Одним бакланом моря не вытопчешь

     Курсовой сорок, вижу неопознанный плавающий объект! - доклад вахтенного офицера на главном командном пункте - ГКП эскадренного миноносца «Бедовый» прозвучал как приглашение на эшафот.
      - Недорепонял! - командир эсминца недовольно повернул голову в сторону лейтенанта. - Классифицировать цель!
      - Крейсер неизвестной национальности! - не задумываясь, выпаливает взопревший вахтенный, впиваясь нервными окончаниями глаз в окуляры бинокля. - Пеленг идет на корму! - и добавляет. - Удрать хочет, гад!
      В боевой рубке было разлито корабельное благолепие. Болезненно стонал компас, нервно ему подвывал в штурманской выгородке автопрокладчик. Кладбищенским сиянием мерцали лампочки аварийного освещения.
      - Курс - сорок! - командор начинает чувствовать себя охотником, идущим по следу зверя, такой же азарт и охотничье вдохновение.
      - Есть курс сорок! - матрос-рулевой делает лицо на сорок градусов и лихо закручивает штурвальное колесо вправо. - Курс сорок!
      - Одним бакланом море не вытопчешь! Надо подымать всю стаю! - командир говорит знаковые слова и решительно командует. - Объявить боевую тревогу! Ход самый полный!
      - Боевая тревога! - с выражением не рассуждающей преданности, повторяет вахтенный офицер и подает один непрерывный звонок громкого боя.
      Командные слова грохочут, как призыв к Страшному суду. Громкость репродукторов, размещенных на переборках по всему эсминцу такая, что от звука динамиков начинают дребезжать плафоны в светильниках. Краска с переборок отлетает лохмотьями, словно жахает главный калибр.
      Подымая мертвых, команда взрывной волной проникает во все отсеки эсминца. Очумело врывается в кубрики, где начинаются судорожная путаница одеваний матросов свободной смены в чужие бушлаты. Звучат хлопанье рундуков. Не обходится без тумаков. Корабль вздрагивает от открывания и задраивания десятков дверей и люков. Трещат трапы под ботинками матросов, которые чтобы не сломать, друг другу ребра и шеи бегут в корму - по левому борту, а в нос - по правому, по правобортным трапам - вверх, а по левобортным – вниз. Грохот. Треск. Крики. Мат. Ура!
      Моряки на постах включают аппаратуру в боевой режим. Башни артустановок начинают вращаться во все стороны с немым вопросом - «Где эта проклять, что не дает служить спокойно?» На командные пункты начинают сыпаться пулеметной очередью доклады о готовности.
      - Корабль на боевом курсе! - поворачивая голову в сторону командира, четко докладывает рулевой.
      - Старпома ко мне! - командир выхватывает у вахтенного офицера трубку корабельной громкоговорящей связи - КГС «Каштан» и начинает грохотать, как залпы крейсерских башен главного калибра. - Радиометристы, ядрена корень! Что затихли, как опарыши в селедке? Сопровождать цель!
      - Есть сопровождать цель! - бодро отвечают командиру «короли эфира» и влипают «кошачьими» глазами в экраны радиолокационных станций.
      - Механик! Увеличить обороты! - командир начинает орать, больше чем весит.
- Есть увеличить обороты! - голосом старого черта глюкает старший механик - стармех и решительно дергает вперед ручку машинного телеграфа.
    Стрелка, как ужаленная, звеня, бежит по желтому циферблату. Прихватывает защелкой палец вахтенного офицера, который, очарованно слушая командира, не следит за шаловливыми ручонками. Брызжет кровь, как из-под поросенка.  Измазанного зеленкой «раненого» уносят на носилках, как получившего ранение на поле брани. Машинный телеграф приостанавливает движение на положении «средний» и с места, коротким броском прыгает на риску «полный вперед». Корабль начинает преследовать «крейсер», как совесть убийцу.
      - ГКП - акустик!
      - Есть акустик! - слышится из гидроакустической рубки.
      - Прослушать горизонт! Доложить пеленг и дистанцию!
      - Есть прослушать горизонт! - акустик с каменным лицом поправляет наушники и начинает, с лаской как лобок любимой девушки, щупать горизонт.  - Дистанция до цели… Пеленг на цель… - со скоростью матросского сперматозоида, докладывает гидроакустик.
      - Штурман!
      - Есть, штурман! - цепко схватившись за стол, кораблеводитель в штурманском ящике с циркулем в зубах вздрагивает, как от удара электрического тока и чуть не проглатывает железяку, зажатую в зубах.
      - Местонахождение! Опережение тридцать секунд! Время пошло!
      - Есть, опережение тридцать секунд! - репетует штурман, и нервно дергает секундомер.
      - Командиру бе че два начать стрельбу!
      - Носовая батарея! Правый борт тридцать! По цели… Снаряд… Заряд боевой! Товсь! - командует артиллеристам носовой батареи, по-старинному - плутонга, «бычок» -  командир ракетно-артиллерийской боевой части, которого сразу же осеняет дух Ушакова.
    От усердия офицер покрывается липким потом. Облаяв всех кого можно, «бычок» смотрит в желтый окуляр пеленгатора на черную визирную линию. Комендоры, оседлав стальные сидушки артустановок, влипают в дальномеры, как мухи в сметану. Матросы начинают высчитывать по разнообразным стрелкам и дискам приборов управления стрельбой направление и расстояние до цели. Стараются удержать крестовины прицелов на «крейсере неизвестной национальности», то есть на артиллерийской мишени в виде плоскодонной баржи с мачтами, между которыми натянута старая парусина.
      - Метристы! Дистанция?
      - Сорок кабельтовых! Тридцать девять кабельтовых! - оживает радиометрист и в режиме девушки полонянки начинает отсчет до цели. Тишина кончается на тридцати кабельтовых.
      - Ноль! - с оттенком мата звучит команда «бычка» на открытие огня. На флоте без «твоюжмать» и снаряды не летят.
      Щелчок микрофона «Каштана» отзывается у комендора ударом в правую челюсть. Он ногой нажимает педаль стрельбы. Корабль встряхивает. Носовая башня со стомиллиметровой пушкой нехотя грохает раз, два, потом начинает методично ухать, как разбуженный филин.
      Тугим звоном закладывает уши. Краска со стволов начинает отлетать, как пух с одуванчиков. Клочья флегматизатора залепливают окуляр пеленгатора на правом крыле ходового мостика, в отсеках не успевают менять плафоны. Из-под артиллерийской башни, как с заводского конвейера начинают вылетать пустые латунные гильзы, звеня горохом по верхней палубе эсминца.
Командир припадает к биноклю, провожая снаряды, которые как стая задиристых воробьев быстро разлетаются по морю, усердно дырявя кипящую водную гладь. Всплески, словно белые призраки, встают на горизонте.
      Начинается прямо  настоящая Цусима. «Может дать команду «переодеться в чистое»? - мельком думает командир.
      - Недолет один кабельтов! - индифферентным голосом докладывают с дальномерного поста.
      - На один кабельтов вперед, шагом марш! - «бычок» в КГС командует мотористам, постанывая от исполнительности. - Корабль, вперед! Раз, два! - служба начинает глупеть на глазах. Второй залп ложится левее сейнера на десять тысячных дистанции.
      - Право десять! – четыре всплеска, хорошая кучность боя, после чего слышно непристойно победное слово. - Прекрасно!
      Командир кормовой батареи решает помочь «бычку» и запускает дымовой снаряд. «Крейсер неизвестной национальности» скрывается за дымом, лишний раз доказывая что на флоте в цель попадают только сперматозоиды.
      - На хрена козе баян, - глядя на дымовую завесу, удивленно спрашивает командир и добавляет, - когда есть колокола?
      Матросы на буксире с привязанной канатом мишенью, от изумления от бортовых залпов эсминца со страха прячутся в трюмы. Резво звучит очередная серия выстрелов. Все снаряды добросовестно уходят мимо.
      - Дробь! - командир бе че два командует окончание стрельбы. - Башни в сектор! Орудия на ноль!
      Печальной птицей Пеленгас свистит над морем последний снаряд. Стрельба прекращается, наводчик освобождает нажатую педаль стрельбы. Орудие разворачивается в исходное положение, катится по горизонту, срывает ограничительные стопора и своими стволами упираются в боевую рубку. На мостике становится тоскливо. Оглохшая тишина, затоптав присутствующих, прячется за эхолотом.
      Неожиданно звучит голос гидроакустика:
      - Слышу шум винтов! Эхо пеленг шестьдесят! Предполагаю - подводная лодка!
      «Этого еще не хватало в нашем борще», - успевает подумать командир и на полуавтомате командует низким голосом со звериным оттенком:
      - Минера, ети его бабушку, на мостик!
      Среди наскипидаренного ажиотажа на ГКП в «дугу большого круга» влетает старший минер корабля. Ему, как и всем хочется пострелять и проявить себя перед командиром.
      - Товарищ командир! Разрешите стрельнуть? Хочу показать им кузькину мать! - скороговоркой выпаливает перенашатыреный командир БЧ-3 со следами беспробудного пьянства на волевом лице.
      Главный минноторпедер корабля в состоянии эмоциональной вздрюченности, полон решимости. Он собран и подтянут, отлично выбрит и как полагается минеру, с большого бодуна.  Офицер жаждет незамедлительных действий и сложностей, чтобы быть оцененным и поощренным командиром.
      - «Хочешь» и молчишь? - командир хочет как бы шуткануть юмором висельника, но «румын», такое прозвище на флоте у минеров, понимает это как разрешение на торпедную атаку и по-молодецки командует.
      - Внимание! Торпедная атака!!
      Командиру БЧ-3 не терпится показать класс, после чего эсминец, кренясь до самой палубы, как угорелый несется противолодочным зигзагом в точку залпа. - Пеленг шестьдесят! Носовые аппараты, товсь! - продолжает командовать «бычок» с бешеным взглядом пирата Карибского моря.
      - Есть, товсь! - быстро репетуют торпедисты в ларингофоны и быстро разворачивают трубы торпедных аппаратов в сторону «противника».
      - Аппараты пли! - ни секунды не раздумывая, решительно, как Александр Маринеско, в боевом экстазе командует офицер и мертво, будто к стакану со спиртом прилипает глазом к резинке дальномера. Он хорошо знает, что в бою как и во время полового акта нельзя останавливаться!
      Начинается мужской кордебалет. Торпедисты дергают боевые ручки аппаратов. «В минном деле, как нигде, вся загвоздка - в щеколде!» Все вздрагивают. Рубка опять наполняется тишиной, напоминающей полночный кладбищенский покой.
Командир, поднимает правую серебряную бровь на изумленную высоту, после чего морщины на лбу перелазят на затылок. Все присутствующие на мостике прилипают к переборкам, как мухи к гнилой селедке.
      - Есть, пли! - резким эхом, как зубная боль, отдается в матюгальнике «Каштан».
      - Слышу шум винтов торпеды! - сделав ответственное лицо, докладывает акустик, растворившись в наушниках. - Товарищ командир! Торпеды вышли! - добавляет он, превратившись в сплошное ухо.
      Общий выдох в боевой рубке. «Слава богу, торпеды пошли!» Море встает каскадом водяных гор от подводного взрыва. Невдалеке всплывает косяк рыбы, принятый акустиками за «подводную лодку».
       Вот написал с улыбкой о «корабелах» - офицерах плавсостава и подумал, а если серьезно, то это необыкновенные, с детской чистотой сердец люди, соединяющие хладнокровную отвагу с житейской мудростью! Не зря же еще античный ученый Анахарсис сказал «Люди делятся на