чашкой полетели с кровати на пол и должны были неизбежно разбиться, сброшенные с такой высоты, но они плавно спланировали вниз и без стука опустились на пол, словно в ожидании команды. Он не обращал на них никакого внимания. Руки его потянулись к пиджаку, и Он извлек из внутреннего кармана пиликающий мобильник, утонувший в его ладони. Не успев взглянуть на номер абонента, Он поднес телефон к уху:
- Алло! Слушаю! - От голоса в трубке глаза его округлились, Он опустил ноги вниз, сел на краешке кровати, весь подавшись вперед:
- Мама!? Это ты?! Здравствуй! Слушаю тебя! - В голове все смешалось, словно Он выпил не чашку кофе, а бутылку коньяка. Мама. Сколько же ей сейчас лет? И не вспомнишь так сразу. Как он мог забыть? Давно забытое чувство волнения охватило его. Многие годы по должности ему не положено было проявлять перед миллионами глаз человеческие чувства и эмоции. Он был официальным лицом планеты, за состоянием которого отвечали целые службы из его окружения и следили за тем, чтобы лицо это не дрогнуло и ни одной жилочкой своей, ни голосом своим не проявило признаков человеческих чувств. Лицо планеты должно было излучать железную решимость, а в голосе его должна была звучать стальная твердость – Он прочно и навсегда запомнил то, что от него требовалось.
Он, наконец, сообразил, что маме сейчас за девяносто лет. Ее голос в трубке звучал спокойно, без старческого дребезжания:
- Сынок, я тоже рада тебя слышать! Уже не думала, что доживу до этого. После вчерашних новостей о твоем уходе с поста вспомнила про этот номер. Вчера еще он был недоступен, а сегодня с утра вот получилось. Ты теперь свободен. Я рада за тебя.
Ему было приятно и радостно слышать ее голос, но Он не удержался:
- Подожди, мама, о чем ты говоришь? Я и раньше был свободен. Этот телефон, он всегда был при мне, но каждый мой день был расписан на много лет вперед. . . .
-- Я знаю, - перебила его мама. - Мне всегда было удивительно, все эти годы, как ты успеваешь столько дел и можешь бывать в разных местах планеты одновременно. Да и как не удивляться было? Когда смотришь телевизор, то по одному каналу ты зачем-то самолетом управляешь, а на другом канале ты встречаешься со студентами. Да. Смотрела каждый раз и видела не сына своего, а какого-то президента планеты. Всегда дух захватывало и не верилось, что это чужое лицо – лицо моего сына.
Он слушал ее и не понимал, да ему и не положено было понимать многое из того, что было связано с его должностью. Если бы Он знал, сколько у него двойников, то не воспринимал бы ее слова за бред утомленного жизнью старого человека. Тем более, что за все эти годы Он забыл о существовании телевизора. Всю информацию о новостях на планете, в галактике Он получал в готовом виде через свой пресс – центр.
-- Да, мама, моя должность обязывала меня быть другим, таким, как это требовалось для интересов планеты, ее народа. В ответ Он услышал совсем неожиданное:
--- Ты знаешь, сынок, мне немного осталось времени и нет возможности оставлять на потом то, что хочется сказать. Поэтому я скажу сейчас. Ты был таким, каким я тебя родила на свет, вырастила. Президентом тебя сделало твое окружение, издающее указы, законы, по которым живет планета. Ты подписываешь все эти бумаги. Для этого ты им нужен. Вот и выходит, сынок, что ты – это не то, что нужно планете, ее народу. Ты – это то, что нужно твоему окружению за твоей спиной. Если ты этого не понимаешь и не видишь – это плохо. Если понимаешь, то это еще хуже.
-- О чем ты говоришь, мама?! – не выдержал Он. - Я столько сил потратил на укрепление обороны планеты, на укрепление ее позиций во всей галактике! А защита Иллирии?! Там свергли власть наших друзей. Пришлось несколько лет вести там боевые действия. Теперь вся Иллирия разрушена, ее надо восстанавливать, поставлять туда материалы, продукты, даже воду. Как это, мама?! Мне постоянно идет информация об угрозах для нашей планеты со всех уголков галактики, и я призываю свой народ к сплочению и единству, к преодолению трудностей, вызванных нашими врагами, к сбору средств для помощи Иллирии. Она очень далеко от нашей планеты, через две межзвездные пустыни, но мои советники не перестают говорить о важном значении для нас той далекой планеты.
Телефон молчал в ответ на его горячую речь.
- Мама! Ты меня слышишь?! – спохватился Он и услышал в ответ:
--Да, сынок. Ты теперь – бывший, - произнесла она это новое для него слово. - Уже невозможно что-то исправить для твоего имени. Твое окружение, возглавляющее планету, напишет свою историю правления твоими руками, но здесь, на планете, жители сохранят свою историю жизни и выживания среди законов, подписанных твоей рукой. Тебе твой пресс – центр не доложил о том, как тебя называют жители на твоей планете? - спокойно спросила она.
--- Нет, мама, не поступало такой информации, но знаю, что Иллирия наградила меня Орденом Освободителя Первой Степени, - охотно ответил Он и добавил: А как все-таки меня называют на планете за то, что я столько лет трудился ради ее блага? Все эти годы я как древний раб на галерах, не разгибая спины, подписывал каждый день десятки указов и законов. Моя связь с народом, мой будильник, помогал мне верить, что рука моя подписывает бумаги во благо планеты. Разве это не так, мама? - уже кричал Он в трубку, задетый за живое ее словами : А то, что я не знаю того, как меня называет народ - это ничего не значит, - закончил Он, успокаиваясь и снова откидываясь на подушках: Я все положил на алтарь служения своей планете - и семью, и жену, и детей, и родителей, и друзей. Что еще я должен отдать, чтобы народ по заслугам оценил мои усилия? Свою жизнь? Лежа на подушках, Он чувствовал, как уверенность с каждым словом возвращается к нему, и Он снова становился в своих воспоминаниях первым лицом планеты, а не блудным сыном, испорченным плохими дядьками с большой дороги.
Он начал сожалеть, что разговор с мамой, первый за много лет, принял такой характер. Совсем не об этом Он хотел поговорить с ней. Но мама продолжала. Видимо, ей не давала покоя мысль о том, что разговор этот может быть последним для нее:
-- Нет, сынок, твоя жизнь им не нужна, тем, кто поставил тебя президентом. Им нужна твоя подпись, твое имя, твое лицо. Для их планов даже мало одного твоего лица. Я думаю, что ты и не догадываешься о том, сколько у тебя было двойников, - со вздохом закончила она и замолчала. Он тоже молчал, обескураженный ее словами, каждое из которых, подобно ловким движениям мясника на скотобойне, словно сдирало с него президентскую шкуру, напяленную много лет назад. Ему вдруг стало неуютно в этой огромной кровати, на его маленькой планетке с нейрослугами. Он невольно натянул на себя одеяло в попытке спрятать под ним свое смятение, пришедшее на смену недавнему спокойствию. Его одолевали чувства, до сих пор неведомые ему и неположенные в его былой должности. Он даже не знал, как назвать эти чувства, что это было? Сожаление обо всем утраченном, когда-то дорогом для него? Сожаление обо всем, сделанном за эти годы? Так нет же. Он все делал так, как от него требовали. Тогда что же не давало ему сейчас покоя? Несколько раз его выбирали Главой планеты, и несколько раз Он давал клятву на верность народу, избравшему его, в чем Он был твердо уверен. Это была клятва служить планете, не жалея своих сил, здоровья и даже жизни. Он так и служил, не изменив ни одной букве этой клятвы и не обращая внимания на то, что на на страницах ее ни разу не упоминалось слово СОВЕСТЬ, неведомое для экономических понятий, на которых основывались все законы его окружения. Теперь Он лежал, укрывшись под одеялом от маминых слов. Он не понимал их . Мама его не осуждала , не упрекала, Он это чувствовал, но ее недосказанность вызывала в нем смутное беспокойство, неведомое в напряженных президентских буднях.
Телефон в руке молчал. Он не спешил нарушить молчание, опасаясь, что и под одеялом не найдет спасения от новых слов. Ему вдруг захотелось спросить ее о здоровье, о своих детях, о своей жене, для которой Он давно стал бывшим. Увы. На все его попытки в ответ раздавалось одно: Абонент недоступен. Словно связь с внешним миром оборвалась, оставляя его один на один со своими мыслями, но их вдруг пересилило чувство голода. День давно сменил утро, а Он еще не завтракал, если не считать опыта с чашкой кофе.
Он отбросил одеяло и пошел искать душ в надежде, что это поможет ему прийти в себя от неожиданных мыслей и волнений. Сначала Он подошел к окну. От его прикосновения портьеры, свисавшие до самого пола, бесшумно разошлись в стороны. За ними оказалось окно почти во всю стену, в виде арки, до самого потолка, со стеклянной дверью посередине. Он не удержался и вышел через дверь на балкон, ступив на постеленную по всей длине балкона мягкую дорожку зеленого цвета. Оказалось, что Он стоял на балконе третьего, верхнего этажа своего дома, которому больше подходило слово ДВОРЕЦ, чем ДОМ, и который ему еще предстояло изучить. Неожиданно Он почувствовал, что дорожка начала часто – часто вибрировать под ним, массируя его ступни. Вскоре Он ощутил легкую, бодрящую дрожь во всем теле, волнами пробегавшую от пяток до кончиков пальцев на руках и ему казалось, что Он попал в расслабляющий бассейн, только вода находится не снаружи, а внутри него самого. Он закрыл глаза, держась за перила балкона, и ощущал внутри себя волны нежного бассейна. Но голод не давал покоя, и ему пришлось покинуть балкон.
Радуясь новому сюрпризу, Он вышел из спальни в коридор с мыслью: Где же тут у меня душ находится? В то же время тихий женский голос произнес: "Ближайший от вас душ находится налево от спальни, по коридору в трех шагах". Сюрпризы преследовали его на каждом шагу, и Он еще только начинал с ними знакомиться. Он тут же нашел душевую, но, войдя в нее, подумал было, что ошибся. Кроме вешалок в маленьком коридорчике в виде свисавших со стены золотых змеек, в комнате ничего не было. Одни голые стены. Он прошел из коридорчика в комнату, как раздался голос: Извините! Сбой системы! Вешалка пуста! Вешалка пуста!
-- Ну и что? – удивился Он, но вернулся и повесил халат на одну из змеек. Стоило лишь ему вернуться в комнату, как ее стены начали меняться на глазах и затягиваться белесой пеленой, которая на глазах заполняла комнату, наполняя ее при этом теплом и нежным ароматом. Вместе с ароматом по комнате разливались негромкие, приятные звуки музыки. Он стоял, голый, окутанный теплыми парами с музыкальными ароматами и ждал новых сюрпризов. Наконец, Он дождался того, ради чего искал душевую. Сверху на него начала опускаться вода. Она не бежала, не падала, не лилась – она опускалась словно вопреки законам гравитации. Она не била противной струей по плечам, по голове, не барабанила по спине, а нежно касалась его тела и стекала вниз, мягкостью своей напоминая ароматное масло, и теплотой своей - мамины ладошки, которые купали его в маленьком тазу тогда, давно, и с которыми до сих пор ничто не могло сравниться. Он даже забыл про свой голод. Музыка продолжала звучать.
- Интересно, - подумал Он. - А гимн планеты здесь можно услышать? - Он тут же раскаялся и ругнул себя за этот вопрос, потому что среди водяных паров, под
Помогли сайту Реклама Праздники |