Незабываемые детдомовские годы!

                              Отрывок из романа «Годы безвременья»
Яндекс  Николай Углов  ЛитРес, Амазон, Озон, а также моб. прилож. тел.


Четыре года я провёл с братом Шуркой в детдоме в глухом сибирском селе. Наступало первое лето.  Зеленый ковёр трав и деревьев  так и прыскали в глаза своей свежестью!  Всё цвело.
Детдом нам понравился сразу. Его порядки, дисциплина, много друзей и товарищей – всё было  интересно. Утром по команде вскакиваем с чистой постели на деревянный выскобленный пол, выбегаем на зарядку в зал, а по теплу  во двор, затем умываемся, прибираем постели, строимся в колонны по группам и с песней в столовую.  Ефимия  Лукушина - наш воспитатель.  Бойкая, рыжеволосая, всегда весёлая, кричит:
    - Дети, по ранжиру становись в колонну! Шагом марш!  Запеваем! Дети, все дружно подтягивайте!
  И начинает громко и задорно:
      -  Ой, при  лужке, лужке, лужке – на широком поле.
        При  знакомом  табуне – конь  гулял  по воле.
Всем сразу становится весело. Мы возбуждаемся, громко поём про то, как «красна девка встала,  сон свой рассказала, правой ручкой  обняла и поцеловала».  Надо ли говорить, как я полюбил русские песни, которые разучивали мы с воспитательницей! Разгорячённые песней, весёлые, мы по команде садимся за длинные  рубленые столы и начинаем уплетать вареную свёклу, обваленную в жареной ржаной муке с подливой. Затем следует  сладкий чай. 
После завтрака наш инструктор по труду Шмаков и воспитатели  распределяют всем обязанности. Часть старших отправляют  на кухню к поварам помогать убирать, мыть посуду, чистить картошку, дрова пилить – колоть и т. д.
Летом младшие дети круглыми днями были на спортплощадке. Ну, а все остальные отправлялись на работы в приусадебном участке, где на грядках выращивали  овощи для себя. Позже стали выезжать на сенокос. Для двух быков и лошади надо было накосить 120 центнеров  сена.
Покосы были на  Уголках -  в  девяти километрах от села (ранее там был хутор). Для старших воспитанников  сделали на колхозной  кузне  маленькие литовки, а  остальные переворачивали, гребли, метали в копны сено.
Осенью весь  детдом - от  мала до велика, работал на колхоз. Собирали колоски ржи на полях,  дёргали лён, турнепс, свёклу и брюкву, копали и собирали картошку,  горох, сгребали и грузили  солому. Трудовое воспитание вошло в нашу детдомовскую  жизнь  с первых дней. Ну, а зимой все учились, занимались в кружках по  труду, рисованию, пению, танцах и в художественной самодеятельности.
Вечером перед отбоем  в зале проводилась линейка. Выстраивались все отряды, проводилась перекличка лично самим директором.
  Мама работала прачкой в детдоме, обстирывая 200 человек. Мы ежедневно забегали к матери в прачечную, провалившуюся  до окон  от ветхости избу. В прачечной сыро, грязно, темно, копоть на стенах, всё в дыму, пару. В ванне на ребристой алюминиевой доске  водой с чёрным мылом целыми днями  мать ширкала  бельё, стирая до крови пальцы на руках. Затем сушила его на верёвках во дворе и гладила паровым утюгом.
Как – то мать встретила меня встревожено и со слезами:
    - Коля, сегодня ночью меня чуть не задушил домовой!
    - Как это?
    - Легла поздно ночью, много было стирки. Перед тем, как ложиться, вышла на улицу. Ти - и - хо в деревне, даже собаки не лают. Только полная луна ярко светит, бледно - бледно всё вокруг…  И так что – то жутко стало мне от этой луны. Вошла назад, в сенцах крючок накинула,  и только дверь в прачечную открыла – вдруг как загремит таз с печки! Затряслась, испугалась я сильно – с чего это он упал? Никого же не было! Кошку я не держу, кто бы это мог таз уронить? Потушила лампаду и быстрей на лавку – постель у печи. Накрылась с головой старой дохой. Лежу, дрожу и вроде стала засыпать. И вдруг явственно слышу, кто-то спрыгнул босиком с печки. Мне жутко -  страшно кричать, не кричать? Ой, боже мой, шаги. Ти – и – хо идёт ко мне. Вот уже близко… дыхание, медленно ложится рядом, легонько отталкивая меня. Сковало всю, оцепенела от страха, а руки волосатые, холодные тянутся к горлу и сжимают, сжимают всё сильнее… Заорала, закричала  я  и  сверхъестественным усилием сбросила огромную тяжесть домового… Исчез он, и только за печкой раздалось – КХУУУУ! Проснулась я, зажгла  лампадку, трясусь, оделась и убежала из прачечной ночевать к подруге. Колечка! Что же делать? Я теперь боюсь здесь ночевать…
Я, как мог, стал утешать мать, а сам опасливо поглядывал на печь:
    - Мама!  Да это тебе, может, приснилось. И вот что я слышал от местных. Домовых и леших  в лесу здесь, правда, хватает. Бояться их не надо - они в каждом доме живут. И вот, если он пристаёт к тебе, надо спросить – к худу или к добру ты здесь, дедушка?
Как-то мы, размечтавшись,  небольшой компанией решили бежать из детдома. Стемнело. Все собрались у прачечной, вышли за деревню, обошли пруд и с обратной стороны детского дома, стараясь не ломать камыш, гуськом  вышли на сухой островок – пятачок в камышах, который присмотрели ранее. Было необычайно тепло, тонко звенели комары, но нам было не до них, мы радовались свободе. Нарвали камыша, зарылись в него и всю ночь проговорили обо всём, глядя на яркие звёзды в небе. Талик Нестеров философствовал:
    -  Видели, как у магазина гуляют фронтовики? Целыми днями пьют, ругаются, дерутся, а потом обнимаются. Я слышал, один говорит, что война в  Германии и  Японии не закончилась. Там против наших воюют  бендеровцы - лесные люди  и какие – то харакеристы, что ли, привязанные цепями. Давайте в следующий раз накопим больше припасов и убежим на войну помогать нашим?
Мы все дружно поддержали его. Жизнь была прекрасна – она только начиналась! Мы мечтали, строили планы, было удивительно хорошо, мы клялись в вечной дружбе и верности! Где-то рядом ухал филин, тонко бормотала  сплюшка, на воде слышны были постоянные всплёски – это щука гонялась за карасями. Под утро мы уснули. Только к середине дня мы услышали, как ищут нас, кричат вдалеке и даже стреляют из ружья. Так мы прожили два дня, а на третий, когда кончились наши немудрящие припасы, мы вышли на расправу к «дирику» Микрюкову. Он  просто неиствовал, собрав весь детдом на экстренную линейку:
    - Хулиганьё!  Ишь, что удумали! Как вам не совестно смотреть в глаза товарищей, которые два дня искали вас? Всех четверых в карцер! Без ужина!  Завтра всех на Уголки! Лишаю  ежемесячной конфеты!
Это было уж слишком! Мы окончательно невзлюбили Микрюкова.  О конфете мы все много говорили, мечтали, когда подойдёт первое число месяца. На торжественной линейке каждому воспитаннику вручали эту блестящую, крупную – весом 100 грамм  конфету в обёртке из  хрустящей, жёлтой, с переливом, бумаге. Твёрдая, сладкая до изнеможения,  коричневая конфета – и вдруг лишиться такого удовольствия?
Хмурые, угрюмые мы на телеге приехали на следующий день на Уголки. Поразила высокая, выше нашего роста трава. Красота неописуемая! Уйма цветов, гудят пчёлы, шмели, воздух напоен ароматом подсыхающего сена. Поляны и лес чередуются и уходят к горизонту. Всеми листьями шумит осинник. Лакомимся  черёмухой, кислицей и уже поспевающей малиной. Спим в огромном шалаше – стоге сена, готовим обеды на костре, носим воду из ручья, помогаем мыть посуду, убирать, ворошим, переворачиваем сено.
Мне шёл девятый год и, наконец, с опозданием,  я пошёл в первый класс! С этого дня в мою жизнь надолго – на семь лет, вошла первая моя учительница  Ольга Федосеевна  Афанасьева. Круглолицая,  полненькая, с необычайно добрыми глазами, в неизменном сером, в полоску костюме. Первые четыре класса она преподавала  практически  все предметы:  учила писать, читать, рисовать, учила арифметике и чистописанию, учила жизни, открывала  глаза в необъятный мир.
Обычный школьный день первого класса…  Чистописание. Сидим, высунув  язычки, трудимся – выводим палочки, затем крючочки, а в завершение, через три месяца, первые буквы.  Ольга Федосеевна ходит между рядами, заглядывает каждому в тетрадь и монотонно приговаривает:
    - Ровнее, ровнее. Не забывайте про наклон палочек. Углов!  У тебя крючки  слишком большие!  Вспомни свой крючок на удочке!  Дети! Не спешите! Помните, что сейчас закладываются основы вашего письма. Будете неряшливы, и почерк будет у вас всю жизнь корявый!
А уже через три, четыре месяца другой разговор:
    - Правильное чистописание – залог успеха в жизни! Сегодня начинаем писать буквы и слоги, изменяя нажим пера. Посмотрите на образец! Видите, как красиво написана фраза!  В  начале буквы  и в конце - потоньше, т. е. волокнистая линия,  а серединка толстая – будете нажимать сильнее  перо.
И опять месяца два учительница  заботливо  учит нас:
    - Нажим,  волокнистая!  Нажим, волокнистая!
Именно с этих первых уроков  практически у  всех учеников, в конце концов, получился красивый почерк. Учёба давалась мне легко - я был в отличниках без  особого труда. Ко мне Ольга Федосеевна, мне кажется, благоволила больше всех! Выделяла, постоянно хвалила, впоследствии назначила председателем Совета отрядов пионеров. Кстати, запомнилось, как нас принимали в пионеры. Хором выучили:
    - Как повяжут галстук,  береги его!
    Он ведь с красным знаменем  цвета одного!
Помню до сих пор торжественные сборы, дробь барабанов. Ольга Федосеевна командует:
    - Звеньевым! Сдать рапорта председателю!
Звеньевые  подходят ко мне по очереди и коротко докладывают свои рапорта (сколько пионеров в отряде, нет ли происшествий, больных, отличников и отстающих и т. д.):
    - Рапорт сдал! 
Отвечаю: 
- Рапорт принял!
Я с поднятой рукой в пионерском приветствии, чеканя шаг, на виду отрядов иду к любимой учительнице и, задыхаясь от восторга и волнения, докладываю  сводный рапорт. Легко и быстро научившись читать, я очень полюбил книги  и  постоянно бегал в детдомовскую библиотеку. Ольга Федосеевна всегда на уроке литературы заставляла всех по очереди читать небольшие абзацы из произведений русских писателей, но больше всех доверяла мне, т. к. я научился читать с выражением. Мне нравилось, что весь класс, притихнув, слушает моё чтение и от волнения мой голос звенел.
Жизнь в детдоме кипела, бурлила. Подъём, зарядка, умывание холодной водой во дворе из трубы, в которой сделаны самодельные соски – краны.  Затем санитарный осмотр, где придирчивые дежурные девчонки обязательно проверят заправку постелей и заставят переделать, если сделано неряшливо. Затем проверят и самого – как одежда, обувь, ногти, стрижка. Перед входом в столовую ещё раз покажи руки ладошками вверх и вниз. В столовой  тоже не шуми, не кричи, а то выгонят и будешь голодный до обеда. Порции очень маленькие, а так ещё хочется  свеклы, обжаренной в  чёрной муке или макарон на маргарине. Затем учёба, а после занятий обязательный общий хор. Потом  обед,  зимой «мёртвый час», два часа труда и перед ужином личное время – самое долгожданное, когда можно было  исчезнуть от  воспитателей во главе  с  вездесущим директором.
И вот в спортзале, рядом со сценой поставили большую, до потолка,  ёлку. На зелёных иголках все дружно вешали игрушки, изготовленные самими воспитанниками – разрисованные пустые куриные яйца, шишки – человечки, птички, ёжики, картинки из картона, цветные