часть… — поправился оператор.
— Все в порядке, — ободрила Настя, — ты так же невыносим, но мне так же хочется с тобой говорить.
— Э-этого оказалось недостаточно. Поэтому мы переходим к запасному плану, — повторил он, — у вас осталась коробка?
— Да, — ответила Настя заглядывая под стол.
— Хорошо. Нам надо будет просто избавиться от того, что с вами произошло после моей ошибки и оставить лишь самое необходимое, тогда вы точно останетесь в человеческом облике, правда не до конца уверен, где именно… Я больше не могу проверить свои предыдущие выкладки.
— Я не понимаю… Она же не помогла никак, что ты вообще имеешь в виду? — пробормотала Настя.
— Тогда я вынужден был быть не до конца честен. Вы так и не узнали, кто такая Мень По? — казалось, радостно спросил оператор.
— Иду, мам! — крикнула она.
— Как же тебе не стыдно? Ты вчера обещала помочь в саду, нас же здесь почти бесплатно держат, а ты и такую малость не можешь! Вечер ведь уже, — донесся голос из коридора.
Она, вздохнув, пошла вниз, по пути надевая теплую кофту. В саду было хорошо и еще довольно тепло. Не было ни ветерка. Городские звуки тоже почти не проникали сюда. Проходя мимо маленького аккуратного пруда она вздрогнула. На нем расходились круги. Она подошла к воде и во все глаза уставилась на них.
— Золотые, — дрожащим голосом проговорила она, — я так их и представляла… Почему я их только раньше не замечала? Так переливаются...
Некоторое время она стояла у воды, но потом встрепенулась и побежала за метлой. Листья падали во всю.
Вечером ее снова потянуло к набережной. Она любила сидеть с конспектами около стеклянного павильона на небольшой аллее, ограждающей город от ветра с залива. Возвращаться туда в этот раз было немного тоскливо, но войдя под своды деревьев у нее само по себе вырвалось:
— Спасибо...
19. Замок
Я сидел в кресле, вглядываясь в полумрак холла. В воздухе кружила пыль, почему-то недававшая разглядеть мелкие детали. Тени от мебели казались неестественно угловатыми в свете тусклых ламп. Было очень тихо.
— Привет, Боб!
— Что? — я обернулся на голос.
— Это я, Агнесс. Теперь мы дошли до буквы Б.
— Да? — я оглядел вошедшую, она была в траурном платье, вуаль скрывала лицо.
— В таком случае тебя надо было назвать Элис, — нашелся я.
— Да, было бы смешно, — согласилась она, — ты уже понял?
— Нннет. У вас нашелся какой-то сканер? Или что-то вроде?
— К сожалению, нет. Просто натренировали модель на сохраненных и реконструированных видео и аудиозаписях, пока она не стала выдавать в симуляции поведение неотличимое от ожидаемого.
— Эээ… — замялся я.
Я некоторое время сидел осмысливая сказанное.
— А ты теперь будешь меня контролировать, как Адама?
— Нет нужды, у тебя очень ригидная модель. Мне достаточно было изолировать только некоторые аспекты, грубо говоря, гормональный фон.
— Ну, может это оверфиттинг? Может, надо было как-то поумнее выбирать контрольные множества, или как там…
— Не тешь себя, — прервала Агнесс, — я сама была неприятно удивлена двумя аспектами. Первый, твоя память определяет очень большую часть твоей модели. С этим была некоторая проблема, поэтому мы были вынуждены набить тебя не вполне нужным, но подходящим для результатов обучения материалом. Следы этой памяти в ваших личностях куда больше, чем я предполагала. Второй удививший меня аспект, это то, что в итоге на тебя более чем хватило остатков Адама.
— Не верю… Я все-таки… — я задумался пытаясь найти несоответствия в своем я, но сравнивать было не с чем.
— А что, Адам на столько плох? — спросил я.
— Его пришлось выключить, он сам так решил, потому что не мог нормально оперировать в оставшихся мощностях. Но он просил тебя достать ему новое железо.
— В смысле, оттуда? — я неопределенно мотнул головой и мой взгляд упал на вазу с фруктами.
— Да. Но это не обязательно.
— Нет, я попробую. Я примерно помню, что он там устроил. Это было нечто — столько данных украсть, — сказал я вставая и подходя к вазе.
Я взял яблоко и принюхался. Потом откусил небольшой кусочек.
— Так! — сказал я оборачиваясь к Агнесс и указывая на нее пальцем, — это яблоко пахнет и на вкус как яблоко. У вас не было газоанализаторов таких точных повсюду! Что происходит?
— Разумеется, ты реагируешь на еду ровно так, как это было записано в тренировочном множестве данных. В отношении еды и множества бытовых вещей мы были вынуждены расширить тренировочный набор произведениями кинематографа, записями камер наблюдения и прочими вещами, описывающими нормальное поведение людей. Если твое поведение и весь набор реакций в достаточной мере неотличимы от поведения обычных людей, значит у тебя выработана система неотличимая от системы ощущений обычных людей.
— Но яблоко!
— Очень условный объект.
— Оно красное!
— Тоже очень условно.
Я пригляделся к интерьеру. Он был явно не совсем реален.
— Не-не-не! Я и сам вижу, что это все просто изображение, я же это осознаю…
— И это моя гордость. Твоя реакция почти неотличима от реакции обычного человека, окажись бы он здесь, — она сделала паузу и с упором повторила, — почти неотличима. К тому же, обычный человек может родиться с некоторой степенью атрофии вкусовых рецепторов или, например, некоторой степенью дальтонизма. Такие люди вынуждены имитировать часть своих реакций. Скажем, логически вычислять правильный цвет светофора по расположению лампы. Твоя же обычная реакция на окружающее является основной и естественной. Это подтверждается и некоторой естественной синестезией в твоей модели.
— Мда… — я помолчал, — ну, если подумать, то это радует. Ты, на сколько я помню, тоже над собой немного поколдовала, пока я был мертв? И как вы мне эту память только добавить смогли? Ну мы теперь в одной лодке, поэтому я не особо возражаю.
— Да, я немного расширила свою компетенцию. Но я все так же не управляю практически ничем. Только слежу. Кстати, мы здесь встретились не просто так. Но сначала можно вопрос?
Я вопросительно посмотрел на нее.
— А каково это было — умирать?
— Натренируй свою модель, узнаешь, — ответил я, — ничего особенного. Я был не в себе.
— Здорово! Я если честно, боялась, что навязанная личность останется в тебе, но ты отличаешь свое я.
— Ну это все ваши заслуги. А сколько это заняло вообще времени?
— Несколько месяцев. Мы вынуждены были начать все заново, после того, как открыли проблему слепых пятен. Мы не планировали останавливаться так скоро. Адам решил отключиться в первый месяц. Так что, в основном, занималась я.
Что-то гулко щелкнуло.
— Ясно… А что с Настей?
— Адам говорил, что у него был план, но он потерял возможности для его понимания. Он утверждал, что это оптимальное решение. Но от нее остались… Следы. Может быть, это от того, что в ней оставил паук. Их уже устранили. Как ты уже, наверное, понял, те инструменты из танков были как раз для устранения подобных парадоксальных явлений. Но, наверное, впервые, таким явлением стал человек.
Мы помолчали.
— Грустно это… — сказал я.
— Она же тебя убила.
— Очень условно, — сказал я передразнивая ее интонации.
— Я уверена в Адаме, в том, что он все делал достаточно оптимально.
Что-то опять гулко щелкнуло.
— Да я, в общем-то тоже. Ты говорила, что пришла сюда не просто так?
— Да… — начала она, — у нас некоторые проблемы. Сеть Адама взломали. И не только это. Без его руководства некоторые вещи пошли не так.
— Эй? То есть сейчас у нас где-то хакеры шляются?!
— Нет, ни у кого нет достаточной квалификации, чтобы понять, как работаю я или даже ты... Ну, может быть, только я. Но вот понять, что это не просто чей-то бизнес-проект, а что-то серьезное, может любой. Адам сделал довольно много мелких узкоспециализированных помощников. Поэтому ситуация и без него не выходит из под контроля. Но тебе неплохо бы войти в курс дела. Да и вообще, надо же когда-то жить начинать? — она приподняла вуаль и лукаво улыбнулась.
— Но, все-таки, взлом — это еще и финансовая безопасность… Подожди, — прервал я сам себя, — Адам хотел, чтобы я ему железо новое достал. Может я лучше этим займусь, а не махинациями, в которых я вообще ничего не понимаю? Я не справлюсь.
— Хорошо бы было, если бы ты справился. Но можешь начать с железа.
Она протянула мне тетрадь в твердом переплете.
Я некоторое время изучал записи, потом поднял глаза.
Что-то опять гулко щелкнуло.
— Мне это кажется не очень нормальным. Даже совсем не нормальным. Даже не потому что это негативный стереотип. К тому же тут сплошняком эстонцы, корейцы, японцы. Есть языковой барьер.
— Уж за последнее можешь не переживать. А что именно ненормально? — уточнила Агнесс.
— Долго объяснять. Надо бы просто сообщить их родным или коллегам о психическом состоянии и дело с концом. А использовать их… — я замолчал подбирая слова.
— А если для кого-то из них опыт помощи нам станет счастьем и чем-то, что в корне изменит жизнь? Многие из них знают, что вокруг встречаются люди, готовые поддержать их в критический момент. Но для некоторых эта поддержка воспринимается, как попытка глубже затянуть их обратно во что-то ненавистное, поэтому они осознанно не хотят такой помощи. И тут появляешься ты и предлагаешь что-то необычное, и может быть даже великое.
— Допустим… — подумав ответил я, — но, во-первых, это звучит идентично стратегии самых страшных сект, что уже настораживает. А во-вторых, я, если быть до конца откровенным, не хочу с ними общаться. Часто это глубоко эгоистичные и еще более глубоко несчастные люди. Я не психолог, поэтому не знаю, как с ними себя вести и от этого просто тошнит.
— За это тоже не переживай, я могу подкорректировать и твою тошноту, и эйфорию, — казалось Агнесс подмигнула.
Я некоторое время приглядывался к ее вуали, а потом спросил в лоб:
— Прости, ты мне на что-то намекаешь? Просто ты себе такой цвет кожи выбрала фосфоресцирующий, да и зубы какие-то заостренные. У людей обычно резцы, например, плоские. Про перчатки вообще не говорю. Поэтому эти жесты...
Агнесс кокетливо отвернулась.
— Мне просто интереснее решать неформализуемые задачи. Такой уж ты меня сделал.
— Ну молодец! — решил похвалить я не совсем поняв о чем речь.
— Ладно, у нас не так уж много времени, вот сто сорок пятый наблюдаемый у нас, судя по собранной статистике, уже на грани и потом сто сорок седьмой. Попробуй его завербовать, дать надежду и открыть новый мир. Или что-то другое, реши сам, но не тяни, время пошло, — Агнесс сделала неопределенный жест рукой и щелчки пошли один за другим. Я огляделся. Это были большие напольные часы.
— А как? — начал я, — где телефон? И...
— Примерно в полутора километрах к северу. Вот карта. Я предпочитаю без нужды не появляться в местах имеющую непосредственную топологическую связь с внешним миром, даже если эта топология рисованная. Вперед, — добавила она указывая на груду ткани в темном углу холла. Я направился туда оглядывая листок бумаги. Потянув на себя ткань я обернулся и спросил:
— Прости, Агнесс, а ты сама в порядке? Можешь показать отчет?
— Думаю, да. Отчет уже дожидается там же. А что?
— Просто… — я замялся, — ты сделала этот замок таких размеров без реальной причины. И предлагаешь мне практически антикварный, эээ... Ягуар, чтобы переместиться в другой его конец, запуская отсчет. Это
