рассматривать как единоличную победу Болеслава или победу польского оружия, это результат совместных усилий двух самостоятельных союзников.
— Ярослав занял стольный город, но власть над округой ещё предстояло утвердить. Киевская земля была разорена войной, а другие русские княжества выжидали, выбирая, чью сторону принять. В сложившихся условиях Ярослав не имел возможности собрать полноценное войско. Сказалось и отсутствие боевого опыта.
— Болеславу и в кошмарном сне не могла привидеться война против всей Руси. Он выбрал один конкретный город, ставший ареной противоборства вооружённых группировок. Не пошёл же Болеслав на Новгород, потому что там разлада не было и там пришлось бы иметь дело с Константином Добрыничем, а это Болеславу очень не хотелось. Какая-то избирательная была храбрость у Болеслава.
Ярослав попытался остановить вторжение и привёл спешно собранное войско к берегу Буга. Но войском надо управлять, а для этого нужны специальные знания. Ярослав растерялся и потерял контроль над ситуацией “не утягну исполчитися” (там же, с. 140). Болеслав воспользовался неопытностью и ошибками своего противника, но главная причина поражения Ярослава в битве на Буге – малочисленность его отряда. Это польские хронисты, выворачивая все факты наизнанку, уверяли, что, дескать, Болеслав с малыми силами одолел бесчисленные русские полчища. Галл Аноним: “… своих воинов [у него] мало, а врагов почти в сто раз больше…” (Н.И. Щавелева “Польские латиноязычные средневековые источники”, с. 51, М., 1990); Винцентий Кадлубек: “Когда сей варвар, нерасчетливо презрев войско поляков за малочисленность, пересчитал огромное число своих…” (там же, с. 98). В реальности новгородцы, обеспечившие победу Ярослава над Святополком, уже вернулись в свои края, киевляне еще не были подчинены, а прочие княжества помогать даже и не собирались. Единственно, чем Ярослав мог располагать, так это его дружина – тысяча варягов (наёмников), упомянутых в летописи. Болеслав же собрал войско со всей Польши, к нему присоединилась дружина Святополка, да ещё, по сведениям Титмара Мерзебургского, были наняты немцы, венгры и печенеги: “Этому князю помогали 300 мужей с нашей стороны, 500 венгров и 1000 печенегов” (Титмар Мерзебургский “Хроника”, кн. VIII.32, с. 177, М., 2009). Не проявил Болеслав ни храбрость, ни воинское умение, поляки элементарно задавили числом.
Болеслав и Святополк вошли в Киев. Галл Аноним утверждал, что Болеслав провёл в русской столице аж десять месяцев и всё это время непрерывно её грабил. Сроки сильно преувеличены, потому что согласно русской летописи полякам пришлось убраться из Киева в том же 1018 году. А вот насчёт грабежей – подлинная правда. Даже Святополка ненасытный союзничек вывел из себя и он приказал: “елико же Ляховъ по городомъ, избивайте я” (Лаврентьевская летопись, РЛ, т. XII, с. 140, Рязань, 2001). И киевляне с охотой взялись за исполнение приказа. Но самое страшное известие пришло из Новгорода. Собравшись на вече, новгородцы заявили: “хочемъ ся и еще бити съ Болеславомъ и съ Святополкомь” (там же), а потом собрали войско, которое возглавил Константин Добрынич.
Полякам нравится считать своих предков мужественными и благородными. Ну и вот, появилась у Болеслава возможность подтвердить свои дарования, скрестив оружие с достойным противником. Да как-то забыл польский монарх, что придворные льстецы называют его Храбрым, летописец же сказал про него коротко: “Болеславъ же побЪже ис Киева…” (там же). Правда, ограбил столицу на прощание и сестру Ярослава прихватил с собой, но ни мужества, ни благородства в этом нет ни капли. Всё равно он побежал. Против молодца и сам овца. С Болеславом бежал и священник Анастас, но осуждать его рука не поднимается. С присоединением русской церкви к константинопольской на Руси появится византийская церковная администрация. И она припомнит Анастасу его участие в захвате Херсонеса войсками Владимира. За это полагалась мучительная смерть, а мстительные ромеи непременно захотят отыграться за старые обиды.
Болеслав присоединил к своим владениям Червенские города (там же), но это не вызвало неудовольствия Святополка. Должно быть, эти города явились условленной платой за помощь. Как истинный рыцарь, Болеслав бескорыстно не помогал. А вот Ярослав польскому королю Казимиру в 1047 году помог задаром. Это было потом, а пока в 1018 году Ярослав с войском подошёл к Киеву и Святополк бежал к печенегам. На следующий год: “Приде Святополкъ с ПеченЪгы в силЪ тяжьцЪ”, – но на сей раз повзрослевший Ярослав твёрдо управлял своим войском. Битва на реке Альте была тяжелейшей, войска трижды сходились и “к вечеру же одолЪ Ярославъ” (там же, с. 140-141). Рассказ о бегстве и последующей смерти Святополка вряд ли соответствует действительности. Его содержание, чересчур наставительное, призвано убедить читателя в неотвратимости божественной кары. Как на самом деле был ликвидирован Святополк, людям знать не полагалось. С тех пор Болеслав больше не тревожил Русь. Одно дело – безнаказанно помародёрствовать во время усобицы, и совсем другое – сразиться с Русью один на один. Не такой уж он был и храбрый. Летописец заключил: “Ярославъ же сЪде КыевЪ, утеръ пота с дружиною своею, показавъ побЪду и трудъ великъ” (там же, с. 142).
V
Но успокаиваться было ещё рано, усобица на этом не закончилась. В 1021 году пришлось усмирять полоцкого князя Брячислава, без видимого повода разграбившего Новгород. И почему он решил, что останется безнаказанным? Стремительным броском Ярослав настиг грабителей и в битве на реке Судоме (Псковская область) полочане были разбиты (там же, с. 142). Вернув Новгороду награбленное добро и пленников, Ярослав вызвал к себе из Полоцка Брячеслава “и да ему два города: Въсвячь и Видебескъ и рече ему: “Буди же со мною за одинъ”. И въеваше Брячеславъ с великимъ княземъ съ Ярославомъ вся дни живота своего” (Софийская I летопись, вып. I, ПСРЛ, т. V, с. 123, Л., 1925).
Белорусские историки выжимают из летописного сообщения максимальные выгоды для себя: и сражения, мол, не было, и Брячислав остался победителем. Они пытаются отождествить Белоруссию с Полоцким княжеством, чтобы продлить свою историю до древнейших времён, удовлетворяя амбиции нынешних белорусских властей. Но Белоруссия – это искусственное образование на русской земле, внедрённое туда в целях раскола русского мира. Никакой преемственности с предшественниками у скороспелого государства, сконструированного на наших глазах и в произвольных границах, быть не может по определению. Полоцкое княжество сформировалось как часть русской земли и его противопоставление остальной Руси происходит сейчас по заказу региональной элиты, слепленной большевиками.
Сражение на реке Судоме происходило в действительности, так же, как и разгром полочан, о чём свидетельствуют многочисленные летописи, зато сведения о передаче Брячиславу двух городов (сейчас это Усвяты и Витебск) малоизвестны. В летописном сообщении, ведь, указано, почему Ярослав так поступил – он покупал верность Брячислава. Киевскому князю приходилось опасаться соперников – Судислав княжил в Пскове, а Мстислав в Тмутаракани. В таких условиях желательно перетянуть на свою сторону полоцкого князя, а надеяться на одну вассальную клятву нереально. Куда надёжнее действует опасение потерять подаренные города, вот поэтому Брячислав до конца жизни верно служил Ярославу.
Но самым опасным соперником был, конечно, Мстислав, не зря же Ярослав предпочитал жить в Новгороде, где он пользовался поддержкой местной знати. В 1024 году Мстислав сделал попытку овладеть Киевом “и не прияша его Кыяне”. Все-таки киевляне сохранили верность Ярославу, на что он не слишком рассчитывал. Должно быть, киевское руководство состояло из людей, обязанных Ярославу своим возвышением, так что им не хотелось терять привилегии при новой власти. А вот черниговцы Мстислава приняли и он “сЪде на столЪ ЧерниговЪ”. Ситуация в стране неотвратимо сползала к расколу и войне.
Мстислав присоединил к своей дружине местных северян, а также хазар и касогов. К Ярославу на помощь пришёл Якун с варягами. Якун щеголял в златотканой одежде (“луда бЪ у него золотомь истькана”), а это указывает на его княжеское происхождение. В летописи он и назван “княземь Варяжьскымъ” (Лаврентьевская летопись, РЛ, т. XII, с. 144-145, Рязань, 2001). Сражение возле городка Листвен показало превосходство Мстислава в военном искусстве и опыте. Лишь в 1026 году, собрав новое войско, Ярослав договорился с Мстиславом, разделив с ним власть на Руси. Но этот раздел не нарушил единство страны, время для раздробленности пока не пришло “и начаста житии мирно и в братолюбьствЪ, и уста усобица и мятежь, и бысть тишина велика в земли” (там же, с. 145). Несомненно, с лиственской битвой связаны и события, случившиеся в Византии, о которых рассказывали Скилица и Кедрин:
“Когда умерла на Руси сестра императора, a ранее ее муж ее Владимир, то Хрисохир, какой-то сородич умершего, привлекши к себе 800 человек и посадив их на суда, пришел в Константинополь, как будто желая вступить в наемную службу. Но когда император требовал, чтоб он сложил оружие и только в таком виде представился на свидание, то он не захотел этого и ушел через Пропонтиду. Прибыв в Абидос и столкнувшись со стратигом оной (Пропонтиды), наблюдающим за морским берегом, он легко его поборол и спустился к Лемносу. Здесь (он и его спутники) были обмануты притворными обещаниями, данными начальником флота Кивирриотов и Давидом из Охриды, стратигом Самоса, да Никифором Кавасилой, дукою Солувским, и все были перебиты”
(В.Г. Васильевский “Варяго-русская и варяго-английская дружина в Константинополе XI и XII веков” // “Труды”, т. I, с. 206-207, С.–Петербург, 1908)
В.Т. Пашуто полагал, что вторжение русского отряда в пределы империи произошло “в результате княжеских смут на Руси” (В.Т. Пашуто “Внешняя политика Древней Руси”, с. 317, М., 1968). Ромеи не сообщили имя предводителя русов, хотя во время переговоров с византийскими властями тот наверняка им представился. Иначе откуда в империи узнали, что перед ними родственник князя Владимира? Но по политическим соображениям это имя предпочли скрыть, заменив на прозвище, которое на русском языке означало Золотая Рука. Прозвище говорило, что его носитель был очень богат и очень знатен. Настолько знатен, что одно его присутствие насмерть перепугало византийских правителей, и они предпочли вероломно убить высокого гостя.
А какие родственники могли к тому времени остаться у князя Владимира? Только его сыновья. Был ещё род Добрыни, но сам Добрыня уже умер, передав власть в Новгороде своему сыну, а позднее на Руси известны его потомки, которые никуда не убегали. Все оставшиеся в живых сыновья Владимира сидели на своих княжеских столах. Кроме Святополка. В летописях о судьбе несчастного наследника князя Владимира нельзя найти ничего вразумительного, кроме невнятной байки о его смерти в какой-то пустыне “межю Ляхы и Чехы” (Лаврентьевская летопись, РЛ, т. XII, с. 141, Рязань, 2001). Но вот эта
