Компрачикосы

был мягок и нежен, это было что-то другое. Она и не заметила, как их разговор закончился, а она стоит на другой стороне шоссе, ожидая такси. Шум в голове прекратился, но туман не хотел рассеиваться. Юля посмотрела в телефон: она пробыла там больше двух часов.
Приехав домой, она так и не смогла успокоиться. Что-то сильно ее смущало, но она не могла определиться. Прокручивая в голове разговор с Элизой, Юля достала из дальнего угла кладовки свои учебники, пытаясь вспомнить давно пройденный материал. Ничего не сходилось в единую картину, весь интернет трещал от разных мнений, подтверждавших инновационность методики, может действительно все, что она изучала настолько устарело. Время уже близилось к концу первого дня, а Юля так ничего и не приготовила на ужин. Заторопившись, она сунула в сумку потрепанную книгу одного профессора о развитии мозга человека, чтение давалось с трудом, хотелось все бросить и достать планшет. Юля сделала над собой усилие и оставила его дома, решив в такси дочитать главу.
Ехали очень долго, такси встало в огромную пробку, машины двигались еле-еле, проходя по 10 километров за час. Ей оборвали телефон, звонила какая-то неприятная женщина и требовала, чтобы она немедленно забрала ребенка. Буквы никак не хотели складываться в слова, и она отложила книгу, просто уставившись в окно. Таксист попался молчаливый, и Юля мысленно благодарила его за это. Один день, и вся жизнь пошла кувырком, словно что-то сломалось внутри нее.
Такси, наконец, прорвалось к нужному повороту, обогнав несколько черных джипов, намеривавших через две полосы повернуть туда же. Джипы обогнали такси и резко затормозили перед ним, желая спровоцировать аварию, таксист глухо выругался, но заранее предугадал их маневр, резко затормозив. Он извинился перед Юлей за крепкое слово, и мягко повел машину дальше. Джипы встретились им у въезда в академию, они уже возвращались обратно, сквозь черные от тонировки стекла было сложно угадать, кто был внутри машин, когда машины поравнялись с такси, пассажирское окно чуть приоткрылось и показалась детская ручка, машущая Юле. Юля помахала ей в ответ, но тут же рука взрослого показалась в окне, резко убирая руку ребенка, окно закрылось, и джипы, резко рванув с места, уехали.
Из калитки вышла грубого вида женщина в фирменной униформе и вручила Настю Юле. Женщина что-то сказала о соблюдении распорядка, Юля коротко поблагодарила ее за терпение, и села с дочерью в машину. Настя все время молчала, казалось, что она не видит ничего вокруг себя, настолько маленький мир ребенка сузился до ее внутреннего сознания. Девочка смотрела ровно перед собой, но Юля чувствовала, что она не понимает, где находится. Наконец, Юля ущипнула ее за плечо, начало их обычной игры по утрам, и девочка резко дернулась, как от наваждения. Увидев маму, Настя тут же разрыдалась, громко, навзрыд, будто бы упала с качелей или ударилась об горку. Юля оторопела, прижав к себе ребенка, пытаясь успокоить, но Настя плакала до самого дома, уже под конец тихо, жалобно скуля, как раненый зверек.

– Спит, – Юля села за стол на кухне и устало подперла голову ладонями.
– Ты что-нибудь понимаешь? – спросил ее Алексей, нервно листая брошюру для родителей, которую Элиза вручила Юле перед уходом.
– Нет, она никогда такой не была. Она все время молчит, мне кажется, что она меня боится, – прошептала Юля.
– Вот здесь написано, что такое поведение ребенка считается нормальным в первые три недели начала программирования, – сказал Алексей, показав на плотный текст на странице брошюры.
– Да, они мне это тоже объясняли, – Юля задумалась, нахмурив лоб. Странно, как только она пришла домой, ей тут же позвонила Элиза, объясняя, что в следующий раз не стоит задерживаться и лучше приехать раньше, чтобы ребенок в нужный час был дома, иначе возможны изменения в поведении. – Они мне весь вечер говорили, что так  и должно быть. Сказали, чтобы завтра мы приехали на полчаса раньше, необходимо провести корректировку в программе.
– Какой еще программе? – закашлял Алексей. – По-моему, Насте плохо, я не прав?
– Я не знаю, не знаю, – зашептала Юля, из глаз закапали слезы на стол, но она их не заметила. – Я когда спать ее укладывала, смотрю, она что-то прячет от меня. Это была ее кукла. Я попросила ее дать мне куклу, чтобы я ее положила к другим игрушкам, а их нет, представляешь? Настя их всех спрятала под кровать.
– Как спрятала? – удивился он. – Зачем?
– Я не знаю, но Настя меня умоляла не отбирать у нее ее куклу, она была даже готова отдать всё остальное, но лишь бы я не отбирала ее куклу. Еле уговорила, что не стану ничего трогать. Она так и уснула в обнимку с ней, забившись в угол кровати.
– Знаешь, что я думаю… – начал Алексей, но его прервал внезапный крик и плач девочки.
Юля вскочила с места и бросилась в детскую. Алексей встал и пошел на балкон. Он закурил, хотя никогда себе не позволял курить дома. Сколько он простоял на балконе, полчаса, может час, он не знал, но докуривал уже шестую сигарету. Все, что происходило в квартире, было для него неизвестным, перед ним был только шум улицы, громыхание тяжелых машин, едущих со стройки, визг тормозов и однообразная громкая музыка с арабским ладом, ему всегда казалось, что это играет одна и та же песня, зацикленная в разных аранжировках.
Юля вошла на балкон и легонько коснулась его руки. Он дал ей сигарету, она жадно затянулась, потом долго кашляла, но продолжала курить.
– Леша, давай она больше туда не пойдет, хорошо?
– Хорошо, я сам завтра туда съезжу, – хмуро кивнул он. – Надо разобраться, это какой-то …
Алексей долго ругался, Юля прижалась к нему и заплакала.
– Леша, я поменяла ей постель, сегодня я лягу с ней рядом, хорошо?
– Она опять писается? – удивился он.
– Это другое, – замотала головой Юля. – Ты не представляешь, как она боится. Я боюсь, Леш, боюсь.
– Иди к ней, завтра никуда не едете. Все, так и делаем, – строго сказал он, а сам полез за очередной сигаретой.

Настя сидела за столом, перед ней стояла полная тарелка манной каши с фруктами, в которую она любила насыпать горсть орехов и сдабривать столовой ложкой сгущенки. И орехи, и сгущенка стояли рядом, но девочка даже не посмотрела на свои любимые лакомства, девочка сидела ровно на стуле, не как обычно, бегая по кухне в поисках еще чего-нибудь.
– Ты не хочешь есть? – спросил дочь Алексей, оставшийся дома, у него было хмурое после бессонной ночи лицо, он выкурил почти все сигареты, часто уходя посреди ночи на улицу прогуляться.
– Спасибо, папа, я наелась, – ответила дочь, не смотря ему в глаза, он чувствовал, что Настя его боится.
– Ты же ничего не съела.
– Спасибо, я поела, – вновь повторила дочь.
Из ванной вышла Юля, наскоро вытирая мокрую голову, от нее пахло цветочным шампунем и земляничным мылом. Настя обернулась и стала принюхиваться. Юля подошла к ней и села рядом, вложив ложку в руку дочери.
– Настя, это же твоя любимая каша, тебе ее папа сварил, как ты любишь, – сказала Юля, – видишь, какая она яркая и вкусная.
Настя осторожно взяла одну ложку в рот и зажмурилась, словно боясь чего-то, но вкус каши был знаком, она широко открыла глаза, новым взглядом посмотрела на родителей. Ее рука потянулась к чаше с орехами, она набросала себе полную тарелку и вопросительно посмотрела сначала на маму, а потом на папу.
– Бери, сколько хочешь, – кивнул Алексей на сгущенку.
– А если слипнется? ¬ Хитро прищурилась на него Настя.
– Ничего, к обеду разлипнется, – усмехнулся он.
Настя сделала все, как хотела, каша стала вязкая, как варенье. Девочка съела почти всю тарелку одним махом, а потом вскочила со стула. Родители радостно выдохнули.
– А вы чего не едите? – строго спросила Настя, подбегая к плите и осматривая ковш с остатками каши. – Я вам сейчас кашу наложу.
– Давай, – засмеялся Алексей, следя за тем, как Настя щедро насыпает им орехи и сдабривает сгущенкой.
– Давайте, ешьте, – скомандовала Настя.
– Я сейчас, только полотенце повешу, – сказала Юля и ушла в ванную. В комнате зазвонил ее телефон, и она ушла туда.
Алексей медленно ел кашу, она была очень сладкая, даже приторная, но ему такая нравилась, хотя Юля не разрешала. Настя осторожно набирала в чайник воду, боясь расплескать, что-то ставила на стол, потом передумывала, досыпала еще печенья в вазочки, меняла местами салфетки – всё было как обычно, немного бестолковая заботливая суета.
– Насть, а ты можешь мне сказать, чему тебя в этом детском садике вчера учили? – осторожно спросил Алексей. – Чем вы там занимались?
Настя остановилась посреди кухни и задумалась, потом потрясла головой и ответила:
– Ничего не помню, помню, что сидели в каких-то комнатах, там еще звук был такой странный: ууууууууууу!
– Да? Интересно, – Алексей попытался улыбнуться, но улыбка вышла фальшивая, и он перестал. – А ты хочешь сегодня туда поехать?
– Конечно, да! – быстро, как робот, ответила Настя, но, подойдя к отцу, она взглядом дала отрицательный ответ.
– Хорошо, мне не нравится этот садик, – сказал он, обняв дочь. – Ну чего ты, меня боишься?
– Да, – тихо проговорила Настя, сильнее прижимаясь к нему. – Ты же не будешь ломать мои игрушки?
– Ни в коем случае! – ответил он, стараясь не выдать вскипевшую в нем ярость, Настя поверила ему и успокоилась.
– Ты еще не доел, – требовательно сказала она. – А сделаешь чай? А то я еще не дотягиваюсь, могу обвариться!
– Ошпариться, – засмеялся он, – чтобы тебя обварить, надо найти большой-большой казан, и там тебя варить!
– А таких казанов не бывает! – Настя отпрыгнула назад, показав ему язык.
– Бывает-бывает, если надо, то найдем, – Алексей сделал гримасу карикатурного злодея из мультика, который они смотрели все вместе в прошлом месяце в кинотеатре, Настя тогда сказала, что он очень похож на него.
На кухню вошла Юля, лицо ее было бледное, мокрые волосы беспорядочно лежали на футболке.
– Они опять звонили, – шепотом сказала она. – Сказали, что сейчас позвонит их юрист, что мы не имеем права и еще что-то.
– Ты им сказала, что Настя заболела?
– Да, но они считают, что это не так, – Юля стала заваривать чай, ложка с черными листочками дрогнула в ее руке, и чай посыпался на пол. – Они мне угрожали!
Настя недоуменно смотрела на родителей, не понимая, о чем они говорят.
– Когда в следующий раз позвонят, дай мне поговорить, – сказал Алексей.
В комнате вновь раздался звонок ее телефона. Алексей встал и ушел в комнату. Хлопнула дверь балкона, и все стихло.
– Мам, садись есть, каша уже остыла! – возмущено сказала Настя.
– Ничего, она и холодная вкусная, – Юля обняла дочь и поцеловала. – Ты хорошо поела?
– Да, нормально. Можно, конечно, еще съесть конфет, но так их же у нас нет, да?
– Нет, конфеты кончились, мы сегодня их купим.
– А можно я их выберу? Можно? Можно?
– Можно, пойдем в тот маленький магазинчик, помнишь, у пруда? – Юля села за стол, а Настя села рядом, чтобы контролировать, как мама будет есть ее кашу.
– Помню, там столько всего! – глаза у девочки расширились от удовольствия. Она увидела, что мама поперхнулась от очень сладкой каши. – Вкусная, да?
– Очень, – засмеялась Юля, запивая кашу большими глотками воды.
Алексей стремительно вышел из комнаты. Он уже переоделся и собирался уходить.
– Держи, будут звонить, не отвечай, –