Патриархат за сотрудничество с большевиками никак нельзя. Молодежь справедливо указывала на развал Советского Союза и отказ от идеологии коммунизма. Отец Владимир занимал нейтральную позицию, прислушиваясь к обеим сторонам и пытаясь понять правду. Ник считал, что объединение неизбежно, справедливо указывая на то, что русскому коммунизму всего несколько десятков лет, христианству уже тысяча, а сама Россия-Русь старше и коммунизма и христианства на десятки тысяч лет. И он никак не мог понять, почему это неизбежное объединение его так растревожило. Хотя он еще со вчерашнего дня чувствовал себя неважно. Годы уже не те, что б наравне с молодежью… И все таки не уходил к себе, не ложился отдыхать и даже зачем-то спорил со священником по вопросу для него не принципиальному.
Рита все это слушала, ничего не понимала, улыбалась чему-то своему и все гладила и гладила Федора по руке.
Из капельницы капал Федору в вену физраствор взбодренный водкой.
И тут появились Саша и Чертушка. Саша, как всегда весело крикнул всем «Hi» и прошел на кухню к Ому, Свете и матушке Марии. Никем незамеченный Чертушка застыл у двери и уставился на Ника. А Ник уставился на дверь, перед которой стоял черт. Самого бесенка он не видел, но взгляд со стороны двери очень чувствовал. Потом он увидел, как дверь сама по себе медленно открылась, и за дверью не было ни домов, ни земли, ни какой-либо другой тверди, а было то ли облако, то ли туман, что-то очень белое, вязкое и светлое. Потом Чертушка дверь закрыл, прошел в зал и залез на рояль. Там и остался сидеть, смотреть и слушать. И вид у него был серьезный.
Ник положил свою руку на руку священника и сказал:
− Отец Владимир, мне с Вами поговорить надо.
− Мне тоже.
− Пройдемте ко мне.
Ник встал, вышел на середину зала и, сделав общий полупоклон, тихо произнес:
− Простите, господа.
И ушел. Следом за ним вышел отец Владимир и Чертушка. Через некоторое время отец Владимир опять появился, но ничего не сказав, пересек комнату и, выйдя из дома, отправился к машине. Почти сразу вернулся со своим вечным, старым саквояжем, в котором возил необходимую для священника утварь. Так же, молча, прошел обратно и надолго исчез в комнате Ника.
Все это было так необычно, что никем и никак не комментировалось и не обсуждалось. Все пытались вернуться к разговору, но монотонное гудение голоса отца Владимира сбивало и наконец, все замолчали и стали слушать просто звук, слов не разбирая. Потом звук исчез. Видимо говорил Ник. Всем стало понятно, что это надолго, только что это, никто не понимал, но все понимали, что там за стеной происходит важное.
Вдруг засобирались Ом со Светой. Ом все еще был в Сашином халате и пошел в его комнату переодеться. Вернулся уже переодетый, в тюрбане и растерянный. Он подошел к столу с водкой и медикаментами и положил на блюдце пачку стодолларовых купюр, точно такую же, как была, еще не распакованную. Федор оглядел глазами комнату и Чертушку не нашел. Из-за стены снова послышался монотонный голос отца Владимира. Теперь было слышно, что это молитва, но не слышно какая.
Сначала все смотрели на деньги. Потом на Федора. Федор посмотрел на князя и кивком головы, молча, задал вопрос. Князь пожал плечами.
− Ладно, я знаю, − сказал Федор.
Он отодвинул Риту, сел на диване и вытащил из вены иглу. Смочил ватку в рюмке, приложил к сгибу локтя и сжал руку. Рюмку выпил. Потом встал, подошел к камину, открыл дверцу, разорвал пачку и кинул деньги на угли. Купюры скукожились, выгнулись удивленные лица президентов и вспыхнули сначала синим, а потом красным пламенем. Рита, еще идя к Федору, решила ничему не удивляться. Матушка Мария, умудренная годами, ждала разгадки. Леля удивилась, но не сильно и только Света Беренбаум не выдержала:
− Вы по утрам всегда деньги жжете? – спросила она и улыбнулась.
Федя посмотрел на Свету и тоже улыбнулся в ответ. Глядя на них, заулыбались Ом с князем, потом остальные. А следом вдруг рассмеялись все, даже Саша, правда, чуть позже, выдержав паузу, а потом как бы махнув на все рукой. И чем сильнее горели доллары, тем веселее смеялась вся компания. Из коридора на смех выглянул все также непривычно серьезный Чертушка, посмотрел на горящие деньги, потом на Федю, показал большой палец, кивнул одобрительно и опять исчез в комнате Ника.
И люди все смеялись, а деньги все горели. И горели они необычайно для бумаги долго. Постепенно смех умолк и слышнее стала молитва, а деньги продолжали гореть и трещать, как сухие березовые дрова. И все вдруг стали понимать значение молитвы. Потом появился отец Владимир, кивком головы позвал Федора и князя, и опять исчез в комнате Ника. Когда ушли князь и Федя, повисло молчание, и все смотрели только на огонь в камине. Так было довольно долго.
Потом матушка Мария поднялась со стула, повернулась к иконе на восточной стене и перекрестилась, и тогда все окончательно поняли – умер Ник Симс, Николай Александрович Шимановский.
Часть 27.
А хороших героев нельзя убивать. Они должны тихо и счастливо, все сделав, умирать сами. Хорошая фраза – «Привезли его домой, оказался он живой».
Ник распорядился похоронить его в России, в имении дворян Шимановских. Это он сказал сам отцу Владимиру перед смертью и передал ему все необходимые бумаги.
Пока вызывали скорую и полицию, которые зафиксировали смерть Ника, написали нужные бумаги и увезли тело, отец Владимир просто сидел за столом и ничего ни делал. Только перед приездом властей вынес из комнаты Ника свой саквояж и положил в машину. В саквояже лежал большой запечатанный конверт, который Ник попросил отца Владимира забрать и вскрыть после похорон. Насчет похорон он распорядился отдельным документом, оформленным по закону, с нужными печатями и подписями, чтобы сомнений в подлинности ни у кого не возникло. Документ этот лежал сейчас в папке на столе в компании пяти, также прочно заверенных, копий. Отец Владимир текст документа уже изучил и сейчас сидел и размышлял, что и в какой последовательности ему надо сделать. Потом он вышел из дома, достал телефон, позвонил по одному из двух указанных в документе телефонов и сообщил, что умер Николай Александрович Шимановский. Абонент ответил по русски: «Спасибо, принято» и положил трубку. Потом позвонил по второму, сообщил ту же скорбную весть и получил тот же ответ по английски.
После этого отец Владимир вернулся в дом, и попросил Федора и князя уделить ему несколько минут приватно. Вышли во внутренний дворик, присели у садового столика.
- Ребята, так получилось, что я теперь душеприказчик Николая Александровича. Он так захотел. Сами понимаете, от таких поручений не отказываются. Покойный передал мне конверт с документами, там завещание, письма и еще какие-то документы. Я не знаю, что в завещании, но там есть два письма адресованных вам, и согласно его просьбе я их вам передам после похорон. Похороны состоятся в России, на кладбище рядом с бывшим имением Шимановских. Вам не надо ни о чем беспокоиться. Ник оставил письменные распоряжения о похоронах, там же указаны номера телефонов, по которым я уже позвонил. К вам скоро приедут, и вы передадите две копии этого документа. Есть еще копия для его родственников, и две копии для вас. Я не знаю зачем, просто делаю то, о чем он просил. Оригинал документа останется у меня.
Он достал все пять копий документа и положил их на стол.
- Почему он умер? – спросил Федор.
- Не знаю. Мне кажется, он сам так решил, - ответил отец Владимир, - а что касается медицинской причины, диагноз напишут врачи после вскрытия.
- Он что-нибудь просил передать на словах? – теперь спросил князь.
- Да. Перед смертью он сказал: «Совместное ведание бытия. Скажи ребятам, что это ответ». Это, видимо, касается ваших прежних разговоров. Я не знаю о чем это именно, просто передаю слово в слово. Вы понимаете смысл этих слов?
- Нет.
- «Совместное ведение бытия» в современном русском языке означает – Совесть. Я не знаю, какие вопросы вы ему задавали, но ответ подходит к любому. Федор, мне нужно будет с тобой поговорить, но это все потом. Сейчас начнется суета и вам обоим придется в ней участвовать. Я тоже пока останусь, а вы пока не пейте ребята, подержитесь, хорошо?
Он обнял по очереди Федора и князя и вернулся в дом к матушке.
Друзья сидели за столом и долго молчали. Было не хорошо, не плохо. Пусто. А над ними повисла смерть Ника и огромное, еще не осознанное «совместное ведание бытия».
Часть 28.
Где-то через час появились двое из ларца. Приблизительно одного возраста мужчины в стильных, черных костюмах с внимательными глазами. Один представился Русланом и вторым секретарем российского консульства в Сан-Франциско. Второй оказался из Госдепа и назвался Стивом. Появились они по очереди. Сначала Руслан, а потом, минут через пять Стив. Друг другу они тоже представились, хотя судя по взглядам, знали друг друга, или друг о друге, и друзьями явно не были. Они получили каждый по заверенной копии Никовского документа, изучили их и уединились в заднем дворе, где минут десять вежливо пообщались на хорошем английском, после чего Стив откланялся, а Руслан остался и попросил показать ему комнату Ника.
В комнате, вопреки ожиданиям, он ничего не искал, а просто уселся в кресло и задумчиво оглядывался по сторонам, как будто устал и решил отдохнуть с дороги. Потом встал, подошел к полкам с книгами и долго читал названия на ребрах книг. Вытащил одну, открыл, снова уселся в кресло и начал читать. На ребят он внимания не обращал совсем и чувствовал себя очень уютно. Князь с Федором стояли рядом и были похожи на официантов.
Руслан оторвался от книги, поглядел на ребят и спросил:
- А можно чаю?
- Легко, - ответил Федор и, кивнув Ванечке, вышел из комнаты. Щербацкий вышел следом.
Минуты через две князь вернулся с журнальным столиком и поставил его рядом с креслом. Затем церемонно вошел Федор с подносом в руках и быстро столик сервировал. Оторвавшись от книги, второй секретарь увидел на столе бутылку водки, граненый стакан и блюдечко с куском черного хлеба. Дипломат в штатском не оплошал. Он налил полный стакан, встал и сказав: «Царствие небесное, Николай Александрович», не отрываясь, выпил, понюхал хлеб, уселся, на минуту задумался, потом посмотрел на ребят и спросил:
- Почему люди смерти боятся?
И, не дождавшись реакции, сам же и ответил:
- Так жить удобней. Многое можно оправдать. Вот у меня, например, дипломатический паспорт, а какой я на хрен дипломат? Мне платят за то, что я шпион, а какой я, на хрен, шпион, когда я, в душе, буддист.
Алкоголь быстро набирал обороты в дисциплинированной голове шпиона-буддиста. Друзья сообразив, что реплик от массовки монолог не требует, присели на никовский диван и, молча, смотрели на блудного сына.
- А какой я, на хрен буддист, если я числюсь за аналитическим отделом. А аналитик, который получает зарплату, уже не аналитик, а официант. Ему кроме зарплаты светят
