настоящий Глава, думающий о всех них, дворянах. Следующий день наступил в условиях полной свободы. Весь двор перемешался, и завтрак проходил в полной неразберихе: среди свиней в свинарниках сновали куры, утки. Гуси ковырялись среди козьих кормушек, индюки кормились вместе с овцами, бараны скреблись в курятниках, пытаясь выбраться из них. Свиньи всех размеров сновали тут и там, пожирая все подряд.
Непривычность обстановки веселила всех участников этого торжества свободы, а отсутствие скотников только усиливало радостные ощущения. После завтрака Хрюк уже знал, что надо делать и уверенно взгромоздился на заветную поилку, спасшую ему жизнь. Хрюк принял свою позу, что послужило сигналом, по которому вокруг собралась толпа бывшего поголовья. Хрюк говорил в своей привычной манере: тихим голосом, спокойно, убедительно, короткими фразами:
- Дорогие… дворяне! Теперь я рад за вас. Теперь вы свободны. Наш забор защитит нас от врагов нашей свободы. Мы не просто скотный двор. Мы – великий скотный двор!
Брыль возле поилки не выдержал и зачем-то заорал:
- Оле! – Оле! – Оле! Мы великий скотный двор!
Вслед за ним на все голоса слова эти запела вся толпа. Продолжалось это неизвестно сколько – время никто не засекал. Напевшись вдоволь, толпа стала расходиться.
К вечеру съестные припасы закончились. Ворота были заперты, а корм и воду привозили каждый день из- за забора, где находились амбары и цистерны. Но для Хрюка спасенная жизнь была важней амбаров и цистерн, ему было не до них. Обитатели двора сновали из угла в угол в поисках остатков пищи или хотя бы воды, не находя ни того, ни другого. Постепенно все завалились спать там, где их застал сон, по всему двору. Следующее утро так же прошло в поисках корма. Двор был большой, и живности на нем было видимо – невидимо и пернатой, и копытной, и рогатой. Вся эта живность ходила и искала пропитание. Настроение враз изменилось, стоило только Хрюку занять свое место на поилке под возгласы Брыля:
- Глава! Наш Глава!
Толпа собралась вокруг, притихли голодные детеныши. А с поилки на головы собравшихся летело:
- Дорогие… дворяне! Вы не представляете того, как вам завидуют все остальные скотные дворы! Они ничего не видят в жизни кроме корма в своих кормушках. А вы счастливы. Вы получили свободу и должны гордиться этим. Ваши дети будут гордиться вами, а я горжусь тем, что я Глава свободных дворян.
Голодная толпа насытилась речами Хрюка и снова подхватила его в воздух как свое сокровище, совершив с ним круг почета через весь двор. Если бы Хрюк говорил с утра до вечера своим спокойным голосом, никто бы с утра до вечера не вспомнил ни про воду, ни про корм, насыщаясь его речами. Но Хрюк выступал с речами только по утрам, в остальное время предоставляя дворянам полную свободу, от которой на третий день их начало покачивать.
Сам Хрюк не замечал отсутствия воды и пищи, к которым всегда относился равнодушно. Он словно получал энергию от своих мыслей о том, что должен думать за всех, глядя сверху на свою скотскую братию. А в это время, на четвертый день свободы, скотская братия начала грызть кормушки и клевать землю. Ни цыплят, ни козлят, ни прочих детенышей не было видно, стали попадаться на глаза свиньи с отгрызенными хвостами. Хрюк оставался невозмутимым. Когда он влез на свою поилку, при виде его лежавшие рядом попытались подползти поближе, инстинктивно повернувшись в его сторону. Брыль лежал возле поилки, не пытаясь горланить, но делая вид, что он все еще хорошо слышит. Хуже всего приходилось свиной братии. Их ребра подобно корабельным шпангоутам торчали, обтянутые кожей и только стройность Хрюка не была испорчена его худобой.
- Дорогие… дворяне! – снова начал он. - Наш великий скотный двор знал и более тяжелые времена, когда скотники вершили свои законы кольями, метлами, а то и топорами. Теперь это все в позорном прошлом и мы счастливы, что больше не повторится!
Брыль возле поилки слабо дернул головой, все лежавшие вокруг завиляли хвостами или зашевелили крыльями, не нарушая тишины, в которой звучали слова Хрюка:
- Наступили новые времена и из этих времен мы выйдем еще сильней и умней, чем были. Все будет хорошо, как бы оно ни было, дорогие дворяне!
В этот раз никто не бросился носить Хрюка по двору, во всех уголках которого, где только можно было, сидели и лежали ослабевшие от воздуха свободы жители скотного двора. Хрюк не понимал их. Сначала им не нравились его песни. Теперь им не нравится свобода, которую он им принес, вложил в их клювы, в пасти, в лапы. Но Хрюк знал, что до последнего момента он не оставит их, ведь он нашел свое призвание – служить всем тем, кому он дал свободу. Хрюк чувствовал, что находится не на перевернутой поилке, а на вершине, где он нашел смысл своей жизни. Он сполз вниз, перешагнул через лежащего Брыля и скрылся в сарае, где слабость свалила его на пол…
В забытьи он не слышал страшного грохота, сотрясавшего ворота. Грохот продолжался до тех пор, пока завалы, запиравшие ворота, не рассыпались. Ворота распахнулись, и внутрь двора хлынул народ, оглашая двор возгласами отчаяния и возмущения. Не видел Хрюк, как в ворота въехали телеги с мешками и телеги с цистернами. Не видел Хрюк, как выезжали эти же телеги обратно, груженые еще больше, укрытые брезентом и брезент этот огромными буграми торчал над телегами. Ничего этого Хрюк не видел. Когда он очнулся после укола и, пошатываясь, вышел во двор, то не узнал его. Двор был пустынным, словно ветер свободы выдул всех его обитателей. Это совсем не огорчило Хрюка.
- Ничего, - подумал он. - Есть еще много скотных дворов, где пригодится мое призвание, надо только найти перевернутую поилку. Он знал, что надо делать.
