Пожар Латинского проспекта.18 глава

последовательности родители старшему брату в письме и сообщили.
             
Наверное, это молодость, наверное, это первый рейс морской, но я не видел города красивей и девушек прекрасней, чем на улицах его… Кроме Любы — сейчас! — конечно… Может, именно тогда-то я латиной и заразился? И Люба — в ней что-то тоже такое есть — оттуда! А может, всё то было лишь предчувствием Её?

— Главное: чтобы понять природу любого танца, его надо протанцевать.

А было ли вообще всё это?.. Если было — как же я мог, в конце концов, на улице Ушакова оказаться?.. Впрочем, там, на Ушакова, я изобразил на спине тёплой (Альвидасом, кстати, дарованной) куртки композицию: ветряные мельницы в перспективе, надвигающиеся тесным клином. Краски были по батику, а синяя ткань куртки — чем не холст?! И красными, оттенёнными жёлтым, в цвета флага испанского, буквами — размашистую надпись: «!NO PASARAN!» Мельницы, в смысле. Художественно на самом деле получилось! Даже Гриша языком цокнул: «Лучше бы ты это время на камень потратил». И каким жалостливым был тот взор хозяйки, что поймал на своей спине я морозным зимним днём, обернувшись с только что обрезанным камнем от своего станка: от него испарялась ещё не остывшая, налитая в прямоугольную ванну час назад вода. !No pasaran, Наталья Алексеевна! Они не пройдут — мы победим этот камень, не сдадимся! Зима, мороз — всё нипочём! Главное, чтоб в подвале прачечной, куда вход мне разрешён безоговорочно, вода горячая есть: поменяем три раза на день! А там и до весны — очередной, будем надеяться, последней здесь — дотянем!

Мельницы — это не хозяева-заказчики! Это — договоры мои. Чистосердечные!

И я не сдался — я победил. Как и тогда — в том первом рейсе, в трюме! Когда поначалу пророчили мне досужие языки: «Куда лезет!.. Сломается — в два счёта!.. О-ох, будем по очереди за него в трюм лазить». Но я не сломался — внутри, а это в трюме важнее всяких мышц. Впрочем, жил во мне тогда хватало! И когда повалило в трюм уж строго под тридцать тонн мороженой рыбы за вахту, и опытный трюмный из другой бригады стал подменяться с кем-то другим через вахту, я лишь с деланным безразличием бросал своему рыбмастеру на подобные предложения: «Какие замены, мастер? Нормально всё — работаем!» А трюм уже стал родным — я поймал там кураж, я победил там всех и вся… И в конце рейса я, салага, был уже в морской у всего экипажа чести. И наградой мне был тот самый Буэнос-Айрес. И, думаю я теперь, был бы он так пронзительно прекрасен без трюмного этого преодоления?..

И одолел бы я Ушакова, не будь того рейса, не знай я трюма?..

Уж это — точно нет! Уверен!

— …Лёха! — Джон совал мне свой мобильный, — это по твоей теме!

— Алло!.. Да, — слышалось из трубки, — мне мангал нужен — из камня. Открытый.

Наконец-то — весна!

* * *

Оно хорошо, конечно, что вовремя так этот человек позвонил — мог я теперь с квартиры уйти, — но он мне сразу не понравился. Ни джипом своим чёрным, ни внешностью новорусской, ни тем, как глянул на меня, когда я на переднее сиденье быстренько усаживался.

— Сергей!

И имя — недружественное…

— Мне, в общем, нужен мангал из камня — круглый.

— Можно, — кивнул я, протягивая фотоальбомы своих работ, которые предупредительно таскал в сумке недели уже полторы — на тот самый случай.

В минуту их пролистав, хозяин джипа досадливо цокнул языком:

— Нет, это не то! Мне нужен открытый, понимаешь? Ладно — поедем, на месте разберёмся!

— Да знаю, знаю, — кивнул я, — открытый — со всех сторон: над ним зонт — дымосборник монтируется!

Ехать пришлось недалеко — в черте города, в самом начале одного из дачных обществ. Более того — через забор и замусоренный ручей от дачи, на которой выкладывал камино-печь двенадцать лет назад.

Там-то очень знатно получилось!

— Вот здесь, — вёл меня хозяин внутрь беседки, — мне и нужно вот из камня этого, — он кивнул на развалы булыжника во дворе, — сложить круглый такой мангал. Сможете — круглый-то? Открытый со всех сторон: чтобы тут чего-то жарилось, а я с дружбанами — тут стол поставим! — мог водку пить.

— Ясно, — подхватил я, — очаг! А над ним вешается такой зонт-дымоход железный.

— Да, мы на цепочках-растяжках повесим!

В беседку вошли двое парней в рабочей одежде. Сергей сунул им альбомы, и пока я осматривал да прикидывал, они втроём о чем-то пошушукались и друг другу покивали.

— В общем, мне всё понятно, — заключил я, — проблем с камнем никаких не вижу: круглые формы делать приходилось часто. Вот даже эта работа, — я ткнул в альбом.

— Хорошо! А с зонтом этим поможете?

— Ну, здесь не обещаю ничего: я — по камню.

— Договорились, — не особо меня услышав, кивнул сам себе хозяин, — если что здесь будет надо — вот, к парням обращайся!

Буду. Но на кой сдались их «зонты» — мои мельницы: «!No pasaran!»
             
* * *

— Слушай, Слава! Он мне сказал вчера цену прикинуть и ему озвучить.

— Ну, вот ты и рассчитывай: на сколько дней тебе там работы?

— Четыре-пять.

— Ну вот — чтоб по полторы тысячи в день, минимум, выходило.

— Ручная работа! — поддержал Джон. — Да ещё с камнем.

— Блин, там работы-то!.. Двести евро, короче, я ему заряжу! Только, может, sms отправить: вы же знаете — сказать язык у меня не повернётся!

— Нет, — решительно отверг предложение Слава, — так он и подумает, что ты боишься цену назвать. Не, позвони и скажи!

— Позвоню, ладно, позвоню, — кивал я. — Да, Славян, подкинь-ка, на бедность триста рублей!

По расчётам за квартиру, я остался должен Славе две с лишним тысячи — за вычетом авансов.

— Нормально, да? — зло усмехался у шефов за спиной Володя.

Ну, в общем, и верно — ни черта, фактически, я там не сделал.

— Слава, ты только записывай всё старательно — сейчас я с тобой с этого калыма и рассчитаюсь!

Это даже не семечки — шелуха от них. Всё главное начиналось сегодня в семь вечера!..

* * *

Впрочем, приперся-то я на сорок минут раньше. Выждав освободившегося Артёма, оттеснил его в краешек паркета.

— Вот, маэстро, здесь за полчаса! — я натурально всунул свёрнутые сторублёвки в карман его штанов. — Давайте по венскому вальсу сейчас пройдём!..

— Вы вот что… — Выудив деньги из кармана, Артём так же ловко всунул мне их в нагрудный карман и даже пальцем указательным прижал. — Посещайте занятия — и всё у вас получится. А чуть что — я и так покажу.

— Знаю, Артём, и спасибо вам огромное за это!.. Понимаете, — я заглянул в его глаза, — мне очень надо поспеть за своей партнёршей: она-то, видите, какая!

— Да, — гладя уже в сторону, кивнул маэстро, — схватывает она всё на лету. Но, повторяю, ходите регулярно на занятия, и у вас очень скоро будет получаться ничуть не хуже… Партнёрша-то спокойная у вас.
             
Непроизвольно, но выразительно я повёл я бровью.

— А, — тактично кивнул Артём, — на людях, да?

Пора было уже браться и за вальс венский…

А она опять не пришла. Опять партнёршей была белокурая, ни в чем не повинная…

Закончилось занятие, и, спускаясь по полутёмной лестнице, я набрал Любу. Ну, а что — разве права не имел? Даже — наоборот!

— Нет, у нас педсовет сейчас… Да, на следующем занятии буду.

Ну, и слава Богу!

* * *

И была пятница. Создатель в этот день сотворил уже почти всё, а я, убогий, только затевал своё, хотелось поверить, творение.

Как парни показали: ближе к проёмам оконным, чуть от стены дальней отступая.
— Это вот он так сбоку и будет?

— Ну, он так сказал!

Парни были братьями — непохожими близнецами. Саня был ростом поменьше, но явно симпатичней и отменно сложён.

— Ты чем занимался? — оценив его атлетические «крылья» — трапецию мышц спины, спросил я.

— Да ничем особенным, — пожал покатыми плечами он, — так, разве что железом балуюсь в спортзале.

Молодец!

Второй — Витя — почти всегда был как то дружественно-безучастно молчалив. Именно, так как-то. Глядя на его нетронутый ни единой складкой лоб, сдавалось, что интеллектом природа наделила их не поровну.

Хозяином же они недовольны были одинаково.

— Вот мне, вообще, это надо — размечать тут тебе?

— А он вам чего — за надзор не платит? — участливо морщил брови я.

— Агу, сейчас!

— Да, — сочувствуя несправедливости такой, качал Гаврила головой, — а сколько у вас здесь выходит-то — если не секрет?
             
Покатые плечи пожались опять.

— Да полтинник только и наскребаем.

— Полтинник?!

— А чего ты? И по вечерам работаем, и в субботу!.. А если за двадцать тысяч — зачем тогда на строительстве работать? Вон, в охранники пошёл — ни черта не делать.

Эх, дружище, дружище!..

Я принялся за камень, обрамляя им круг несвятый («Здесь я буду с дружбанами водку пить»), внезапно размышляя грешным делом: а Люба, интересно, на этого Сашу внимание бы обратила? Ну, не умеет он, конечно, никакой румбы танцевать — это уж о вальсе венском не говоря. Как и ты, впрочем! Зато торс вон какой атлетичный. И зарабатывает достойно. А что поговорить не о чем — откуда ты знаешь: может, с ним бы и нашла о чём! А может, и разговоров от него ей не надо бы было!

Совсем ты, Гаврила, крамолу понёс! Камень, давай, ваяй!

А он и ваял.

Да!.. А вот Слава-то умеет вальс танцевать — он в Доме пионеров уже при мне занимался. Правда, через пень-колоду: пару раз в месяц только, на вечерние тоже, занятия и вырывался — пока не забросил. «Преподаватель — женщина, говорит: если мужчина на занятия пришёл — это уже уважуха: он же работал где-то день». И в спортзале он абонемент имеет постоянный: «Блин, партнёра бы ещё найти: не всё же грушу колотить!.. Ты? Да ты сдохнешь, на фиг, через пять минут!» А, и поговорить он может. Во всяком случае, Татьяна однажды его в моём телефоне послушала: «У него голос такой обволакивающий — дамского угодника». Слава, помнится, на следующий день даже осерчал слегка: «Бли-ин, почему меня так все воспринимают?»

Заслужил, блин, значит!

Да — Славу вот нельзя с Любой познакомить. Никак!

Да захочет — она себе и сама такого Славу найдёт: запросто!

Стерва — чего с неё взять!

Лихо, однако, ты её, Гаврила, определил! За дело, главное — нечего собой мысли мастера во время работы занимать! И ведь успела, за пару часов каких-то, уже и со Славой шашни завести, и Саше показаться…

В отсвете ярчайших солнечных лучей, под порывы весеннего ветерка и пташек оживших щебетанье начал подниматься на отсыревшем бетоне беседки круглый мой мангал — довольно весело и симпатично! Из огромных развалов булыжника во дворе нужные камни выбирались пока что легко и быстро, подходя и нужной неровностью краёв, и округлой покатостью лицевой грани, и гармонируя цветом. Всё пока сходилось замечательно! Два ряда в высоту я «забабахал в лёт».
             
— Всё, парни, отваливаю! Больше двух рядов в высоту на таком тяжёлом булыжнике не получится.

Войдя в беседку, братья с интересом воззрились на сооружение.

— А ты жидкий клей в раствор добавляй — тогда быстрее схватываться будет.

— И крепче, — подал голос даже Витя.

Видно было, что им здорово понравилось.

— Слушай, ты завтра-то во сколько приходишь?.. В девять?

Тогда ворота закрыты будут — они, видишь, проволокой просто с этой стороны привязываются. Ты через забор перелазь — вот здесь!

И он показал: там каменный забор по верху покат был, и уступок между камнями удобный.

Новое дело — только через заборы я ещё не лазил! На глазах у