Космический заяц

налаживается.
Спустя неделю я перебрался на корабль. После аварии относительно целыми остались две жилые палубы, зато начинённые всем, что есть на звездолётах для обеспечения комфорта пассажиров дальних рейсов. Конечно, без энергопитания это тёмные металлические пещеры, в которых сыро и холодно. Но мне удалось решить эту проблему.
Копаясь в останках, я обнаружил новые солнечные паруса. Они великолепно преобразовывали звёздную энергию в электрическую, и являлись важной частью любого корабля. Паруса изготовлены из прочного материала и долго служат. Но при столкновении с космическим мусором всё разрушается. Видимо, капитан планировал ими заменить износившиеся. При входе в атмосферу старые не сложенные паруса сгорели вместе с частью корпуса. Но когда в уцелевшие рамки я установил новые, у меня появилась электростанция.
Хотя я нигде не учился, но у меня с детства пристрастие к технике. Кое–чего я нахватался во время заячьей жизни. А ещё имелась электронная библиотека скафандра. Этого было достаточно, чтобы оживить палубы. Я что–то исправил, где–то переделал энергосхемы. Конечно, пришлось немало повозиться, зато я стал хозяином огромного дома с десятком тёплых спален, шикарным обеденным залом, великолепной кухней и помещениями для прочих нужд.
Трук не желал переселяться ко мне. У него есть своя пещера, где он жил вместе с семьёй. Там стоял их запах, и для одинокого снора он много значил. Обоняя его, Трук вспоминал сородичей, и они словно были ещё живы. А на звездолёте с техногенными ароматами всё ему чуждо.
Но он, как и я, страдал от одиночества, и каждый день приходил ко мне. Мы обычно садились у обгоревшего корпуса и своеобразно общались. Я постепенно научился воспринимать мыслепоток товарища, и теперь мог беседовать с ним, хотя, конечно, не как с людьми. Я спрашивал его об охоте, и Трук с удовольствием показывал мне свои приключения. Это было интересно и поучительно. Так я узнавал местных жителей и их привычки.
В результате падения корабля образовалась воронка, в которой погибло всё живое. Но далее обитало множество забавных и, как я подозревал, агрессивных существ. Путешествуя в стерильной биосфере звездолётов, я не видел такого разнообразия биологических форм. Но на живых планетах это обычный порядок вещей. Теперь и мне следовало привыкать к новому окружению, ведь я тоже стал напланетником.
Большую часть дня я проводил в новом доме. Многое сломалось при падении, и я старался отремонтировать всё, что ещё можно восстановить. Двери отсеков теперь автоматически открывались, когда я приближался к ним. Промучившись пару дней, я подключил систему климат–контроля. На кухне пришлось по–новому подводить энергоподающие кабеля. Зато теперь киберповар делал мне всё, что закажешь. Склады с биомассой, из которой изготовлялись блюда, не пострадали, так что на ближайшее время я обеспечен.
Нижняя часть корабля смялась при падении. Но кое–где остались целые отсеки. В поисках чего–нибудь ценного я периодически спускался туда. В одном из походов, разобрав очередной завал, я нашёл медицинскую камеру. Увидев её, я обрадовался и загорелся отремонтировать. Нога всё ещё болела и причиняла массу неудобств. А если смогу запустить лечебно–диагностический центр, то он излечит меня.
В первую очередь требовалось питание. Тут гроздьями висела обгоревшая проводка, только собирай и скрепляй. Я работал с таким энтузиазмом, что потерял счёт времени. И за пару дней проложил кабель от поверхности на нижний уровень.
И вот, почему–то волнуясь, я замер у медицинского аппарата. Если не заработает, пропадут не только мои труды, но и надежда на выздоровление.
Я протянул палец к тумблеру и остановился. Возникло скверное предчувствие. Я ещё раз осмотрел корпус. Вроде ничего не упустил: обрезал старую проводку, дал питание куда надо. Осталось лишь включить.
С сильно бьющимся сердцем я коснулся тумблера. Медицинский центр тут же ожил, и на его поверхности заиграли разноцветные огни. Я обрадовался, предвкушая, что прямо сейчас начну лечение. Но, увы. Камера отключилась, и запахло горелой проводкой.
Раздосадованный и испуганный, что спалил ценный прибор, я принялся искать, где и что заискрило. И вскоре нашёл. Столь мощный аппарат должен потреблять много энергии, а я подсоединил тонкий кабель, и тот расплавился.
Досадуя на свою оплошность, я осмотрел проводку. Как и следовало ожидать – всю надо менять. Но у меня всё же что–то получилось – камера ожила. Зная теперь, что и как делать, я принялся разделывать плети кабелей, выбирая самые толстые.
На переделку ушёл день. Работая, как одержимый, я почти не спал. Усталый, но полный надежд, я завершал монтаж, когда меня остановило странное ощущение. Прислушавшись к себе, я понял – это Трук. Я воспринимал его мыслепоток. Но он был какими–то рванным, наполненным сильными переживаниями. Что–то случилось.
Я бросился наверх, ругая себя, что забыл о друге. Ведь не видел его четыре дня, с тех пор, как нашёл медицинский аппарат.
Снаружи царила ночь. Покинув освещённый салон, я остановился. Постепенно глаза приспособились к тьме, и я начал различать контуры окружавших гор. И тогда опять уловил мыслепоток снора.
– Трук! – позвал я, и услышал его негромкое поскуливание.
– Трук, выходи, где ты прячешься? – кликнул я. И снова жалобные стоны. Я пошёл на звук.
Трук лежал у опоры, на которую я натянул солнечные паруса. Я удивился, что он не встал, как обычно. Всё прояснилось, когда я присел рядом. Снор истекал кровью. Не понимая, что произошло, я попытался взять Трука на руки, но он был тяжёлым для космонавта, привыкшего жить в условиях пониженной гравитации.
Я бросился в корабль. Первое, что попалось на глаза – обрывок паруса. Схватив его, я вернулся к другу. И тут ощутил новый ментальный шум. Но он исходил не от Трука, а со стороны, и воспринимался как угрожающий. Не мешкая, я развернул куски волокна, перекатил на него товарища и, изо всех сил упираясь, потянул в салон.
Психическая энергия нарастала. Кто–то буквально сверлил мой мозг, отчего голова раскалывалась. Терзаемый невыносимым хаосом, я обернулся и увидел с десяток пар глаз, зловеще отблёскивавших в свете фонаря. Устрашающее зрелище. Я узнал сородичей Трука. Вот кто искусал его. Сноры угрожающе рычали и мысленно приказывали мне повиноваться.
Напрягаясь из последних сил, я втянул друга в салон. За спиной тут же автоматически закрылась дверь, отгородив нас от преследователей и их грозных мыслепотоков. Почувствовав себя в безопасности, я рухнул на пол. Мне требовался отдых. А ещё обезболивающее. Раненная нога пульсировала огнём.
Передохнув, я потянулся к аптечке, которую держал у входа. Мне не раз доводилось слышать от космонавтов, насколько в новом мире опасна даже маленькая ранка. Ведь на каждой планете обитает множество микроорганизмов, которые не побрезгуют тобой полакомиться.
Из аптечки я извлёк лечебный бинт и обмотал ногу. А ещё вколол анальгетик и иммунный модулятор, надёжно защищавший от любых инфекций. Боль стала утихать и я почувствовал себя лучше.
Трук тяжело вздохнул и я тут же обернулся. Честно говоря, я не знал, что с ним делать. Мне доводилось видеть, как корабельные врачи оказывали людям помощь. Но сам никогда этого не делал. И тут меня пробило – медицинская камера.
– Я тебя вылечу, – пообещал я товарищу. Но не почувствовал, как раньше, ментального отклика. Он совсем плох. Его тело сильно кровоточило, распространяя неприятный запах.
«Я теряю друга» – испугался я и потащил Трука вниз. По пути, чтобы не думать о разнывшейся ноге, я вытаскивал из памяти, что знал о медицинских камерах. Я видел, как люди ложились внутрь. Опускалась крышка, доктор задавал команды на управляющей панели, и затем аппарат сам лечил пострадавшего. Что ещё делал врач, я не знал. Но это меня не останавливало, поскольку иного выхода нет. Трука надо спасать, иначе я останусь совсем один на планете в окружении злобных сноров.
Тащить вниз тело по узкому проходу, где я едва протискивался, оказалось не самым трудным. Когда я, наконец, доставил Трука к камере, у меня едва не опустились руки от осознания новой сложной задачи – надо поднять снора на высоту груди, чтобы поместить на ложе.
Порой решения приходят неожиданно, словно кто нашептывает. Самое простое – правило рычага. Вокруг лежали хромированные элементы каркаса медицинских перегородок. Собрать из них устройство для подъёма тяжести не составило труда. Я затащил Трука на связанные трубки и, налегая телом, поднял.
Зафиксировав груз, я столкнул Трука на ложе. Вот и всё. Теперь дело за малым – активировать лечебно–диагностический центр и дождаться выздоровления товарища.
Я опустил крышку аппарата и вновь подсоединил кабели. Молясь про себя – «хоть бы получилось», я нажал кнопку. Поверхность камеры тут же ожила. С замирающим сердцем я ждал отключения. Но через пару минут огоньки погасли, и на боковом экране появилась надпись «Устройство готово к работе». Я так обрадовался, что даже закричал. Но ещё нужно заставить это чудо земной технологии вылечить инопланетянина.
Я несмело коснулся экрана. Тотчас на его поверхности загорелись иконки. И я приуныл. На этой панели доктора выбирали курс лечения. Но я ничего не смыслил в медицине.
Один из символов показался знакомым. Им обычно помечались устройства, работающие в автономном режиме. Поколебавшись, я коснулся его. Аппарат тут же зажужжал по–новому. Иконки на экране исчезли. А вместо них появилась надпись: «Диагноз и лечение проводятся автоматически. Форма жизни – неизвестная. Реабилитация будет произведена эвристическим методом». Что означала последняя фраза, я не знал. Но меня радовало, что медцентр не отказал в помощи.
Всё. Я сделал, что мог. Пора отдыхать. Нога вновь разнылась, а ещё одолевал голод. Сил и желания подниматься в столовую не было, и я вскрыл пакет с бутербродами.

*  *  *

Ровно через 24 часа крышка лечебно–диагностического центра с мягким шуршанием открылась и я, подскочив, несмело заглянул внутрь. Трук спал, мерно посапывая. Его шерсть блестела, словно он только искупался. Я протянул руку и притронулся к снору. И тотчас ощутил мыслепоток друга, проснувшегося от моего касания.
– Вылезай, – позвал я Трука мысленно и вслух, испытывая настоящую радость.
Снор повернул голову и посмотрел на меня. И я удостоверился, что с ним всё хорошо. «Камера работает, – обрадовался я, –  и она излечит так же и меня».
Трук неспешно поднялся и, принюхиваясь к непривычным запахам, с удивлением осмотрелся. Я уловил его растерянность. Он не понимал, как здесь очутился. И вот глаза снора вопрошающе уставились на меня.
Не хотелось вспоминать события минувшего дня, но объясниться нужно. А общаться с Труком – совсем не то, что говорить с людьми. Он ведь не понимает слов. Мне пришлось создать в голове настоящий фильм. Друг внимательно смотрел на меня, воспринимая посылаемые образы. Когда рассказ подошёл к концу, я уловил его благодарность. Обычно я думал лишь о себе и не заботился о других. Но сейчас мне стало как–то по особому приятно от того, что смог помочь товарищу. Это незабываемое ощущение.
Позже Трук показал, что с ним произошло. Он охотился, когда учуял