сокровищами. Но удивление и восторг артефактами такой чужой культуры понемногу сменило тоскливое понимание, что полноценное изучение этих удивительных находок не уместится в отведенную ей жизнь. Грустные размышления об этом в гамаке глядя на звезды зажгли новый огонь, и в ту же ночь она помчалась в ближайший торговый комплекс за любительским телескопом и атласом звездного неба. Но на следующий вечер небо опять закрыло быстро бегущими осенними облаками, а атласы оказались невероятно обширными и сложными.
Несмотря на внушительный ассортимент присланных вещей и продуктов, оператор при каждом звонке настаивал на ее возвращении. Она в тайне радовалась этим звонкам, потому что теперь с доставленным смартфоном она чувствовала некоторую недостающую заботу, но на вопросы о возвращении отшучивалась или огрызалась.
— Кстати, а не хочешь сам сюда переехать? — в один из таких разговоров парировала она.
— Мне кажется, моя продолжительность жизни, несмотря на большее число угроз, будет больше здесь. Поэтому я не хотел бы перемещаться, — ответил тот.
— А разве тут все так плохо? — удивилась Настя, — сколько бы ты тут прожил?
— Я не могу дать точных оценок того, когда генераторы выработают свой срок, но на вашей стороне простая электрическая сеть не обслуживается. Из-за этого она уже местами пришла в негодность из-за природных катастроф. Я до сих пор не до конца понимаю, как там до сих пор может работать городской водопровод. Поэтому я могу ошибаться, но я бы дал не более века моим шансам там.
— Так это все равно много! Вот если бы у меня был век впереди, я бы лет двадцать уделила этим фангйи, — она тыкнула в небольшую бронзовую вазу, — да и всему остальному.
— А чем вы занимаетесь сейчас?
— Живу, вот чем я занимаюсь, — недовольно ответила Настя.
— Но чему вы уделяете время?
— Например, крошу еду в пруд. Ручьи и пруды в саду не заросли. Наверное, и рыбки остались. Но пока их не видно. Коробка, ещё мангал…
— Мне кажется, — сказал оператор, — сознательное ограничение социализации это частый признак депрессии.
— Пусть кажется. Ты же мне сюда даже связь провел. Я могу говорить с кем захочу. Только пускать сюда мне никого совсем не хочется. Ты знаешь, я не совсем правду сказала.
— В чем именно?
Настя хотела было огрызнуться, но понурившись ответила:
— Про занятия. У меня что-то странное с памятью. Я быстро забываю некоторые мелкие вещи, а некоторые наоборот кажутся вернувшимися воспоминаниями. И сны тоже…
— А какие именно вещи?
— Мелочи. И я с трудом вспоминаю все то, что было до моста. Но книги я могу запомнить, хоть иногда пересматривая их вижу немного другое. Я столько здесь узнала, что не удивительно.
— А что со снами?
— Ничего, просто сложно вспомнить, было ли произошедшее во сне или на самом деле. Но это тоже нормально — я здесь столько удивительных вещей увидела. Последнее время мне снятся люди, поэтому это больше не проблема.
— У вас все еще нет людей? — уточнил оператор.
— В смысле? — вздрогнула Настя. Она наклонила телефон камерой вверх и тайком огляделась, — тут только паук маячит иногда.
— К вам ведь приходила целая группа?
— Паук говорил, что это не по-настоящему. Это была чья-то неумелая попытка от меня избавиться. Он с ними справился как-то.
— Я не понимаю, почему не по-настоящему?
— Это было типа защитного механизма. Того же механизма, который не позволяет пауку приблизиться к крейсеру. Если подумать, то тот, кто может “вырезать” из реальности практически все разумное, может и “вклеить” такую защиту от случайно забредших. Я пока верю.
— Возможно. Мне кажется, кто-то пытался оценить ваши силы. Я сомневаюсь, что у вас был бы шанс, если бы они задумали именно устранение. Паука они скорее всего заставили достать свой последний козырь.
— Какой козырь?
— На сколько мне известно, это погибший при исполнении человек, что делает его скорее всего единственным антропоморфным актором доступным пауку.
— А остальной спецназ?
— Его не стало, как и всех других.
Настя вновь огляделась.
— А тебе жалко паука? — спросила она.
— Могу сказать, что да. Я не хотел бы, чтобы он исчезал. Это довольно разумное существо, преследующее какие-то высшие цели. Мне хочется узнать о нем больше, пока он не исчез. К тому же, он оказался заперт с вами.
— Что? — удивилась Настя, — постой, что?!
— Вы же хотели от него избавиться?
— Передумала пока! Может это не от него избавляться надо.
— Хорошо. Я думал, вы считаете его врагом. В любом случае, вам следует быть с ним осторожным и обдумать возможность возвращения.
— Опять ты за свое, — вздохнула она, — вернусь, когда тут надоест. Может быть никогда. Лучше бы спросил, как коробка.
— Как коробка?
— Бесполезна. Столько времени только угрохала… И вообще эта идея с Мень По идиотская была.
16. Не видеть зла
Начинался очередной холодный вечер. Начинали разгораться пока еще тусклые огоньки освещения в саду. Ветра почему-то не было. Она сидела у кромки пруда и глядела в темную гладь воды. Несколько крошек еды до сих пор оставались на плаву у самого берега. Рыбки так и не пришли. К запахам сада примешалась знакомая химия. Она обернулась. Паук стоял рядом.
— Привет, — поздоровалась Настя.
— Привет, — все также глухо отозвался паук. Его силуэт сегодня был особенно громоздким. За его спиной висел большой серый матовый прямоугольник. В руках он держал сверток.
— Это от оператора, — сказал он, протягивая сверток.
— Смотрю, вы спелись, — заметила Настя, принимая подарок, — что это?
— Надень это.
Она развернула бумагу. Это был шлем.
— Хм. Прямо сейчас? Фотку отправишь? — спросила она.
— Да, сейчас.
Настя с сомнением оглядела шлем. Он очень напоминал экипировку паука. В шлеме лежал новый браслет. Паук вынул из-за спины щит и с размаху упер его в землю. Она с интересом следила за его действиями.
— Кто-то идет? — уточнила она.
— Да.
— А чего мне тогда только шлем? Может бронежилет лучше было? Или тебе только мой череп сохранить хочется?
— Нет времени, — сухо ответил паук.
— Ну хорошо, — она надела браслет, сняла шляпку и аккуратно натянула шлем на себя.
По верхнему краю стекла мерцала размытая красная надпись.
— Вей дзинь шоучьен, — по слогам прочитала Настя, — это что? Постой, теперь “хёфа”... Так, вообще пропало.
— Могуй, — глухо отозвался паук, — оператор твой — страшный человек. Даже мне такое не под силу. Достань что-нибудь пока. Он…
Паук не договорил. Он со скрежетом повернул щит и в то же мгновение в него что-то со свистом ударило, следом раздался хлопок.
Настя отпрянула, но затекшие ноги не совсем послушались. Ее движение было резко прервано цепкой рукой паука ухватившего ее за плечо. Тело, казалось, растянулось следуя за его неистовой силой, затрещали нити кожаной куртки, накинутой поверх платья. На несколько мгновений хватка, казалось, ослабла, но затем с новой силой впилась уже в спину, останавливая движение. Настя открыла глаза. Она с пауком оказалась уже на узком балконе. Около пруда поднимался столб пыли. Не успев восстановить равновесие, Настя попыталась сама ухватиться за руку паука, но тот непостижимым образом успел оказаться уже на дальнем конце балкона. Она не удержалась и упала на раскрошенные доски пола.
Настя попыталась выхватить детеррант, но в руке оказалось лезвие.
— Здравствуйте, — послышался будничный голос оператора в наушниках.
— Э! — только и смогла выдавить из себя Настя.
— Возьмите второе лезвие, — ответил оператор.
Настя, вставая, перехватила рукоять в левую руку и машинально, почти не отдавая себе отчета, ухватила новое лезвие, не отрывая глаз от расплывчатого синего сияния перед собой.
— Что это? — тихо спросила она. Сияние оставалось не в фокусе, но в нем начали проявляться мерцающие пикселизированные линии.
— Изображение, — начал объяснять оператор, но Настя не услышала, потому что ее руки резко поднялись. Скрещенные лезвия выбили из воздуха сноп искр, изображение метнулось вправо. Но правая рука настигла его.
— Плечо ***, — заорала Настя.
— Изображение дрона, — продолжил оператор, — не переживайте, вы с ними справитесь.
Пальцы было не разжать. Настя обнаружила, что стоит, упираясь коленом в перила. Левое лезвие вновь выбило из воздуха сноп искр. Она стояла уже левой ногой на перилах, нависая над двором, правая нога носком упиралась в стену сзади. Настя сжалась готовясь к падению, но что-то с силой ударило в скрещенные лезвия перед ней, удерживая ее в почти горизонтальной позе над двором, удар сменился новым и новым. Перила хрустнули. Внизу среди кустов виднелись бегущие силуэты людей. Новое движение бросило ее прямо над ними. Несколько ударов лезвий со свистом рассекло воздух. Правый клинок рассыпался на крупные осколки. Ноги скользнули по крыше декоративного мостика, заставляя тело сменить траекторию движения. В правой руке было уже новое лезвие и оно, описав короткий дерганый зигзаг, встретило целую очередь пуль.
Настя едва чувствовала свое тело, пытаясь бороться с неестественно быстрым дыханием. В ушах слышался только свист, удары и скрежет металла. Нет, был еще голос оператора.
— Я закончил анализ своих слепых пятен. Агнесс дала добро на проведение анализа с полной рефлексией, — говорил он. Лезвия давно дошли до силуэтов. В несколько движений она оказывалась то у самой земли, то зависала в неестественном равновесии над жертвой, проталкивая клинок вниз, падала на нового, выпуская рукоять, чтобы с силой, уперевшись каблуком, загнать лезвие сквозь неподатливую броню в новое тело и, не коснувшись земли, отбросить себя дальше, ударив рукоятью в новый шлем, чтобы на долю сантиметра больше открыть шею для второго клинка.
— Выяснилось, что помимо защиты от избыточной рефлексии, у меня была защита от анализа концепций контроля личностей. Я осознавал проблему того, что ваши действия искусственно контролировались извне, но не мог, видимо из соображений безопасности, никак анализировать технологию подобного контроля, — продолжал оператор. Невесомое лезвие подняло и бросило еще одно тело в сторону вспышки сбоку, выстрел разорвал броню и окатил ее кровью. На долю секунды она сгруппировалась в воздухе и уперла острие правого клинка в камень дорожки. Рука разжалась, упираясь ладонью в рукоять. Левое лезвие сделало пируэт задев кого-то и выбивая правый клинок в сторону целящегося, оставив ее на долю мгновения без всякой опоры. Чуть распремившись, мягко коснувшись земли и перекатившись назад, она вновь поднялась в воздух вспоров камень едва успевшим обрести очертания клинком, сбивая чей-то ствол и перехватывая на мгновение увязшее оружие. Еще несколько ударов и почти нежных остаточных касаний, которыми заканчивались парированные атаки, и ее отбросило за невысокий коридор, ограждавший эту часть сада. Клинок плашмя держал кого-то за челюсть, ее колено упиралось в его затылок, не позволяя соскользнуть. Очередной дрон метнулся вверх, пытаясь не задеть живой щит, который в то же мгновение был отправлен толчком невесомого лезвия на брызнувшую во все стороны черепицу, добавив дальности прыжка. Отклонив полет тупой стороной клинка о фонарный столб уже на улице, она зависла на нем уперевшись ногой. Едва погасив скорость, она, почти прижавшись,
