(несомненно, без ведома Англии, жаждущей выследить меня) мне посчастливилось подняться от начальной школы до главы средней школы высокого уровня – самого высокого в Южной Азии, а именно Наньянгского Китайского педагогического училища (НКПУ). Там я скрывался под именем Тан Хо Сенг, являясь учителем английского, пока эту школу не закрыли с приходом Японии. Т.о., если бы дело было только в расходах, я смог бы издать книги, какие нужно. Моей зарплаты как учителя английского, за работу в 2 смены, дневную и вечернюю, было для меня более чем достаточно.
Однако, по-иному дело обстояло с распределением [книг, которые я мог бы издать]. Это сильно зависело от сил, находящихся вне меня самого.
Несмотря на то, что с 1925-35 гг. мой мозг как будто парализован из-за того, что моё здоровье было весьма подорвано, однако, по причине сильного спроса со стороны общественности, я, при сильных нарушениях здоровья и угрозе безопасности для жизни, и вынужденный всё время скрываться то здесь, то там, смог, всё же, издать «Курс – на Республику Индонезия», «Массовое действие» и «Дух молодости». Все они необходимы как рекомендации движениям в Индонезии.
Из-за трудностей в плане связи и удалённости моего места, эти книги очень мало доходили до ответственных рук в Индонезии. Вероятно, 99% всех этих книг всё ещё разбросаны или плесневеют за пределами Индонезии. Однако, там, где они дошли, результат весьма радует.
Т.о., после того как я сам был арестован в Гонконге в конце 1932г. – это в 3-й раз – и все товарищи по борьбе арестованы в Сингапуре и высланы на Дигул [удалённый район Индонезии, место ссылки борцов за независимость в те времена], мои связи с друзьями и товарищами по борьбе в каком бы то ни было месте были полностью прерваны. Несколько раз я пытался наладить связи с индонезийским народом из Сингапура, но всё безрезультатно. В Сингапуре с 1937г. до 1942г. я увидел и огорчился, какие большие трудности стоят перед народом и пролетариатом в деле создания политической структуры, прежде всего в вопросе создания тайной организации. В вопросе создания тайной организации Индонезия далеко отстала, например, от Китая.
Я был уверен в том, что есть довольно сильный спрос на книги вместе с довольно большим желанием и смелостью для поиска или распространения запрещённых книг, однако, индонезийский народ всё ещё был не в состоянии оправиться от ударов голландской реакции. От печатания этих книг не было бы пользы, пусть даже все печатные средства и расходы могли быть приобретены. В связи с этим я вынужден был отложить своё намерение на долгие годы до наших дней.
В Индонезии много промышленных и сельскохозяйственных пролетариев и скрытой мощи, которая действительно достаточно крепкая для того, чтоб отвоевать власть у голландского империализма. Однако, их образование всё ещё очень слабое и не соответствующее будущим потребностям и долгу этого класса. У них недостаток мировоззрения. Недостаток философии. Они всё ещё сильно окутаны верой в загробный мир и мешаниной суеверий. Они не сознают то, что касается классовой власти. Пока ещё нет самого понимания, что без поддержки промышленного пролетариата все попытки захватить власть в Индонезии и создать независимую Индонезию – это совершенно напрасные действия. Двадцать лет назад я уже был убеждён в скрытой силе пролетариата. Сегодня я не менее, даже более убеждён в этом.
Пролетарская философия действительно уже существует, а именно на западе. Однако переводом всех книг по диалектическому материализму и продвижением этих книг в пролетариате Индонезии мы не добьёмся благоприятного результата. Я думаю, разум промышленного пролетариата Индонезии не может переварить представления, которые укоренилось и разрослись в индонезийском обществе в вопросах обстановки, истории, состояния духа и чаяний.
У пролетариата Индонезии – во всяком случае, на начальном этапе – должна быть литература, связанная с современными представлениями, литература, которая впоследствии сможет стать «мостиком» к философии западного пролетариата.
Я верю, что в современной Индонезии есть мозги, более натренированные, чем мои, и перо, более отточенное, чем [моё] перо, ржавое из-за того, что не использовалось последние 10 с лишним лет. Наконец, есть знатоки индонезийского языка, которые могут более искусно завоевать души индонезийцев, чем язык у меня, более половины своей жизни скрывавшегося за пределами страны.
Однако, из-за того, что я ещё не вижу появления разума, пера и языка подобного рода, я вынужден быть первооткрывателем. Конечно, я надеюсь на снисходительность со стороны общественности и на готовность помочь и поправить меня, если общественность обнаружит у меня ошибки.
Библиотека
Мы ещё помним, со сколькими насмешками столкнулся покойный Лев Троцкий, из-за того, что он повёз с собой несколько ящиков книг в место своего первого изгнания, в Алма-Ату. Я ещё не забыл о нескольких статьях, связанных с ящиками книг, сопровождавшими доктора Мохаммеда Хатта в место его изгнания. Я очень хорошо понимаю это поведение этих двух вождей, и я в самом деле сильно сожалею из-за того, что не мог поступить так же как они, и всегда терпел неудачу, если пытался поступить так.
Человеку, живущему идеями, которые должны быть распространены, как письменно, так и устно, нужна сносная библиотека. Мастер не сможет построить дом, если у него нет для этого средств, таких как цемент, кирпич и т. п. Писателю или оратору необходимы заметки из книг противников, товарищей, а также учителей. Аккуратные и точные заметки могут молниеносно покорить противника и могут завоевать полностью одобрение и доверие тех, кто симпатизирует. Как в полемике, так и в пропаганде ссылки – это вещь, о которой нельзя забывать, как цемент и кирпич при строительстве дома. Кроме того, что книги используются как материал, они, несомненно, имеют большое значение в плане пользы для знаний в общем смысле.
Когда я ехал в первое своё изгнание, т.е. из Индонезии, 22 марта 1922г., я достаточно запасся книгами, несмотря на то, что их было не более одного большого ящика. Здесь были религиозные книги, Коран и Библия, книги по буддизму, конфуцианству, дарвинизму, либеральные, социалистические и коммунистические книги по экономике, политике (также от либеральных до коммунистических), книги мировых преданий, школьные учебники, от арифметики до педагогики. Библиотеку, которая так долго была моим другом и воспитателем, я вынужден был оставить в Нидерландах, потому что, когда я поехал в Москву, я должен был проезжать через Польшу, которая относилась враждебно к коммунизму. Из нескольких названий книг, упомянутых выше, можно было понять, какие у меня были мыслительные склонности.
В Москве я сверял свои знания о коммунизме. В течение 8 месяцев там я очень мало читал, но много изучал осуществление коммунизма во всех вопросах, проявляя интерес ко всем действиям коммунистических властей России, как политическим, так и экономическим, в сфере образования и культуры, и [проводя время] в разговорах и общении с различными кругами. Здесь я также много писал об Индонезии для докладов Коминтерну. Когда я покинул Россию, я не увёз оттуда в прямом смысле слова ни одной книги, даже просто записной книжки. Проверка на границе при выезде из России была очень жёсткой.
Но, прибыв в Китай, а затем в Индонезию, я стал активно собирать книги, связанные с экономикой, политикой, историей, общественными и естественными науками, новые книги, основанные на социализме и коммунизме. Посещение книжного магазина было моим постоянным и активным занятием. Желание купить новую книгу, особенно связанную с экономикой Азии, делало мой кошелёк подобным кукле-марионетке [очевидно, той, которую надевают на руку], пустой внутри. Однако я не приобрёл много счастья, потому что, по причине паралича мозга, упомянутого мною выше, я мог читать не более одного часа в день эти книги, сложенные штабелями. Я вынужден был ждать выздоровления, однако, библиотека, как видно, не могла составить мне компанию.
Во время японско-китайской войны, в Шанхае, в конце 1937г. [очевидно, опечатка – 1931 г.], в течение 3 дней я был в окружении за дорогой, называемой «Северная Сычуаньская дорога», прямо в том месте, где началась война. С этой «Северной Сычуаньской дороги» в направлении Паошаньской дороги стреляли японцы, а с обратной стороны – китайские войска. Я со своей библиотекой оказался «зажат в тиски» между ними [между японскими и китайскими войсками] в посёлке Уанг Пан Чо. Через 2 или 3 дня японская армия дала жителям посёлка, в котором я жил, всего 5 минут на то, чтобы переместиться в более спокойное место. Я вместе со всеми жителями посёлка поспешил переехать. Конечно, я вынужден был оставить библиотеку. Когда я посетил свой дом после окончания войны, а именно через месяц, то там не осталось ни одного листка бумаги. Вот какая «невосприимчивая к бомбам» аккуратность – иначе говоря, воры поработали. Это не привело меня в отчаяние. Пока есть книжный магазин, библиотеку всегда можно сформировать заново. Если нужно, и нужно по-настоящему, то можно сократить расходы на одежды и еду.
К тому моменту, как меня арестовали в Гонконге 10.10.1932, у меня уже снова был ящик [книг]. После 2 месяцев тюрьмы меня освободили для того, чтобы играть, как кошка играет с мышкой. И вот, поблизости Амоя, я смог спастись, однако, расставшись со своей библиотекой. Моя библиотека уплыла без меня в направлении Фоэчоу. Я избавился от опасности, но также и от библиотеки. Мне удалось тайно пробраться в Амой, а потом в район в Хок Киан, [где я находился] в течение 3-4 лет, полностью оторванный от внешнего мира, отдыхая, лечась, пока я полностью не выздоровел.
Новая библиотека, которую я собрал в Амое с 1936 г. по 1937г., немедленно была спрятана там, когда в 1937 г. вошла японская армия. Даже 2-3 очень важные записные книжки, материал для которых был получен моими собственными глазами, а именно, важные записи для книг, которые я сейчас намереваюсь написать, я вынужден был бросить в море вблизи Меркуи перед прибытием в Рангун.
Решение расстаться с этими двумя книгами записей было принято скрепя сердце. Однако это решение, в конце концов, оказалось правильным. Таможня Рангуна очень тщательно просматривала мои книги, которые всё ещё были в ящике, такие как «Английский словарь», даже переплёт внимательно осматривался. Даже карманы не обошли вниманием. Между Меркуи и Рангуном, на берегу моря – вот где находятся несколько записных книжек, в которых были планы, записи и указания или рекомендации, достаточные для современной работы.
В Сингапуре первые 3 года я очень бедствовал. Заработок, который я получал, был очень мал – 6,5 рупий в месяц. Не имея сингапурского диплома, будучи родом не из Сингапура, используя китайский паспорт, пусть даже и умея говорить по-китайски, но не умея читать китайские иероглифы, трудно было приобрести работу на китайском предприятии, приносящую большой доход. Также трудно было приобрести разрешение преподавать английский язык у господина инспектора, раз индонезийское общество было совершенно незначительно в бывшем городе «Тумасек» (название
