научилась. Нет, а почему этому нужно обязательно удивляться? У каждого человеческого индивидуума – свои психологические наклонности и возможности: один думы думает, другой на балалайке играет – аж захлёбывается, третий покоряет никому не нужные горные вершины, четвёртый становится крупным специалистом по орехам. Как говорится, се ля ви. У каждого в голове – свои тараканы. И все –во-о-от с такими усами!
- Ну? – воткнув руки в крутые физкультурные бока, напомнила о себе ближайшая, вернейшая и самая наилучшейшая на всём белом свете подруга.
- К Хрыше, - пискнула Мура (она хотела сказать – «к Грише», но получилось так, как получилось. У неё, наверно, кроме французов, были в родне ещё и представители украинского народа). – К нему, любимому.
- Ты дура, - с каким-то садистско-мазохистским удовольствием констатировала Нюрочка и, повертев пальцем у виска, очень вульгарно засвистела. Это у неё была такая дурацкая привычка – вытянуть губы дудочкой и громко свистеть. Прямо как мужик какой! Никакой женственности! Да и какая может быть женственность у девушки с веслом!
- Я знаю, - охотно согласилась Мура. – Но только любовь не знает преград.
- Тьфу! – яростно, по-спортивному сплюнула подруга. – Хоть  бы о детях подумала!
- Так они же с Тузиком останутся! – просияла Мура. – Он хороший, он о них обязательно позаботится!
- Он-то хороший… - ехидно прищурилась Нюрочка (нет, это совершенно невозможная женщина! А ещё мастер спорта по баскетболу и кандидат по борьбе дзюдо!). – Да, хороший, в отличие от кое-кого… Нет, ты соображаешь, чего ты делаешь?
- Честно? – спросила её Мура.
- Как на пионерском собрании! –