Живём, как можем. Роман. Глава 2. Виктория

жизнью? Может, она всё же пригодится ещё для чего существенного? Всё! Больше в сопки - ни ногой! Она не хочет, как Соня, ползать по каменистой неровной земле, попробовала и – хватит! Её удел – полёт! На том и успокоилась, да и некогда было особо переживать: вниз-то оказалось идти, поспешая, ещё труднее и тяжелее, чем вверх. Ноги уже начали дрожать и подгибаться, а каменный рюкзак то толкал вперёд, то осаживал назад так, что приходилось приземляться на пятую точку, мокрое пятно между лопатками отчаянно чесалось, да и, как ни крути, а надо бы и помочиться. Хорошо, что скоро спустились на полевую дорогу, по которой поутру начинали подъём. Вот здесь-то самое время и место, и тут же Софья, чуть обернувшись, как будто специально предостерегла:
- Учти, змеи любят пластаться, балдея, под солнцем поперёк дорог и троп, спрятав голову в тени трав. - «Боже!» - мысленно возопила страдалица. – «Тайга большая, а опорожниться негде». Пришлось терпеть.
Когда, наконец-то, доплелись до хаты, то первым делом - в Ж. И какое же блаженство испытала после, такого не случалось и в сексе, и день уже не казался безнадёжным и пасмурным, хотя солнце частенько пряталось за башенные предгрозовые тучи. Но, как известно, любой кайф обязательно сменяется тяпом, так и после сортирного наслаждения пришла скорая расплата: в их келье нарисовался Вал-Вал и, извинившись за неурочное вторжение, замямлил противным интеллигентским голосом, стараясь быть строгим:
- Я вынужден сделать вам замечание, - виновато нацелился на поднявшуюся Вику и замедлился, выжидая, когда спросят за что грядёт втык. Но подчинённая, отяжелённая походом и здоровенной миской таёжного плова из риса, тушонки, лука и морковки, да ещё и со свежей черемшой вприкуску и краюхой хлеба, во вред фигуре, с густым чаем, сдобренным брусничным листом, никак не выразила беспокойства и какой-либо вины и равнодушно молчала. – Вы ушли с базы без уведомления старшего группы, а это категорически запрещено.
Виновная бесстрашно взглянула на гения от геологических плит.
- Но сегодня же выходной?
- В экспедиции выходные определяю я! – построжел шеф, слегка повысив голос. – Сегодня у нас рабочий день, - и, снова замедлившись, добавил: - и потому делаю вам второе замечание за уход с рабочего места.
Неизвестно, до скольких бы они дошли китайских замечаний, если бы не вмешалась Парина.
- Это я виновата, я её утащила. Мне неудобно ходить с парнем, а она – не слабее: спортсменка, выносливая и сильная, вполне пригодна для таёжных маршрутов.
Вика даже покраснела от неожиданной похвалы.
- Ну…  если так, то… - пошёл на попятный строгий начальник, обрадовавшись, что конфликтная ситуация разрешилась без раздрая. – Но, однако же… - засомневался тут же, - кто же будет заниматься камеральной обработкой? Мы же её брали именно для этого, предполагая, что девушке не с руки… - а девушка добавила про себя «и не с ноги», - таскаться по сопкам с набитым камнями рюкзаком.
- Знала бы – не поехала, - выпалила с неразумного голоса ёжистая девица, чуть не раздув конфликтный костёр вновь. Хорошо, что мудрая Софья вовремя притушила:
- Родион справится. Ему надо собрать материалы к диплому, так что не очень-то рвётся в поле.
- Ну и лады, - согласился удовлетворённый шеф, постаравшийся оставить последнее слово за собой: - Только надо предупреждать, а то Александр Петрович недоволен. – «Вот откуда дует ветер», - поняла нарушительница дисциплины.
- Хорошо, хорошо, - успокоила Парина, - мы договоримся.

-9-
Соня хотя и была Соней, но не «соней», и мало того, что дружила с жаворонком, так ещё и других безжалостно лишала утренней сладкой дрёмы.
- Вставай! – трясла сову за разогретое плечо, распустив молнию на мешке на всю длину и запустив внутрь утреннюю прохладу. – Вставай, пора!
- Ку-у-да-а? – прогнусавила, не просыпаясь, Вика. – Ку-у-да пора? Не хо-о-чу… спа-а-ть…
Но Соня не унималась:
- Дождёшься: полью холодной водой. – Дремота вздрогнула, потянулась к застёжке, чтобы застегнуть мешок, но не тут-то было. – Вставай! Не отстану, пока не продерёшь глаза как следует. – Ничего не оставалось, как так и сделать. Посмотрела на часы, оставленные на руке – чуть больше пяти. – С утра легче идётся, - обнадёжила Соня засоню. – Давай, шевелись, пойдём умываться. – И это была вторая утренняя пытка. А сколько ещё предстояло за день? Может, категорически отказаться? Сослаться на появившиеся болячки, которых нет? О-х-хо! Вздохнула тяжко и поплелась на ручей, покрывшийся с утра холодом.
Жидкий завтрак состоял из куска зачерствевшего хлеба, сдобренного растительным маслом с солью, и крутого кипятка со вчерашней спитой заваркой, хорошо подслащённого, но всё равно с трудом протолкнутого в засохшее во сне горло. И никаких килокалорий! Оба рюкзака – и свой, и подельницы – Соня собрала сама, натолкав их так, что они стали упругими шарами. Вике оставалось только снарядиться самой, да и то обмотки замотала Соня, а поверху ещё и укрепила полиэтиленовым шнуром. А Вика всё ещё была куклой в лёгкой дрёме. Так и пошли, завидуя храпевшим мужикам. Но потом дорога ушла на склон, где плела серпантин, поднимаясь вверх, а они подались туда же, но по хорошо натоптанной тропе вдоль всё того же ручья к его истокам, погружаясь в распадочные затенённые дебри. Несмотря на большой и неудобный рюкзак, болтающийся из стороны в сторону, идти было легко и покойно, можно и полюбоваться на всё чаще встречающиеся роскошные жёлто-красно-оранжевые лилии, смоченные прозрачными капельками росы. Потруднее пришлось, когда ручей куда-то исчез, а тропа стала круче и вся заросла густой высокой травой по пояс, к тому же мокрой от росы, так что и они скоро вымокли снизу до пояса.
- Останавливаться нельзя, - предупредила Соня, - а то застудим, не дай бог, кое-что. Терпи до верху, там просушимся.
Так и ползли, согнувшись под рюкзаками, то и дело сползающими на шею, с каплями пота, падающими со лба и дополняющими росу, все в липкой холодной влаге, не видя ничего ни вокруг, ни впереди, и тем неожиданнее и приятнее было выползти на равнинную верхь под сияющее и согревающее солнышко. Здесь оказалось редколесье с обилием кустарников вокруг поляны с невысокой травкой, пробившейся сквозь каменистую почву. Можно было и нужно содрать с себя всё мокрое и, разложив на камнях, дать просохнуть. Любой из мужиков, включая импотентов, многое бы отдал, чтобы полюбоваться на двух баб, без стыда прогуливающихся по поляне в одних энцефалитках с голыми задами и передами с пушистыми треугольниками. Вика, припомнив прародительницу Еву, позавидовала ей, не обременённой никакими одеждами, так ей самой сейчас было приятно под жарким солнцем, согревающим озябшие ноги, и лёгким ветерком, обсушивающим всё тело и ещё кое-что.
На далёком-предалёком горизонте, как на телеэкране, нарисовались, словно нереальные, синие горные хребты Сихотэ-Алиня с нахлобученным то ли ещё не растаявшим снегом, то ли зацепившимся туманом и сползающие с хребтов тёмно-синие до черноты поперечные отроги, погружающиеся в тёмную зелень тайги. И над всем – голубое с золотом бездонное небо! До чего ж классно! Эйфорный настрой портили обнаглевшие комары. Приходилось то и дело прихлопывать вражин на лице, на ногах, а то и на нежной заднице. И нет спасения от мелкой нечисти.
- На, - протянула Соня тюбик с какой-то мазью, - помажь за ушами, хоть в глаза не будут лезть.
Ладно бы только комары – а они здесь крупные, ажно глаза видны – так ещё и слепни впридачу. Эти, обнаглев, садятся на самое потаённое голое тело неслышно и впиваются так больно, что невольно вскрикиваешь, произнося непотребные слова. Приходится всё время шевелиться, с нетерпением ожидая подсохшей одёжки. А пока, решив перетерпеть, Вика, слегка отдалившись, набрела на колючие кусты, усыпанные бледно-розовыми пупырчатыми ягодами. И городскому жителю, не знавшему никаких плодов, кроме базарных, было ясно, что это…
- Во-о! Малина! – радостно закричала, словно нашла первой. – Да как много! – и пожалела: - Жаль, что ещё не поспела.
- Поселковые ходят сюда за ней, - утешила Соня, перетряхивая почти высохшие штаны и трусы. – Видела – тропа набита? Всю выберут, - и добавила, успокаивая, - а нет, так медведи подчистят.
- Да-а? – округлила глаза Вика. – Всамделишные? И никого не трогают?
Соня улыбнулась, понимая оживлённую наигранность помощницы.
- Когда еды много, никто никого не трогает, - выдала понятную каждому сентенцию. – Хватит стриптизировать, одевайся, на ходу досохнем.
С отвращением натянули полувысохшие плотные трусы, штаны, высохшие пятнами, а в промежности – влажные, высохшие, однако, носки и мокрые кроссовки. Плотно обмотали икры подсохшими обмотками – портянками наружу – и то легче! Потопали, по бокам похлопали – ладненько: неуютно, конечно, словно обмочились, но терпимо, да и яркое солнышко подсушит, зато телепать будет не жарко. Взгромоздили друг на друга не убывшие рюкзаки. Соня взглянула на часы:
- О-го! Опаздываем, однако, - и Вика не поняла, куда они здесь могут опоздать. – Как бы не застрять в темноте. – Вот это уже хуже. – Поспешаем: ноги в руки и айда!
И почапали дружным тандемом по найденной в кустах тропе, полого спускаясь в долину какой-то большой реки. Чем ниже, тем плотнее кусты и всё чаще молодой дубняк с берёзами и осинами, и опять масса лилий, столько и такие красивые, что и Голландии не снились. А на выходе к реке встретились великаны-кедры – внизу не обхватишь и вверх не углядишь. Если с такого шишка брякнется на макушку, что хошь придумаешь. В энцефалитном костюме было жарко, душно, зато никакая нечисть не портила шкуры.
Добрели, наконец, и до русла большой реки. Но какая же она большая, если всё её ложе покрыто песком и валунами, а узенький проток прижался к противоположному возвышенному берегу, вымыв там тенистое убежище и проделав в ярости глубокие канавы, которые не переплыть, не перейти, потому что вода ледяная, глубина – по шею, а то и побольше, а сильное течение сбивает с ног. Только громадные завалы обломанных веток и деревьев высотой в человеческий рост, перегородившие русло древесной плотиной, дают какое-то представление о мощи большой реки, когда она, наполненная растаявшим верховым снегом с гор или пришедшими с моря тайфунами с проливными дождями, заполняет ревущим стремительным потоком всё ложе, выплёскиваясь на берега. Уж тогда не моги подступить, жди неделями спада, тогда, не дай боже, попробовать пересилить природу – конец неизбежен, и труп найдут, если повезёт, только под обнажившимися завалами. А сейчас они, воспользовавшись утихомиренной мощью, осторожно, балансируя и стараясь не глядеть вниз, переправились на тот берег по кем-то поваленному толстенному стволу кедра, да и то некоторые, не особенно отважные и умелые, предпочли одолеть преграду на заднице, стараясь не насадиться на сучок. Переправились и пошли вдоль берега вверх, против течения, продираясь сквозь навязчивые кусты цветной смородины и шиповника, часто спотыкаясь и переступая через выступившие вымытые корни деревьев, жадно протянувших щупальца ближе к речной влаге.
И не заметили, как тропа отвернула от берега и потянулась в частый смешанный лес, в лесную глухомань влажного душного распадка, где пришлось вилять, то и