Димка Крупицын, выпускник третьего класса, хорошист, возвращаясь на велосипеде домой на дачу, жал на все педали. Жал не столько потому, что обещал бабушке быть к обеду, к двум, а сейчас уже пять минут третьего, и даже не потому, что сзади его нагоняла тёмная туча, поблёскивающая и порыкивающая от злости на сухую землю, а по той очень неприятной причине, что передняя шина велосипеда неотвратимо выпускала воздух, грозя в любой момент опустить колесо на обод.
Только что в соседнем дачном посёлке Димка встречался с Веником, который по-правильному был Вениамином, но он не обижался на кличку, и который тоже жил под присмотром бабушки. Встреча носила деловой характер: Димка поменял свою газовую зажигалку в форме пистолета на лупу в пластмассовой оправе. Веник использовал лупу для выжигания солнечным лучом узоров, но чаще — просто для прожигания дырок на всём, что ему попадалось под руку. Его бабушке в конце концов надоели дымные и пожароопасные забавы внука, и она запрятала нежелательный предмет подальше. Но разве существуют в доме такие секретные места, о которых не знает десятилетний пацан, тем более если он веник? Когда бабушка ушла по своим делам, лупа была благополучно извлечена на свет, и обмен состоялся. Как Веник станет объяснять бабушке необходимость приобретения нового огнедышащего устройства, Димка домысливать не стал. Не его это дело. У Веника своя голова, такая же круглая, вот пусть она и думает.
Перед димкиным посёлком дорога взбиралась на высокий холм, затем зигзагом длиной полтора километра спускалась к озеру. Добравшись до верхней точки, педали можно уже не крутить: велосипед сам довезёт до дома, сиди себе и отдыхай. Но на этот раз так не получилось. Как раз на самой вершине раздался характерный звук — царапанье металла об асфальт. Слезай, приехали!
Альтернативы были две, и обе Димке не нравились. Первая — подкачать колесо. Но какой в этом смысл, если в камере дырка, прокол? Вторая альтернатива — топать с велосипедом домой пешком. Тоже радости мало: пока ещё дойдёшь! Бабушка станет беспокоиться всерьёз, да и туча сзади закрыла уже полнеба, сверкает и грохочет не переставая.
«А что если... — Димке в голову пришла шальная идея. — Что если спуститься к посёлку не по асфальту, а напрямик? Получится прямо к даче! Вон она, видна отсюда. Вместо полутора километров получится метров триста. Почему бы нет? Склон вроде ровный, трава густая, мягкая, обод не побьётся. Эх, была не была!»
Димка вскочил в седло и, слегка притормаживая, направил велосипед вниз. Склон оказался круче, чем он ожидал, и совсем не гладкий: высокая трава скрывала неровности. Велосипед запрыгал по кочкам, неудержимо набирая ход, несмотря на уже полностью заблокированное заднее колесо.
«Надо было ехать не прямо вниз, а наискосок», — пронеслась запоздалая мысль. Запоздалая потому, что как раз в этот момент переднее колесо провалилось в глубокую впадину и там застряло. От резкой остановки рама велосипеда поднялась на дыбы, и седло выстрелило Димку вперёд как из рогатки. Он заскользил по траве, оказавшейся вовсе не мягкой, а жёсткой и колючей, и напоследок ударился бедром о большой валун, который и остановил его движение.
Димка медленно поднялся на ноги и прихрамывая пошёл вверх за велосипедом. Переднее колесо согнулось, несколько спиц оторвалось, оба крыла были смяты. Саднила расцарапанная рука, болела нога. Из кармана штанов он вытащил лупу, вернее, то, что от неё осталось: стекло было разбито вдребезги, оправа треснула в двух местах. Затолкав её обратно в карман, Димка сел на камень, который его остановил, и тихонько заскулил от горя и от бессилия.
— Мальчик, ты плачешь? — раздался негромкий голос.
В трёх метрах от Димки ниже по склону стоял старик в длинном плаще с капюшоном и в сапогах. Рыбак, наверно. Слёзы мгновенно высохли. Негоже десятилетнему мужчине плакать при людях. Если уж очень надо — отойди подальше, где никого рядом нет, где никто не видит, не слышит, и реви в своё удовольствие.
— Это у меня... — пробормотал Димка, — соринка попала в глаз.
— Да-да, соринка. Покажи руку.
Старик взял мальчика за запястье, другой рукой провёл над израненным местом — один раз, второй. От царапин не осталось и следа.
— Здорово! Вы меня вылечили? Вы доктор?
— Это не я. Это время. Слышал фразу «время лечит»? Вот оно тебя и вылечило. Под моей рукой время ускорилось почти в сто тысяч раз, и для твоей царапины пять секунд превратились в пять дней. У людей такие раны заживают за неделю, у собак — за три дня. У тебя тоже всё зажило за три дня. Потому про мальчишек и говорят, что на них заживает как на собаке. Что ещё болит?
— Нога. О камень ударился.
— Это чепуха, — махнул рукой старик, — к обеду перестанет.
— Уже обед...
— И что, болит?
— Н-нет... — Димка вдруг осознал, что не чувствует боли.
— А это что такое?
— Велосипед. Я на нём катаюсь.
— Как, покажи.
Димка окинул взглядом своего искалеченного коня, медленно забрался в седло. Ни о каком катании, конечно, не могло идти и речи. К горлу снова подступил комок.
— Ему нужен ремонт, — печально сказал он.
— Тебе в глаз снова хочет попасть соринка, — заметил проницательный старик. — Ну-ка, посмотрим, чем он болеет.
Димка слез на землю. Старик поставил велосипед вверх колёсами и стал его рассматривать.
— Тривиальная конструкция, — заключил он через полминуты. — Здесь, — старик показал на заднюю втулку, — интереснее, но тоже просто. Сейчас...
Он сделал над велосипедом несколько широких плавных взмахов обеими руками, как дирижёр перед оркестром, и велосипед стал опять как новенький, как только что из магазина. Исчез даже старый скол краски на крыле.
— Крышечка ниппеля на переднем колесе не закручена до конца, — сообщил старик. — Так надо?
«Вот почему выходил воздух! — сразу понял Димка и рассердился сам на себя. — Все мои приключения из-за собственной неаккуратности! Разве трудно было проверить?!»
— Желательно закрутить, но я потом сам это сделаю, — ответил он. Димке было стыдно признаваться старику в своём упущении.
— Всё, мальчик?
— Ещё... вот! — Димка вытащил останки лупы и высыпал всё в подставленную горсть старика.
Оправу старик отремонтировал сразу, ни о чём не спрашивая. Когда дошла очередь до осколков, на его лице появилось выражение недоумения.
— Что это вообще такое?
— Лупа.
— Не понимаю.
— Ну... увеличительное стекло.
— Что оно делает?
— Увеличивает.
— Увеличивает что?
— Всё, на что ни посмотришь.
— Хорошо. Вот новое стекло. В центре крестик, чтобы лучше прицеливаться. Увеличивает в два раза.
— Старое увеличивало в три с половиной...
— С половиной? Такого не может быть! Это противоречит законам природы! Если хочешь увеличить что-то в три раза, увеличь это один раз — получится два, потом ещё один раз — будет как раз три. А на полраза увеличить вообще невозможно!
Старик передал лупу Димке. Мальчик увидел, что в оправу вставлено простое стекло. Он поднял на старика вопросительный взгляд.
— Делать надо так, — начал объяснять старик. — Прицеливаешься на предмет, который хочешь увеличить. Потом сжимаешь ручку оправы. Предмет увеличивается, он становится в два раза больше, потому что в два раза ближе. Нажимаешь ручку второй раз — увеличение прекращается. Если второй раз нажимать не будешь, увеличение исчезнет само по себе через один час. Не пытайся увеличивать солнце...
— Я знаю, — сказал Димка, — от этого можно ослепнуть.
— Что можно и что нельзя — этому пусть тебя учат папа и мама. Я говорю о том, что возможно и что невозможно. Невозможно увеличить солнце, луну, живые существа, в том числе людей. Если ты захочешь увеличить человека на велосипеде, автомобиль с водителем и пассажирами, поезд или самолёт, у тебя ничего не получится. Всё, мальчик, мне пора.
Старик исчез. Исчез так же неожиданно, как и появился. Димка не очень-то понял объяснения старика, но переспрашивать было уже не у кого. Он встал на камень, навёл лупу на вышку мобильной связи, которая была установлена на холме, и над которой ещё оставался кусочек чистого неба, совместил крестик с верхней решётчатой антенной и сжал ручку. Ничего не произошло.
Димка перенацелил лупу на велосипед, сжал ручку — никакого эффекта, на валявшуюся под ногами сухую ветку — то же самое. Потом он стал просто водить лупой из стороны в сторону, сжимая и отпуская ручку— ничего!
«Чепуха! — решил Димка. — Ничего не увеличивается! Старик вставил обыкновенное оконное стекло. Наверно, я плохо ему объяснил, что такое лупа, и как она должна работать. Ладно! Спасибо хоть за то, что велик починил!»
Придерживая велосипед за руль, он спустился по склону и через пять минут благополучно добрался до дома.
А ещё через пять минут пришла бабушка.
— Димочка, ты ждёшь! Сейчас, миленький, я тебя покормлю! Звонила твоя мама, сказала, что сегодня вечером они с папой приедут. У неё завтра, в субботу, день рождения, приглашено много гостей. С утра мы будем готовить, а после обеда гости начнут собираться. Я ходила к соседке, договорилась, что она нам поможет.
Сверкнула молния, гром разорвал небо, и из образовавшихся прорех полил дождь. Гроза, наконец, догнала Димку.
* * *
Никто не оспаривает целебные свойства горного воздуха. Вот только самого этого воздуха на трёхкилометровой высоте маловато. Как ни привыкай, как ни акклиматизируйся, но когда половина земной атмосферы осталась где-то под ногами, вдоволь не надышишься.
Канатная дорога, связывающая город «на равнине» с высокогорной обсерваторией, доставляла персонал на верхнюю площадку за пятнадцать минут. Зато оставшиеся полтора километра до ворот обсерватории отнимали у идуших пешком не менее получаса. Можно было, конечно, подъехать на автобусе, но Дмитрий Крупицын, тридцатилетний кандидат физико-математических наук, предпочитал проделывать этот путь на своих двоих. Тем более, когда стоит такая прекрасная погода: полный штиль, снег блестит и хрустит под ногами, зимний морозный воздух приятно бодрит, хочется, как в детстве, бегать и прыгать. Да какой там бег и прыг, если даже небыстрый шаг из-за нехватки кислорода вызывает одышку?! Звёзды на такой высоте светят сильно, ровно, не мерцают. Потому и строят обсерватории в горах.
Утро как обычно началось с заслушивания отчётов ночной смены и составления для начальства суточной сводки о наблюдениях на телескопе, которым Крупицын заведовал. Сегодня начальство в лице директора обсерватории академика Остроглазова проводило расширенное совещание, на котором Дмитрию по должности было положено присутствовать и отчитываться о работе за прошедшую неделю.
Первый же протокол вызвал у начальника телескопа недоумение: примерно с половины третьего до половины четвёртого по Гринвичу было зафиксировано увеличение светимости звезды аш-дэ семьдесят пять семьсот тридцать два в пять раз. Размышлять на этой странностью времени не было: совещание начиналось через десять минут. Дмитрий скопировал страницу протокола и отправился в зал заседаний.
— Что у вас? — спросил директор Крупицына, когда до него дошла очередь.
— Аномалия объекта пятьдесят пять в созвездии Рака. Вот подробности.
Академик прочитал бумагу, нахмурился и
