Северная утка подошла...

         
          - Ты что, опять на охоту?
- Опять, милая, опять. Северная утка подошла. Не упустить бы. Видишь, погода какая стоит. Чуть морозы ударят, тогда и охота кончится, улетит утка.
          - Когда же ты бросишь её, проклятую? Как выходные, так и дома тебя нет, а я волнуюсь, переживаю, как бы не случилось с тобой чего.
- Не будем спорить, дорогая, ты меня знаешь, если я решил, то всё равно поеду. Сходи в магазин, купи там, ну, ты сама знаешь...
            Я звоню жене с работы. Ничего, она только для виду ворчит. Не первый год охотничаю. Первое время скандалила, угрожала даже разводом, дулась и не разговаривала по нескольку дней. К дичи не прикасалась: сам, мол, череди уток, гусей, бекасов, сам и готовь, ешь тоже сам… Потом потихоньку отмякла, попривыкла, притерпелась…
            Я раньше часто задумывался над тем, каким образом люди попадают в расставленные этой Дианой, богиней охоты, силки. Кто, как оголодавший хорь, привлечённый приманкой, без раздумий лезет в снаряженный капкан. Тут его и прихлопнет. А другой хорёк и жрать хочет просто сил нет, но осторожничает, кругами ходит, вынюхивает, а то и вовсе уйдёт от греха подальше.
            У других же страсть врождённая. Если ещё и родился и вырос на хорошо удобренной почве, когда угодья охотничьи вокруг и раздолье природное, леса да озёра, да степь привольная.
            А если тебе не дано - вздохни свободно и с облегчением: и жена рада, что ты дома, и семейный бюджет не страдает от твоих поездок, и главное, душа не рвётся туда – в леса или на озёра - в любую погоду, только позови и ты всё бросишь. А если уж дано, то благослови тебя Создатель, чтобы страсть твоя была не в ущерб работе и семейной жизни.
            Оглянись кругом, приглядись. Среди людей, тебя окружающих, обязательно найдётся человек с врождённой страстью к охоте или рыбалке. Вот, например, был у меня один приятель. Как к нему ни зайдёшь, он занимается своим любимым делом. Лежит посреди комнаты на ковре, обложившись журналами «Здоровье» и медицинскими справочниками. Ещё в прихожей слышишь его радостные вопли: - И такая болезнь у меня есть, и эта тоже!
          - Ты чё, Валера, опять болезни свои пересчитываешь, базу научную подводишь? Лучше профессоров, наверное, в них понимаешь?
            Из кухни слышен негромкий голос жены:
- Совсем больной стал профессор, ничё делать не может, только охает. Болезней у него не сосчитать! Сегодня опять новую нашёл.
- Да, ты знаешь, у меня, оказывается, ишиас! Я и не знал! Позвоночник болит, спасу никакого нет! Только спиртом и спасаюсь. Рая мне спину натрёт, мне и полегчает. А потом опять…
- Ага, только отвернусь, дак он настойку внутрь принимать начинает!
- Ну и чё? Двойная польза!
- Ну ладно, Валера, раз ты больной, то я пойду.
- А зачем приходил-то?
- На охоту хотел позвать.
- Когда?
- Завтра.
- Я с вами.
- Ты же больной, встать с ковра не можешь.
- К утру буду как новенький. На охоте мне лучше, про болезни сразу забываю. Да и вообще пробздеться не помешает, а то совсем заплесневел.
            Вот этот самый Валера и был тем человеком, который, по доброте своей душевной, взял меня, новичка, на мою первую утиную охоту. Даже ружьё мне своё отдал, не пожалел. Себе же запасное достал из кладовки.
Но это я отвлёкся ненароком…
            Приезжаю домой с работы поздно вечером. Жена приготовила давно известный ей набор продуктов: банка тушёнки, банка рыбных консервов, буханка хлеба, бутылка водки, что-то ещё от себя. Вполне достаточно, чтобы прожить двое суток в степи. Водки, правда, может не хватить, как это часто бывает. Но это нестрашно, у охотников всегда есть НЗ, о котором жёны и не догадываются.
            Поужинали мы с супругой и сели снаряжать патроны. Кому-то это покажется смешным, но я уже на второй год научил её пользоваться барклаем для установки капсюлей в латунные гильзы, аптечным весами для развески бездымного пороха, меркой для дроби и прочим премудростям. Первое время всё делал сам, а позже и она стала принимать участие. Только что ружьё не чистила. Даже делала мне замечания, если ей казалось, что я что-то делаю не так. Вот же картина! Сидят на кухне муж с женой, заряжают патроны, маленький ребёнок тоже принимает участие. Давай, доченька, подавай маме пыжи!
          В пять утра подъехал мотоцикл «Днепр» с моими друзьями-приятелями Павликом и Витькой, я забрался в коляску, и мы скрылись из глаз в черноте октябрьской ночи. Жена одиноко стояла на балконе, закутавшись в пуховый платок.
          Как холодно… Примерно минус три. И ветер студёный прямо в лицо. Пронизывает до костей, несмотря на ватник и плащ. До места назначения сорок километров. Мотоцикл, подпрыгивая на буграх и выбоинах щебёночного грейдера, мчится в полной темноте к плотине, находящейся примерно в 10 километрах от отделения совхоза. Точнее, в том месте соседствуют две плотины. Одна находится возле ракетной «точки», другая примерно в двух километрах к северу. Плотины представляют собой земляные дамбы, отсыпанные в пониженных местах степного рельефа, и служат для сбора паводковых и дождевых вод. Иногда у плотин располагаются так называемые «точки», выглядящие как неприметные сооружения, напоминающие невзрачную будку, одиноко и нелепо торчащую из-под земли посреди бескрайней степи. И только еле заметные в степном ковыле отверстия каналов для выхода газов от отработанного топлива запущенной ракеты, расположенные на значительном расстоянии от точки и закрытые стальными крышками, указывают на серьёзность находящегося глубоко под землёй объекта.
Облюбованная нами плотина как раз находилась почти у самой ракетной шахты. Сама будка едва была видна на противоположном берегу водоёма.
          Ещё час до рассвета. Всё вокруг тонет в полумраке отступающей ночи, воздух холоден и свеж. Над степью висит пелена тумана. Высоченный высохший за лето камыш окружает водную гладь рукотворного озера. Не разбирая дороги мы подъехали к берегу. Шумевший всю ночь ветер поутих, и в наступившей тишине прекрасно слышен любой звук. Вот совсем рядом в камышах завозились ночевавшие на озерце утки.
          Небольшое отступление. В наши степи прилетают весной и остаются до осени несколько видов уток: кряква обыкновенная, кряква желтоносая, серая утка, шилохвость, широконоска, чирок-свистунок, чирок-трескунок, красноголовый нырок (голубая чернеть),. Поздней осенью прилетает подкормиться и набраться сил перед перелётом так называемая северная утка: гоголи, свиязи, огари, турпаны, нырки, гаги и другие. На них мы и собирались поохотиться.
          Ну и вот, подъехали мы к нашей плотине. Оставив мотоцикл в метрах десяти от берега, не спеша пробираемся сквозь камыш, настораживаясь, замираем у кромки воды. Вся безупречная гладь озерца покрыта тонким льдом. Вот же чёрт! У нас в багажнике резиновая лодка, а примерно посередине водоёма еле виднеется густо заросший камышом островок. Туда бы приплыть, разбросать чучела, затаиться в камыше и подождать прилёта уток. Ждать, пока лёд растает, нет никакого терпения и смысла. Стоим на берегу и негромко рассуждаем, что же делать. Озерцо ещё не проснулось, видит, наверное, предрассветные сны и наслаждается тишиной. Спит и стратегическая ядерная ракета в своей подземной колыбели. Ни звука с той стороны. На земле мир и тишина. Затаив дыхание и боясь всколыхнуть равновесие природы, я с трепетом в сердце наблюдаю за происходящем вокруг. И вот на небе стали поочерёдно таять звёзды. С желтеющего на краю земли востока на ещё тёмный запад по всему горизонту начала медленно наплывать серо-голубая лавина, ленивой метлой сметая на своём пути уже потускневшие звёзды. Царство тьмы постепенно отступало, заставляя просыпаться ещё сонную степь.
          Посовещавшись, мы решили всё-таки накачать резиновую лодку и потихонечку поплыть, ломая и раздвигая ледок, к заманчивому островку…
          До островка было метров семьдесят. Накачали мы лодку, набили камышом мешки, чтобы сидеть в лодке, сложили в корму ружья, патронташи и резиновые утиные чучела. Павлик остался на берегу, а мы с Витькой подтащили полутораместную двухсекционную «Уфимку» к воде, покрытой тонким слоем льда, забрались в неё и тихонечко двинулись к островку. Плывём. Витька сзади на вёслах, я впереди на носу, стоя на коленях, ломаю палкой лёд и отталкиваю его от лодки. Старенькая, видавшая виды «Уфимка» из прорезиненной ткани чёрного цвета, продвигается помаленечку вперёд. Из-за горизонта показался краешек огромного оранжевого солнца, и всё кругом преобразилось. Слегка потеплело, но температура воздуха ещё минусовая. Уже становилось жарковато в толстом свитере, ватнике и плаще. Плащ надо было оставить на берегу. Тесно в нём и неудобно.
        По всему выходило, что нас ждёт замечательная погода. Если бы ещё охота оказалась удачной. Плывём дальше. Метров двадцать преодолели, и тут раздался резкий шипящий звук. Это воздух с катастрофической скоростью покидал носовую секцию лодки. Скорее всего, борт лодки разрезало тонкой острой кромкой льда. Нос лодки затонул, высыпав нас Витькой в связке в ледяную воду. Корма осталась на плаву. Вся одежда на мне мгновенно пропиталась студёной влагой и потащила на дно. Ну всё, вот она, смертушка моя! Как нелепо получилось, только и успел я подумать.
        Отчаянно барахтаясь, я вынырнул и попробовал ухватиться за лодку. Рука соскальзывала с бортика, одежда неумолимо тянула вниз. У меня не было опыта плавания в одежде без подручных средств, да ещё при такой температуре воды.
Виктор оказался плавучее меня. Одной рукой ухватившись за борт «Уфимки», другой он пытался схватить меня за капюшон плаща. Но я раз разом выныривал и снова шёл ко дну. Сил уже почти не осталось…
Краем глаза я успел заметить, что Павлик сбросил с себя верхнюю одежду и ринулся к нам. Я уже порядочно нахлебался воды, но из последних сил боролся за жизнь…
        Очнулся я на берегу. Совершенно голые Павлик и Витька, ёжась и приплясывая, ломали сухой камыш и складывали его в кучу. Тут и я почувствовал, что нутро моё заледенело до костей. Я приподнялся с земли, увидел на берегу наполовину надутую подлую нашу «Уфимку», разбросанные возле неё утиные чучела, странным образом уцелевшие ружья и патронташи. Моя шапка плавала метрах в пятнадцати от берега. И тут меня стало безудержно рвать: видно здорово нахлебался воды. Потом, глядя на ребят, стал стаскивать с себя всё, что ещё ночью заставила надеть жена. Плащ, ватник, свитер, рубашку и пару брюк. Сапоги были полны воды, и я с отвращением вытряхнул из них чёрную жидкость и отжал портянки. Напарники мои уже запалили большой огонь. Разложив выжатые, но всё ещё мокрые шмотки на куче камыша с наветренной стороны костра, мы притиснулись к огню. Павлик достал из багажника бутылку водки и налил мне первому полный стакан. Никогда раньше я не пил водку такими дозами, а тут осушил гранёную тару одним махом, как будто в стакане не водка была, а компот из сухофруктов. Жар от костра и мгновенно обжёгшая пищевод и желудок жидкость сделали своё дело. Жизнь стала возвращаться в мой заледеневший организм. Витька с Павликом докончили бутылку и достали вторую. Я залез в карман ватника, вынул распечатанную пачку