меня, написали действительно добровольно.
Ранний апрельский призыв в Союзе всегда уходил за границу. Опоздав в первую команду, я чуть было не пропустил и вторую. Когда я очухался от проводов, мать этапировала меня прямо на сборный пункт, так называемую «девятку». Девятый километр от Краснодара по Ейской трассе. Там меня отказались принять по причине нестриженности. Где то на ближних дачах мать выпросила ножницы и ими же меня остригла налысо. Волосы частично остались и прапор на КПП долго решал достаточно ли я лыс для исполнения почетной обязанности. Желание отправить меня в армию в семье было настолько же велико, насколько нежелание армии меня в себе видеть. Победила родина Мать. Она, все таки сдала меня на девятку, полулысого и полупьяного. Таких там было большинство. Похмеляли нас множественные друзья, перекидывая через забор выпить и закусить. Рекруты по-братски делились.
Оказавшись на распредпункте под Франкфуртом, я валялся на траве и ждал, когда крикнут команду «Долина». Полгода назад по этой команде мой старший брат Владимир попал в разведку, где служил переводчиком с английского языка. Я тоже учился английскому в Универе, и исходя из этого, а также из того, что по закону родные браться в советской армии должны служить вместе ждал этой команды и распределения в разведчасть к брату. Был так же и расчет на благодарность майора, оказавшийся несостоятельным. Причем оба, и расчет и майор. Майора я последний раз видел в самолете, причем самолет летел куда ровнее, чем ходил майор. В глазах плескался батин подарок. Я его не сужу, забыл он обо мне не по злобе, просто по пьяне. С кем не бывает. И попал я в танковую учебку, где почти полгода проучился на командира танка Т-72. Экипаж три человека.
Когда мою фамилию выкрикнули, я все еще думал, что попаду к брату. Подошел к столу. В чистом поле, за столом сидели капитан, прапорщик и сержант. В петлицах у всех были танки. Ну, правильно, думаю, замаскировались разведчики. Прапорщик, реально с лицом танкиста, спросил:
- Боец, чем отличается бабочка от самолета?
Я по наивности подумал, что это какой-то хитрый разведческий вопрос на сообразительность, и ответил на чистом, оксфордско-английском:
- The difference between butterfly and aircraft is…
Ну и дальше о разнице бабочки и самолета. Прапорщик напрягся. Он понял, что это не по русски, но по каковски не вкурил. Более образованный капитан, сказал:
- Это что, по-английски, что ли? – и добавил, - Молодец, в командирский пойдешь.
И я пошел в командирский взвод. Вернее побежал. Обычно неприятные воспоминания и об армии и вообще по жизни, в памяти не держатся. Память человеческая - штука в основном гуманная. Предпочитает хранить воспоминания светлые и веселые. Мы помним больше анекдотов, чем историй грустных. Но вот историю о том, как нас, в прямом смысле, гнали по Германии, я помню. Сначала нас привезли в теплушках на какую-то станцию, там построили и погнали бегом километров 10-12. Помню краски. Все серое. Мы в шинелях, раннее утро, туман. А вдоль дороги солдаты службы военной автоинспекции, в белых крагах, с гаишными палками и калмыцкими лицами. Почему калмыцкими не помню, может кто-то сказал, а может, показалось. Некоторые на поводу держали овчарок. Кто отставал или выпадал из строя, били этими палками, они мелькали с двух сторон как хвосты зебр. Собаки лаяли. Мне казалось, что я вижу кадры из фильма, где немцы гонят советских военнопленных. Совпадение полное. До сих пор почему-то помню ощущение бесправия, униженности и смерти.
Видимо, чтобы лишний раз не раздражать побежденных немцев, нас потомков победителей гнали рано утром, бегом, в потемках лишь бы побыстрей спрятать за забор части. Я не так много потом ездил по Германии, но один раз пересек ее с севера на юг, и один раз с запада на восток. Почти в каждом городе или деревне я видел ворота мышиного цвета с красными звездами. Ощущение двойственности во время всей службы меня преследовало. С одной стороны я видел, что мы здесь не нужны, с другой стороны понимал необходимость здесь быть. Странный предмет – образованный русский солдат.
«Нехватка» - меткий термин первого года службы. Особенно первого полугода, периода. Постоянное чувство голода. Организм еще не перестроился и требовал – жрать, жрать и жрать. Мы не понимали старослужащих, которые пропускали завтраки и обеды. Собственно и обед для нас, духов, был испытанием. Строем загоняли в столовую и по команде «Приступить к приему пищи», наступал именно прием, а не обед, в гражданском понимании слова. Раздатчики пищи раскладывали кашу, обычно перловку, и обычно уже холодную по мискам. Уложиться надо было в 2 минуты, и не дай бог кому задержаться. Многие уносили с собой хлеб и сахар, спрятав в сапог. Наказание было жестоким. Из столовой молодой приносил буханку черняги и ее заставляли съедать в присутствии взвода и сержанта. Без воды.
Все этапы службы обозначались периодами. 1й - дух, череп, пират и т.д., 2й – молодой, вне зависимости от рода войск, 3й – помазок, это в ГРУ, в других войсках по разному и 4й везде старый, дедушка, дембель, а после приказа гражданский. Что интересно период по английски означает женский термин – месячные. Какое совпадение?!
Командиров экипажей обучали по всем трем специальностям, командирской, стрелковой и водительской. Так что пришлось и поводить и пострелять. Причем и то и другое получалось у меня неплохо. На экзамене по вождению, я якобы случайно зацепил небольшой стожок и пару деревьев на обочине, не удержался, попробовал мощь танка. Сержант на броне вдул в уши богатый сержантский мат, но оценку поставил «отлично». Может и сам любил полихачить. А знаете, трудно удержаться, когда махина под сорок тонн, начинает слушаться рук и ног. Просыпается детская тяга, что-то сломать.
Особых воспоминаний про свой танковый период почти не осталось. Помню ночные стрельбы на танкодроме «Олимпия». Били трассерами из пулемета по огневым точкам и из вкладыша по макетам бронетехники условного противника. Я попадал. Был бы не условный, убил бы. Психология войны – это психология толпы. Индивидуальность теряется, ты часть машины. Ты – это глаз, палец, курок, пусковая кнопка. Мы не любили строевую подготовку. Ее никто не любил. Тупая муштра. Позже, много позже, понимаешь, что эта самая тупая муштра – серьезный психологический тренинг. Когда идешь в строю, в ногу, с песней в какой-то момент появляется ощущение своей огромности. Ты растворяешься, ты часть целого. Твой шаг стократен. Твой голос - это молитва, всем миром, заклинание . Прикажут убить – убьем, прикажут умереть – умрем. Нет индивидуума. Наверное, только так и можно побеждать. Это не хорошо, и не плохо, это есть.
За месяц до окончания учебки и получения сержантских лычек пришел приказ о моем переводе в разведчасть к брату. Вызвал комбат спросил, может задержишься на месяц, получишь сержанта поедешь. Нет, от танковой учебки уже воротило, как от чумы. Даже сержантская зарплата до 75 марок, и лычки не удержали. Да и не хотелось этих лычек особо. Пришел рядовым и им же уволился в запас.
Так я попал в знаменитый город Торгау. Город Торгау знаменит тем, что здесь на Эльбе состоялась встреча союзников. Наша армия встретилась с американской. Через сорок лет я слушал через спутник тех же американцев, которые с нашей армией встретились, но надолго не расстались. Мы слушали друг друга через треск наушников и смотрели через прицелы радаров . Часть стояла на боевом дежурстве и мы в режиме реального времени, шесть через шесть часов, посменно слушали и записывали врага. Когда находишься на боевом дежурстве, термин «вероятный противник» не работает. Он, противник, реально перелетает с базы на базу, сбрасывает десант, перемещает технику. «Reforger», Return for Germany – (возвращение в Германию) так с конца сороковых назывались основные учения США и стран НАТО. За перехват первого самолета по рефоджеру полагался отпуск на Родину, 10 дней плюс дорога. Мы на «Орионе» ловили их пачками. Задолго до вылета. «Орион» в то время – новейшая игрушка армейской разведки. Станция ловила спутниковые лучи, техники их доводили до звукового сигнала, а мы, переводчики, уже должны были установить ценность информации, перевести и доложить на ПЦ, приемный центр. У нас были две папки, одну мы называли СС другую – Абвер. То, что касалось политики, (перелеты первых бортов США и Европы и др.) складывалось в папку СС, все что касалось военной информации уходило в папку Абвер. Соответственно особый отдел питался из папки СС, военные приемного центра из папки Абвер. И всем хватало. Беда только в том, что нам не особо верили и редко докладывали в Москву самую ценную и свежую информацию. Было обидно. Мы ночами не спим, только по секе. Выкапываем из космоса «ценняк», а потом видим наши отчеты в мусорной корзине. В разведке информация одного источника всегда должна быть подтверждена другими. Так наша космическая информация по идее должна быть подтверждена еще и агентурной сетью, радио и дипломатическими каналами. Уникальность станции была как раз в том, что она брала свежак, с пылу с жару, и быстро подтвердить или опровергнуть нашу информацию, практически было невозможно. Потому и летели доклады в корзинки, кабы чего не вышло. Только особисты ничем не брезговали, ну да у них работа такая. К концу службы, когда энтузиазм службы уступил место спокойному ожиданию конца этой службы, мы брали газету «Красная Звезда» и тупо переписывали из нее сведения об очередных учениях супостата. Не удивлюсь если подполковник на приемном центре доставал из стола такую же газету, сравнивал и вносил информацию в донесение. И волки сыты и погоны целы.
Я толком не помню, о чем мы думали и говорили в армии. Говорили о пустяках, о жизни на гражданке, о женщинах, о еде. Да и думали о том же. Мы вообще много думаем и говорим о малом, и мало о большом. Это приходит позже. Иногда слишком поздно. Но ощущение своей значимости для страны было. Некоторые после армии говорят, что – это зря потерянное время. Нет, это не про нас. Мы знали, что наша служба нужна. За нами Родина, реально за нами, на востоке. Я много писал писем и получал тоже немало. Армейских писем не сохранилось. Сохранились письма из тюрьмы. Они очень похожи. Как похож и быт армии и тюрьмы. И жизнь на воле в тюрьме тоже называют «на гражданке».
Под конец службы меня перекинули в Чехословакию. Пришла разнарядка по бригаде – отправить 12 человек, по двое с роты в распоряжение майора Котова в часть под Балетицей. Само собой капитан роты, командир Бибик, впрочем, как и все ротные, постарался скинуть «любимцев». Пока разведка, в виде офицеров с приемного центра спала, командир Бибик, уже после отбоя поднял меня и моего тезку Ваньку Короля и по тихому сплавил к чехам. Там нас перенаправили в новую, только еще строящуюся точку, под городком Працеёвицы. Чудное место. Нас использовали как строителей. Ну, какой из переводчика строитель, а Ванька, он пеленгаторщик и строитель тоже никакой. Но мы были уже дедушки, то есть четвертого периода службы и, что либо строить, кроме помазков, нам вообще было не положено по статусу. Кстати по
