загрызут до смерти. Люди воюют всегда. В истории человечества нет ни одного дня мира. Даже когда великие державы на время перестают стрелять друг в друга, но продолжают воевать по-тихому, экономикой, политикой и пропагандой, все равно где-нибудь небольшие группы людей: страны, народности, племена, соседи стрелять не прекращают. Результатом войны всегда было, есть и будет – объединение народа, независимо от победы или поражения. Победа – это яркое, праздничное, радостное объединение, поражение – тихое, через сжатые зубы, горькое усилие воли побежденного народа. Это ни хорошо, ни плохо. Это есть. И видит бог, я не за войну. Я не люблю войну. Но я не люблю мороз и дождь. А как без них?
Часть 22.
Рита осторожно выбралась из-под одеяла, заботливо укрыла Федора и пошла в душ. Там долго мылась и плакала. Успокоившись, вытерлась большим Фединым полотенцем, взяла его зубную щетку, промыла ее с мылом в горячей воде и почистила зубы. Потом, закутавшись в то же полотенце, вышла на кухню. Там в таком же почти полотенце и тоже с мокрыми волосами сидела за барной стойкой Сэма, пила кофе и курила. В зале на диване спал Ник, благородно уступивший свою спальню князю с Сэмой. Все время, пока Рита, молча, наливала себе чай, Сэма за ней наблюдала. Наконец Рита присела рядом за стойку.
− Ну, ты как? – спросила Сэма.
− Нормально.
− А он?
− Спит.
− Ничего, проснется.
Они говорили по английски, вернее на американской версии, но я лучше напишу сразу на русском, чтобы читатель не мучился запоминанием циферок и чтением перевода в конце страницы, тем более что вековечные бабьи разговоры на тему «а как там твой», мало чем отличаются на любом языке, хотя этот именно разговор все-таки не был похож на другие.
− Они все какие-то странные, − сказала Рита, − я не понимаю, о чем они говорят, но, кажется, что они решают какие-то очень важные вопросы. И мне немного страшно.
− Я тоже заметила, − поддержала Сэма, − по-моему, они – мафия.
− С чего это?
− Они кидают деньги, не считая. Вчера мой князь, перед сном, просто вынул из кармана пачку стодолларовых и сунул мне в карман. Сказал – купи себе чего-нибудь. Я даже возразить не успела.
− Не успела или не хотела?
− Ну не хотела, какая разница.
− Есть разница. Теперь он будет думать, что ты проститутка.
− Не будет. Они вообще сильно не думают ни о нас, ни о деньгах. Они на какой-то своей волне, − Сэма на минуту задумалась, − А может они шпионы?
− Да брось ты, где ты видела шпионов, которые в военной форме дерутся в ресторане?
− Нигде не видела. Я вообще шпионов не видела, только в кино и они всегда русские и всегда пьют, даже когда шпионят. Слушай, а давай деньги поделим и уйдем, тихо, по-шпионски. Подожди, я сейчас.
Сэма выскочила из кухни и убежала в спальню. Минуты через три вернулась уже одетая и с сумочкой. Она вытащила пачку помятых стодолларовых купюр и стала считать. Получилось девятьсот долларов. Она отсчитала пятьсот долларов и положила в сумочку, оставшиеся четыреста протянула Рите.
− Вот возьми. Твои.
− Нет. Не возьму. И ты не возьмешь.
− Почему это?! Он сам мне дал. Тебе не нравится, что у тебя меньше? Так он, вообще-то мне дал, могла бы тебе и не говорить. Я по-честному решила, как подруга. Ну, хочешь, разменяю сотню и тебе полтинник отдам?
− Не хочу. Пойми, Сэма, здесь дело не в деньгах. Тут не может быть денег. Ты же видишь, как они их тратят. Да они их просто кидают. И если мы их возьмем, то мы с той стороны, куда они их кидают. А я не хочу быть с той стороны, я буду с их стороны. Я уже оттуда.
− Ты что влюбилась, дурочка? – охнула Сэма.
− Не знаю. Да я – дура, но дело в том, что и он дурак. И я такого дурака всегда ждала, − сказала Рита, помолчала и вдруг, улыбнувшись, добавила, − Он мой первый.
− Что, что, что?! Как первый? Да ты же сама мне рассказывала… Ой, ёёй, девочка моя, это ж надо… − опять охнула Сэма.
− Рассказывала, − скривила рожицу Рита, − потому, что стыдно было, что все уже того, а я, действительно, как дура… Вот скажи, Сэма, почему мне было стыдно, за то, за что стыдно быть не должно? Ведь это ненормально. Я за эти два дня многое поняла. И про стыд тоже, и про себя, и про него, и про них. Я ведь русского языка не понимаю, я только слушала, как они говорят и смотрела, что они делают. Да, они делали невесть что. Пили, дрались, пели, ссорились, мирились, любили. Я не знаю, о чем они говорили, но я вдруг, внезапно поняла, что все их безобразия, и все их разговоры мне нравятся. Просто как все это звучит и выглядит. И еще я видела в центре всего этого Федора, он не такой, как наши парни, он часть этого безобразия, иногда самая безобразная часть этого безобразия, но он…
Рита замолчала. Она тихо сидела и смотрела на Сэму с ясной улыбкой няни Саши Пушкина.
− Да ты реально влюбилась, подруга, − сказала Сэма. Ее смущал взгляд Риты, но она справилась, − В общем, ты как хочешь, а я деньги возьму, и мне не стыдно. Вот твои, хочешь бери, хочешь отдай своему русскому, мне все равно. А насчет проститутки, знаешь Рита, мы все в той или иной степени проститутки. Только я согласна на пятьсот долларов, а ты хочешь все. Извини, ничего личного. Просто цена разная. Мне ведь князь тоже понравился. И я ему. Но мы оба понимаем, что он все не отдаст. У вас, другая история, хотя твое сокровище просто дороже.
− Не злись, Сэма, − Рита удержала подругу за руку, видя, что она уходит, − тебе ведь князь понравился, я же вижу, очень понравился. Ну не уходи так.
− А как? Пойти чмокнуть парня и сказать «спи милый, все было прекрасно»? Или встретить утро в этом бардаке и опять смотреть, как они напьются? – она обвела взглядом зал и кухню.
Бардак был действительно потрясающим. При всем их старании сохранить хотя бы видимость порядка, повсюду на всех горизонтальных поверхностях: столах, подоконниках, рояле и даже полу, лежали тарелки с остатками еды и окурками, чашки из-под чая и кофе, множество рюмок, стопок и стаканов, либо пустых, либо с остатками спиртного всех цветов. В разных углах собрались компании бутылок и банок. Полотенца валялись где попало, шторы смялись. Мусорный бак на улице был уже забит и в комнате на выходе и в кухне стояли мешки с мусором. И все это пахло. На диване лежал, укутанный с головой, Ник и само собой, «воздуха тоже не озонировал».
− Сэма, у меня идея, − радостно воскликнула Рита, − ты ведь работаешь в компании по уборке. Ну, подрабатываешь, да? Сколько стоит сейчас все тут идеально убрать?
− Да ведь ночь на дворе.
− Я и спрашиваю, сколько бы это стоило днем, и сколько будет стоить сейчас ночью?
− Ну, днем максимум сотка, ночью не знаю, минимум в два раза дороже, или в три.
− Вот возьми, − Рита подвинула ей стопку «своих» долларов.
− Ты что хочешь, чтоб я тут стала убираться?! – обалдела Сэма.
− Нет Сэмочка, дорогая, любимая моя, я хочу, чтобы ты все это организовала. У тебя же есть телефоны. Подними своих, заплати любые деньги, но чтобы сейчас, до рассвета, пока наши не поднялись здесь было идеально чисто. Представляешь, они встанут, а тут чистота, порядок, завтрак готов и никого нет. Давай, а?
− А давай, − внезапно согласилась Сэма.
Ее вдруг тоже захватила идея. Любой наемный работник мечтает дожить до дня, когда он сам наймет. А тут вдруг можно нанять своих, да еще щедро вознаградить. И завертелось.
В первую очередь кое-как подняли Ника и почти отнесли в спальню к князю. Там подняли князя, в трусах и кителе, и переместили к Федору. Вроде разницы никакой, но так им показалось логичней. Уложили Щербацкого, укутали покрывалом, которое они вместе стащили в ресторане, посмотрели на «своих», даже похихикали и полетели организовывать чистку. Ом спал в спальне Саши, который на второй день разгула не выдержал и переехал на время к Марте, чтобы не только не участвовать, но даже не видеть, как бестолково тратятся большие, халявные деньги. Чертушка, присутствовал и при разговоре девиц и, потом, во всей процедуре уборки. Ему было одинаково интересно устраивать бардак и наводить порядок. Такое вот существо, как компанейский жид или как смерть на миру.
Сэма вошла в раж и народу назвала даже больше, чем надо. Потом одного, мужеского полу, послала в магазин и за косилкой, а троих девочек-мексиканок лихо распределила по дому и территории, строго настрого запретив шуметь и входить в спальни. Нагло подняв их среди ночи и, убедив тридцатью долларами в час, предварительно прикинув, что за три часа управятся, как раз до рассвета, она решила, что даст каждому по сотне и заранее порадовалась их радости и своей щедрости. Имея уже немалый опыт в уборке чужих домов, Сэма очень толково распределила обязанности трудящихся, вовремя перенаправляла их усилия, помогала в чем-то сама и, в конце концов, разошлась так, что даже потратила часть своих денег на закупки всего необходимого для уборки и заказала шикарный завтрак по телефону в круглосуточном ресторане. Рита тоже зря не сидела, прокралась, как мышка в комнаты, собрала всю грязную одежду, полотенца, носки, все что нашла, и выстирала в гараже в машинке. Потом, после сушки, аккуратно сложила и также тихо вернула в шкафы. Уже в рассветном сумраке заметила свои красные трусики, зажатые в кулаке Феди, хотела было вытащить, но потом, чему-то своему улыбнувшись, оставила, как есть, и интригу сохранила.
Часть 23.
Федор все также с похмельным наслаждением пил холодную минералку и складывал в уме пазлы запоя, когда в зал-гостиную вошел взъерошенный князь в трусах и кителе. Он, так же как до этого Федор, недоуменно оглядел идеальный порядок в доме, остановившись у окна, долго обозревал выстриженную по рекрутски лужайку, потом вернулся в кухню, поднял крышку кастрюльки на плите, понюхал еще горячий завтрак, закрыл крышку, развел руки и спросил:
− Это как же, вашу мать, извините, понимать?
Федор не ответил. Князь распахнул холодильник, поудивлялся вовнутрь, достал бутылку холодной минералки и, наконец, уселся на диван рядом с Федором. Открыл минералку, налил в чистый, прозрачный бокал и, не отрываясь, выпил. С памятью после долгих возлияний у него тоже было не важно.
Князь откинулся на спинку дивана, запустил руки в карманы и спросил:
− У меня два вопроса – кто такой Ник и почему так чисто?
Он вытащил одну руку из кармана, посмотрел на красные, кружевные трусики, потом одел их на палец, повертел перед лицом и добавил:
− Теперь три вопроса.
− Отдай, − сказал Федор, − это мои.
Обалдевший Щербацкий уставился на друга:
− Теперь у меня четыре вопроса и первые три уже не интересуют.
− Да, Ванечка, да, − решил поёрничать Федор, − когда-нибудь это должно было случиться. Наша дружба затянулась. Я никогда не относился к тебе как к другу, но я
