Старая сказка на новый лад

- Арсен, ну, не уходи, пожалуйста, - выразительные тёмные глаза смотрели на него с мольбой и надеждой.
- Ну, баба  Люся, не могу я остаться, - надевая вязаную шапочку и протягивая руку к вешалке, проговорил Арсений, - ну, честное слово! Вот сегодня – никак! И для убедительности он провёл тыльной стороной ладони по шее, изображая  разрез ножа. Наташка как увидит – она сразу возьмёт мачете  и…  И он снова повторил свой жест, подкрепив его соответствующей гримасой.
- Помнишь, ты сама мне про эти короткие изогнутые мечи рассказывала? – надевая куртку, спросил Арсений.
- Помню, - вздохнув, ответила баба Люся, и про мачете помню, и про ятаганы, я много тебе чего в детстве рассказывала. И, помолчав, добавила:
- Может, всё-таки останешься? Хотя бы ненадолго? А там – она махнула рукой в сторону входной двери, - иди куда хочешь. Хоть один, хоть с Наташкой своей, хоть с друзьями. А, Арсен? – и старушка опять принялась уговаривать парня.
Арсений просто обожал, когда его называли вот так – Арсен. Во что только порой не превращали его имя! Мама, несмотря на то, что он уже давно вырос, продолжала звать его «Арсюшей», любимая девушка обращалась к нему не иначе, как  «Сенчик», друг детства – он же бывший одноклассник  Мишка Скворцов – тот вообще сократил его имя до трёх букв и по-другому, как «Арс»  его с  самого детства не называл. Но никто и никогда его так не звал так, как баба Люся. Да и её саму звали совсем не Люсей, а Люсине Багратовной.  Её родиной была солнечная  Армения, а в самой Люсине смешались армянские, еврейские и Бог его ведает, какие ещё корни и гены. Среди множества предков по материнской (да и по отцовской тоже!) линии кого только не было, так что сама Люсине Багратовна чистокровной  армянкой себя внутри не считала, тем более, что после замужества она фактически не покидала пределов России. Да и говорила она уже давно без акцента, который по молодости выдавал её южное происхождение.
Арсений же очень любил, когда слышал такое необычное обращение к себе. В отличие от Люсине Багратовны, он с гордостью думал о том, что в нём течёт частичка горячей армянской крови. А уж когда слышал напевно-протяжное «Арсэ-э-н», внутри у него всё замирало, и, казалось, он мог отдать за это обращение всё на свете.
- Арсен, дорогой, - Люсине Багратовна вцепилась в подол его новой куртки, как в последнюю надежду, - ну, тогда хотя бы час, прошу тебя. Может, он за час угомонится и тогда…
В этот момент, словно в доказательство её слов, из маленькой комнаты послышался то ли тихий плач, то ли ноющие придыхания, перемежающиеся со шмыганием. Арсений заколебался и убрал руку с ручки входной двери, за которую было взялся. Люсине Багратовна обрадовано переместила руки с подола куртки на рукав Арсениевой куртки и, подмигнув, посулила:
- А я тебя своим киселём угощу, как раз таким, какой ты любишь. Ну, час всего прошу, а?
Арсений посмотрел на дверь, всхлипы из-за которой стали громче, потом перевёл взгляд на страдальческое лицо Люсине Багратовны и, вздохнув, сдался:
- Ну, ладно. Час побуду. Но не больше! – постарался он вложить как можно больше твёрдости в последние слова.
И он снова начал раздеваться, а Люсине Багратовна, словно боясь, что Арсений сейчас передумает, стала помогать ему снимать куртку, шарф и даже шапочку.
- Тащи свой кисель, раз обещала, баб Люсь, - и он прошёл в комнату.

Димка сидел на койке и размазывал кулачками слёзы по раскрасневшемуся лицу. Он ещё не поправился окончательно, и хотя температуры у него уже сутки как не было, Люсине Багратовна, которую мальчик,  как и все в их семье, называл бабой Люсей, окончательно вылезать из кровати ему не разрешила.
Димка, которому скоро должно было исполниться шесть лет,  приходился Арсению троюродным братом. Но молодой человек не любил все эти приставки, которые он считал никчёмными:  двою-, трою-… Брат – он и есть брат, безо всяких приставок. Поэтому, когда у Арсения выпадало время, он приходил к бабе Люсе и играл с Димкой, рассказывал всякие истории или просто брал лёгкого, как ему казалось, малыша  и носил его по комнате.
- А ещё брат называешься, - с укором сказал ему Димка, который в отличие от сверстников букву «р» научился выговаривать совсем недавно.
- Так я могу уйти, - улыбнувшись, сказал Арсений, и повернулся к двери, делая вид, что покидает комнату.
- Не-е-е, - и из Димкиных глаз горошинами покатились слёзы, - не уходи. Ну, пожалуйста.
- Да не уйду я никуда, - и, подойдя к кровати, Арсений взял плачущего Димку на руки. Он поцеловал его в щёчку и почувствовал, что температура у того опять предательски начинает своё движение вверх.
Вошедшая Люсине Багратовна поставила кружку с клюквенным  киселём на тумбочку, но Арсен, тихонько раскачивавший Димку вправо-влево, не обратил на это внимания. Все его мысли занимала теперь  Наташа – девушка, с которой он познакомился полгода назад. Сегодня они договорились пойти в кафе и отметить небольшой период их знакомства, а так же приближающийся Новый Год. Качая Димку, Арсений мысленно обратился ко всем добрым и чудодейственным силам, чтобы Наташа не обиделась на то, что он теперь опоздает.
- Дать тебе киселя? – Арсений заметил появившуюся кружку. Но Димка решительно замотал головой. Он обнял Арсения за шею, прижался к нему и вдруг попросил:
- Ты мне лучше сказку расскажи!
- Сказку? – Арсений немного растерялся. – Какую ещё сказку?
- Не знаю, - прижимаясь к Арсению ещё сильнее ответил Димка, - какую-нибудь весёлую.
Просьба рассказать сказку, да ещё и непременно весёлую, поставила Арсения в тупик. Современных сказок он не знал, а те, которые слышал во времена собственного детства, изрядно поистёрлись из его памяти.
Он начал напряжённо тереть лоб, раздумывая, какую всё-таки сказку рассказать маленькому брату, как вдруг в кармане зазвонил телефон.
Арсений аккуратно положил Димку на кровать, укрыл одеялом и вытащил трубку.
- Сенчик, - донесся до него знакомый приятный голосок, от которого в сердце у парня начинали звучать такие же приятные нежные нотки, - ты где? Ты не забыл, что мы в кафе договаривались пойти?
- Да… - замялся Арсений, - ты понимаешь, какое дело, Натусик, золотко…
И, стараясь подобрать нужные слова, Арсений как можно убедительнее рассказал, что ему пришлось остаться с Димкой ещё совсем ненадолго. Но он придёт, раз обещал, конечно же он  придёт! А опоздание… опоздание он компенсирует не менее, чем целой тысячей поцелуев.
Баба Люся, которая в этот момент разбирала в прихожей бельё и слышала реплики Арсения через небольшой проём приоткрытой двери, неодобрительно покачала головой: мол, не дело это парня от больного брата оттаскивать. «Если любит по-настоящему, - подумала Люсине Багратовна, - не станет закатывать ему концертов из-за какого-то там кафе. Да ещё целуй её за это. Ну, и молодежь сейчас пошла… ».
«Сенчик, слушай, - в это же самое время говорила Наташа, - у меня вот какой план появился. Зачем нам это скучное кафе? Чего мы там с тобой не видели? Смотри, какая сегодня чудесная погода! А ну его, это кафе, пойдём лучше прогуляемся по зимнему парку. На сосны полюбуемся. Там же сейчас освещение провели. И на настоящую ёлку посмотрим. Её, кстати, уже неделю, как нарядили…»
Арсений, внутренне удивившись услышанному, подумал, что, видимо, к добрым небесным  силам он обращался совсем не напрасно. 
- Да… - в нерешительности замялся он, ещё не зная, как отреагировать на Наташины слова, но она его перебила.
- Слушай, у мальчишки и так никакого праздника, мать с отцом под самый Новый год на какую-то там вахту укатили. Деньги им, видишь ли, дороже, чем собственный ребёнок! Подумаешь, какое-то там кафе, мы с тобой и в парке прекрасно погуляем. Да ведь, Сенчик?
Вторично удивившись неожиданной логике своей подруги, Арсений клятвенно стал заверять, что как только он освободится, он помчится к ней пулей.
- Да не торопись ты, - засмеялся голос в трубке. – Как получится – так и получится.
Арсений нажал на красную кнопочку мобильника и посмотрел на лежавшего на кровати Димку. «Чудеса, да и только, - пробормотал он, - и уж что-то слишком рано начинаются. Сегодня ведь только двадцать девятое декабря».
- Асений, -  сочетание «р» с буквой «с» пока не давалось Димке ни в каких вариантах,  - ну ты же обещал.
- Чего обещал? - Арсений всё ещё находился под впечатлением разговора с Наташей.
- Сказку, - выдохнул Димка и взял Арсения за правую руку. И Арсений вновь почувствовал, что руки у того стали ещё горячее.
- А, сказку? – Арсений словно очнулся ото сна. - Ну, что же, - бодрым голосом сказал он, - расскажу я тебе… и он на секунду задумался…  сказку про двенадцать месяцев. Слышал такую?
Димка отрицательно замотал головой. А Арсений, воодушевленный Наташиным пониманием случившегося, смело начал:
- Ну, слушай. Жила – была на свете одна женщина. И было у неё две дочки – родная и не родная. Родную она любила, баловала всячески…
- И «Сникесы» ей покупала? Да? – заблестели Димкины глаза.
- Ну, и «Сникерсы», конечно, тоже, - заверил Арсений. И продолжил: «А неродную дочку она всякие дела делать заставляла, по дому убираться, посуду мыть, стирать, всё подряд чистить …
- Пылесосом? – вновь подал голос Димка.
- Да каким пылесосом? – совершенно искренне приподнял брови Арсений, - в то время и пылесосов-то не было. Не изобрели их ещё. Да ты не перебивай меня, а то я сказку забуду, - проговорил он, глядя на Димку, - я её и так плохо помню.
- Ну вот, - продолжал он. – А один раз тётка эта злая послала свою неродную дочку за подснежниками в лес. А ведь зима была, было совсем холодно, цветов и в помине нет. Да и где это видано, чтобы цветы сквозь снег росли?
- Она что, совсем что ли, глупая была? – опять не выдержал Димка.
- Ну, глупая – не глупая, а не совсем умная, скажем так, - ответил Арсений, - потому что где это видано, чтобы маленьких детей в лес зимой отпускать? Да ещё и цветы ей принеси. Бестолковая, в общем, тётка была, - повторил Арсений. – Мало того, что злая, так ещё и бестолковая.
- А дальше? – не спуская с Арсения глаз, спросил  Димка.
- Дальше? Закуталась девчонка эта в какую-то старую шубку и пошла  со двора, а мать-то ей и кричит, что если она не вернётся, то плакать о ней никто не станет.
- Ну, точно: она была глупая, - сделал очередной вывод Димка, - я вон если варежки забуду взять, баба Люся всегда меня догоняет и их на меня на лестнице надевает. А тут - целая шуба...
- Ну, слушай дальше, - продолжал Арсений, -  вышла девчушка-то эта, а куда идти – не знает. На улице холодища, метель метёт, хозяин собаку в такую погоду на улицу не выгонит, а тут… и не найдя подходящих слов, Арсений просто сказал: «Ужас, да и только!»
- Ужас, - съёжился под одеялом Димка.
- Ну, долго ли коротко ли шла девочка, - продолжал рассказывать Арсений, - а только вдруг увидела огонёк среди деревьев. Она на этот огонёк и пошла. Идти ей было трудно, в валенки снег набился, но она всё равно шла и шла. Через деревья поваленные перелезала, в снегу чуть не утонула два раза, а дошла до огонька-то. Подходит – и что ты думаешь она видит?
- Что? – шёпотом спросил Димка.
- Костёр большой-пребольшой, аж прямо до неба достаёт. И там сидят люди – старые и молодые и разговаривают.
- О делах, да? – так же шёпотом спросил Димка.
- Ну, наверное, о делах. И, наверное, о важных, - кивнул Арсений,