Горячи лучи солнечного света,
Вся земля тобой целый день согрета.
Эхнатон. Гимн солнцу
Любовь к чтению лейтенанту Нефедову с раннего детства привила его мать; та сама любила читать и свою любовь передала сыну, за что он ей был бесконечно благодарен. Читал, что под руку попадалось, но с легкой руки мамы книги ему попадались хорошие. И читая их, он совершенно не жалел, что не гонял в это время мяч со сверстниками. Странно, что Нефедов не испортил себе зрение, так как случалось читал и на ходу, и при свете фонарика под одеялом, и когда пользовался транспортом. Но Бог миловал. Два раза в месяц, в день получки, домашняя библиотека пополнялась новыми книгами. Можно сказать, что квартира, и без того тесная, была ими завалена.
Когда Нефедов подрос и превратился из мальчика в довольно видного юношу, с уже начинавшими пробиваться усиками, решил он поступать на филологический факультет. Но не поступил. Зато стал милиционером. И не просто милиционером, а лейтенантом, чем весьма гордился. Но в меру. Был сдержан и никогда, напившись пьяным, не кричал, что он лейтенант, не выпячивал грудь колесом, а вел себя скромно, брал книжку и начинал читать, правда, мало что понимая из прочитанного. И читал, пока глаза не смыкались, а сон брал свое.
Но такое с ним случалось не часто. Обычно он читал на трезвую голову, ну, или слегка пьяную. И с возрастом его страсть к чтению никуда не пропала. И хотя читал он бессистемно, и особенно в прочитанное не вникая, но читал с упоением: в кровати, перед сном, по возможности на дежурстве, когда ел селедку иди жадно пил пиво, в метро и на ходу - всегда перед его глазами была книга.
Когда же, идя по тротуару (и никогда по проезжей части!), весь погруженный в чтение, лейтенант сталкивался с другим пешеходом, тут книжка и подспорьем служила. Треснет ей по голове неуклюжего прохожего, да еще пристыдит того: что же ты, мерзавец, милицейскому чину в уважении отказываешь, да с ног сбить норовишь! Или в кутузку захотел? И еще раз книжкой огреет, чтоб неповадно прохожему было. Тот и бежит в панике.
И еще лейтенант обожал футбол: и сам играл по-любительски неплохо, и по возможности, ходил на стадион - смотреть любимую игру.
Однажды в Библионочь, посетил он Российскую государственную библиотеку и был в полном восторге от увиденного и услышанного. Особенно сильное впечатление он испытал, попав в книгохранилище. На каждом ярусе, направо и налево от центральной площадки с конвейером, уходили далеко вглубь длинные ряды стеллажей, забитые книгами.
Лейтенант Нефедов, чуть поотстав от основной группы экскурсантов, кидал жадные взгляды на книжные сокровища. И вдруг заметил в одном из проходов, лежащую на полу книгу. Он поспешил поднять ее, и дрожащими руками раскрыл старинный фолиант. Окружающий тусклый свет не давал возможности разобрать написанное; в книге было много схем и непонятных рисунков. Лейтенант осторожно положил книгу на стеллаж, а шифр запомнил.
И в свой выходной день поехал в библиотеку. Заказал книгу, прождал часа полтора, а в ожидании просмотрел спортивную прессу и зашел в зал новых поступлений, где ознакомился с недавно вышедшими из печати книгами. Наконец получив книгу, и устроившись в одном из читальных залов, он торопиливо ее раскрыл.
Ничего особенного в себе книга не содержала: так, всякие астрологические предсказания и тому подобные штудии. Но его внимание привлекла записка, обнаруженная им между страниц, кем-то забытая, или оставленная нарочно. А вот содержание записки его поразило.
"Ньютон ошибся, - говорилось в ней. - Солнцу предстоит гибель не в 2060 году, а раньше, гораздо раньше! Иерусалимский манускрипт устарел. Солнце не остынет, не станет постепенно газовой оболочкой. Оно взорвется! Приходит конец всей этой суетной и бессмысленной жизни. Все оказалось пшиком. Добро пожаловать назад - в небытие, в страну "откуда еще досель никто не возвращался". Ха-ха! Счастливого пути!"
В конце записки указывался год, когда по мнению ее автора, произойдет это трагическое событие: год нынешний, а число завтрашнее.
Лейтенанта Нефедова почему-то пробрал озноб. И не потому, что он был слишком впечатлительной натурой, а помимо его воли, - ну никак не ожидал он наткнуться на подобное сообщение.
Выйдя из библиотеки, он присел на одну из ступенек около входа. Туман стекал по ступеням к основаниям колонн, обволакивал белесой мутью гранитного Достоевского, по какой-то странной прихоти, сидящего спиной к читателям и печально устремившего взор, по-видимому, в направлении книжного магазина "Библио-Глобус", куда посетители пришли за очередным опусом неутомимой станочницы Дарьи Валовой. Как же ему было грустно!
Но ничего не замечал страстный книголюб, поскольку ему тоже было грустно, и тяжелые мысли несколько иного свойства, чем у великого писателя, теснились у него в голове.
Человеческая его природа бунтовала. Он сам не понимал, почему его так возбудила, казалось бы, дурацкая, насмешливая запись. Однако он был взволнован.
"Это что же, конец миру пришел? Как-то все это в голове не укладывается. Вообще-то ученые еще несколько миллиардов лет обещали... Хотя, какие там миллиарды! Человечеству столько не прожить. Как только человек появился на планете, так сразу начал воевать - с животными, с себе подобными, со своими ближними, еще задолго до того, как первая палка-копалка оказалась в его руке. Но уж когда он ей завладел... Дальше дело пошло быстрее. Войны, войны, войны... За территорию, за веру, из-за женщин, за честь, за бесчестие... Да просто так! И до сих пор не утихают распри: разница только в качестве оружия, да в количестве погибших. Никто никого не слышит, никто никому не верит, у каждого своя правда. А ярость и ненависть все возрастают, непонимание друг друга увеличивается - ах, как хочется убить себе подобного! Нет, человечеству столько не прожить. Оно исчезнет гораздо раньше. Это предопределено. Неважно - кем или чем. Сколько не держи джинна в бутылке, однажды он вырвется, и тогда...И останутся только блуждающие в космосе аппараты, напичканные накопленной человеческой мудростью и культурой, которые его не спасли. И останется надежда, что кто-то, когда-то эти аппараты обнаружит. Только вот - обнаружат ли? И даже если так - какая реакция на это последует?.. Да хрен бы с ней, с этой вечной печалью бытия и одиночества во Вселенной. Лишь бы жить! Книги читать, музыку слушать, ходить на футбол, любить... - Он отбросил сигарету. - Да что это, право, всякая дрянь в голову лезет!" - одернул себя лейтенант, встал со ступеньки и направился к метро.
Наутро полковник ему сказал:
- Слышь, Нефедов, жалоба к нам поступила, да не одна. Жильцы из дома двенадцать по Медынской на шум ночной жалуются, мол, грохот, крики, вопли даже из тридцатой квартиры... Очень соседи недовольны, так как лишились здорового и заслуженного отдыха, а ведь многим утром на работу. Ты пойди разберись, опроси кого надо, свидетелей найди, а потом и выводы сделаем. Уж, не пришибли кого случаем... Не дай Бог! Там у нас, - он надел очки и уставился в лежащую перед ним бумажку, - проживает некий Лопырев Василий, человек буйный, не раз привлекавшийся к принудительному труду... Так что разберись.
В двадцать девятой квартире Нефедову открыла дверь девочка лет восьми, и сразу выпалила:
- Произошло убийство! Ужасное!
- Я подозревал это, - спокойно ответил лейтенант.
- Откуда? - удивилась девочка. - Вы знали моего хомяка?
- Какого хомяка? - еще больше удивился Нефедов. - Я думал...
Она схватила его за руку и потащила в свою комнату. Рядом с пустой клеткой лежал мертвый хомяк.
- Вот убитый, - дрожащим голосом произнесла девочка.
Лейтенант растерялся.
- Может, кошка? - предположил он.
- У нас нет кошки.
- Ну, соседская забежала.
- К нам не забегают соседские кошки. Тем более, что ни у кого из них кошки нет.
Нефедов беспомощно развел руками.
- А убийца - вот! - и девочка показала рукой на появившегося на пороге мальчика лет десяти-одиннадцати, исподлобья хмуро смотревшего на сестру.
- Что за бред, - процедил он.
- Несомненно мой брат Коля убил его. Этот имбецил ненавидел Эдуарда.
- Эдуарда?
- Да, моего хомяка. Арестуйте его немедленно!
Лейтенант вздохнул.
- Итак, гражданин Коля, это ты убил хомяка?
- Ну уж прямо и гражданин, какой вы скорый.
- А чего тянуть. Посторонних, как я понимаю, в доме нет. Не сестра же убила.
- Как знать, как знать...
- Ну и что ты знаешь? Говори!
- Она его так тискала, что вполне могла.
- Что могла?
- Ну, придушить могла.
- Вот как...
Девочка зашлась в протестующем крике.
Лейтенант опять вздохнул.
- Что здесь происходит? - в комнату ворвалась их родительница.
- Лейтенант Нефедов, - отрекомендовался представитель власти. - Вот, расследую убийство хомяка, - через силу пошутил он. - Но в этом случае расписываюсь в полном бессилии. А вот, что касательно вашего соседа... Вы слышали ночью шум, крики? Может, ваш супруг слышал.
- Нет, точно не слышал, он в это время ужинал.
- Ужинал в полночь?
- Ну да. Если есть охота. А что, милиция запрещает ужинать в это время?
- Гм... С водкой?
- С ней.
- Тогда понятно. А вы?
- Что я?
- Что вы делали в это время?
- Спала.
- Спали?
- Что здесь удивительного - спать в полночь?
- Да нет, ничего удивительного. Все-таки шумели...
Женщина фыркнула.
- Вы его арестуете? - настаивал настырная девочка, прижимая к себе плюшевого медведя.
- Кого вы еще собираетесь арестовать? - нервно спросила мама.
- Пока никого, - ответил лейтенант. - Она хочет, чтобы я арестовал ее брата, якобы за убийство хомяка.
- Что за глупости, Евгения! - воскликнула женщина, обращаясь к девочке.
- Совсем не глупости. Он его отравил.
- Ерунда! - сказал мальчик. - Чем? Несвежей капустой?
- Он скончался от естественных причин, - попыталась урезонить девочку мама.
- От каких еще причин! - брызнула слезами девочка.
- Ну вот что, - сказал Нефедов. - Вы тут сами разбирайтесь, а я пойду других соседей поспрашиваю. Счастливо оставаться!
Василий Лопырев оказался дома, и был он не в настроении.
- Жалуются на тебя, Василий, - сказал, входя, лейтенант. - Кричишь, стучишь, буянишь. Соседям спать не даешь. А время - ночь. Непорядок это. Оштрафовать тебя надо. Пиши объяснительную. А там смотреть будем.
Нехотя сел Василий за шаткий стол, взял ручку, предложенную ему лейтенантом, поскольку таковой в доме не оказалось, зачем-то послюнявил ее, чем вызвал на лице Нефедова брезгливую гримасу, и начал объясняться посредством бумаги.
ОБЪЯСНИТЕЛЬНАЯ ВАСИЛИЯ
Перво-наперво сообщаю, что приснился мне сон странный, сатанинский. Будто толстый, курносый дьявол сидел на сугробе, смотрел на меня и усмехался злобно, а в каждом
