ЛЕСНОЕ СОЛНЫШКО
Одна девочка надела сарафан, положила в карман гидравлический домкрат (на всякий случай) и поехала в аквапарк, искупаться там, поплавать и так далее.
Села она в троллейбус и притихла.
Но достичь аквапарка ей не удалось.
Встретила девочка, едучи в троллейбусе пятый номер, Анжелику Флегонтовну. Старушка ей и молвит:
– Ты, светик, куда собралась? Ни свет ни заря? В ночь зá полночь?
– Еду, бабушка, куда глаза глядят.
– В разные стороны?
– Нет. Плавать и развлекаться еду. В аквапарк стремлюсь. Здравствуйте, кстати, бабушка! – не забыла поприветствовать старушку вежливая, обычно немногословная, но на этот раз невесть отчего разговорившаяся девочка.
– Нет, девонька, не попасть тебе туды сегодня! Всё закрыто!
– Как – закрыто?
– А на переучёт! – отвечает Анжелика Флегонтовна. – Будут оне там переучитывать, сколько народу нырнуло и сколько – обратно вынырнуло. И надо чтоб цифры сошлись. А коли не сойдутся – тогда кое-кому мало не покажется! Влетит кой-кому по первое число.
– Ой ли? – не поверила девочка.
– Истинно так! – важно ответила Анжелика Флегонтовна и полезла в сумку за мятными леденцами.
– Да-а… – задумалась девочка. – Тогда надо мне куда-нибудь в другое место направиться. Надо куда-то не туда ехать.
– А никуда тебе не надо ехать, – отвечает старушка. – Никакого в том нету смысла. Всё равно – опоздаешь.
– Это почему же? – спрашивает девочка.
– А потому что ты…
Старушка не договорила, сунула в рот леденец и, прислушиваясь к мятным флюидам, начавшим распространятся по её беззубой ротовой полости, задумалась над тем, не проехала ли она свою собственную остановку, пока вела разговоры.
Девочка продолжала рассматривать хвост копчёной скумбрии, торчавший из авоськи, которую бережно пристроила у себя на коленях сидевшая рядом с девочкой женщина. Женщина была строгая и тощая как эта скумбрия, которая, видимо, и составляла основной компонент её рациона.
– А вы скумбрию в четвёртом гастрономе на Ленина покупали? – спросила девочка.
– Да, а что? – неприязненно ответила женщина и ещё плотнее прижала авоську к себе.
– Да ничего, – сказала девочка. – Так просто поинтересовалась.
– Знаешь что, – сказала вдруг Анжелика Флегонтовна. – По-моему, тебе сейчас выходить.
Девочка внимательно посмотрела в затянутое инеем окно и отрешённо проговорила:
– Не, это ещё не моя остановка.
– Не спорь со старшими! – наставительно произнесла старушка. – Я, наверное, лучше знаю!
– Если «наверное», то едва ли – лучше, – возразила девочка. – А если знаете, то уж не наверное. А вы когда мне леденцы будете давать?
– Это зачем? – удивилась Анжелика Флегонтовна. – И в мыслях не было! Вот ещё!
– Глупая вы! Неужели сами одна целый килограмм съедите?
– Это правда, – согласилась старушка, – не съем, – и она протянула девочке два леденца: – На вот тебе, кушай-поправляйся. А то вон ты какая небольшая.
– Я не небольшая. Просто я очень гривуазная!
– Какая? – удивилась Анжелика Флегонтовна, инстинктивно хватаясь за поручень, чтоб не шмякнуться.
Но девочка не успела пояснить значение употреблённого ею слова.
– Да ведь вы – сумасшедшие! – вдруг произнесла женщина со скумбрией, всё это время бывшая невольной слушательницей их диалога.
– Что ж с того! – заметила Анжелика Флегонтовна. – Ты-то ведь вот тоже – купила еду и едешь куда-то! А того не ведаешь, что, может быть, там и не ждут вас совсем. Ни тебя, ни рыбу твою. Вообще – не ждут. Понимаешь? Во-о-о-бще! А ты завалишься, и каково будем всем, кто там тебя совершенно, ну ничуточки не ждал?
– Да что вы такое говорите! – возмутилась женщина. – Я сейчас в прокуратуру позвоню, и вас немедленно увезут в пожарную часть! А уж там – не забалуетесь!
– О! Ещё как забалуемся! – засмеялась девочка. – Мы такие!
Анжелика Флегонтовна кивнула, подтверждая.
– Какие – такие? – холодея, спросила женщина со скумбрией и зачем-то поглядела ей в остекленевшие глаза.
– А как рыба твоя – такие же!
– А что – рыба?..
Женщина быстро вытащила рыбину из авоськи и судорожно начала сдирать с неё кожу, подцепляя её ногтями. Затем она вонзила острые зубы в ароматную скумбриевую плоть и начала есть кусок за куском, но – тщательно прожёвывая. По лицу её разливалась довольная улыбка, довольно, впрочем, противоестественная на столь мумифицированной физиономии.
– А сдаётся мне, что ей нехорошо, – наблюдая за женщиной, сказала Анжелика Флегонтовна. – Корвалол у тебя есть? – спросила Анжелика Флегонтовна девочку.
– Нет, – вздохнула девочка. – Домкрат есть.
– Домкрат – вещь хорошая, – согласилась старушка. – А чего ж корвалола-то нет?
– Не взяла, – сказала девочка.
– Али забыла?
– Забыла, – кивнула девочка (звали её Катей).
– Чего ж тогда не записываешь, раз память такая? Я – всё записываю… Ну достань тогда карандашик ментоловый, что ли…
– А я его тоже не захватила! – радостно выпалила девочка. – До кучи! Уж не брать так не брать!
– Ну ты даёшь! – вытаращила глаза Анжелика Флегонтовна. – Как можно быть такой безалаберной!
– Пустяки! – отмахнулась девочка. – Можно!
– Ничего себе пустяки! – сказала старушка, прикуривая. – Нельзя безнаказанно превращать конкретное в абстрактное! Иначе – скатишься в беспредельность!
– Чепуха! Это всё внешняя видимость, а суть – ускользает. В общем, хип-хоп и – нет проблем!
Женщина тем временем доела рыбу. Вернее, не доев, спрятала остатки в авоську и встала, собираясь покинуть салон троллейбуса.
– Куда ты? – спросила её Анжелика Флегонтовна.
– Да пойду выйду, – ответила женщина.
– А-а, ну-ну, тогда давай! – ответила старушка. – Давай! А мы посмотрим, как это у тебя получится.
– Планетарий! – пробубнил в репродукторе голос водителя. – Следующая – бульвар Победы.
Женщина двинулась к раскрывшейся двери и гордо сошла по ступеням прямо в лужу с размокшим снегом.
– Ловко это у неё вышло! Раз – и готово! – заметила старушка, когда дверь закрылась и троллейбус тронулся дальше. – Умеют же некоторые!
– А у вас какие куклы в детстве были? – спросила девочка.
– Куклы… – Анжелика Флегонтовна задумалась. – Насчёт кукол не помню, а вот, помню, юбка была, крепдешиновая…
– Крепдешиновая… – эхом откликнулась девочка, словно заворожённая.
– Ага, – кивнула старушка.
– Невероятно! – прошептала девочка и, уточняя, переспросила: – А это – точно? Не креп-жоржетовая?
– Ну что ты! Нет, конечно! – уверенно ответила Анжелика Флегонтовна. – Абсолютно точно!.. Да у меня и записано где-то было…
Она сбросила со спины рюкзак, откинула верх и с головой ушла в поисковые глубины.
– Нету! – через некоторое время возвратившись обратно, вздохнула она и огорчённо добавила: – Всё обшарила. Надо полагать, оставила дома в сундуке. Знаешь, какой он у меня?
– У тебя есть сундук? – изумилась девочка. – Я совершенно ошарашена! А кто там живёт?
– Никто не живёт, – ответила Анжелика Флегонтовна. – Разве что моль. Но немного её. Так… встречается спорадически.
– Верно! – кивнула девочка. – В тесноте да не в обиде. Эх! Жалко, та психическая, со ставридой, ушла, а то бы ей, безусловно, понравилось… Представить только: настоящий, всамделишный сундук!..
– У меня и другие диковинные вещи есть! – похвасталась Анжелика Флегонтовна. – И вермишели целый мешок! Любишь её? Халву-то?
– Очень! – честно созналась девочка. – Не ела никогда, а всё равно – люблю!
– А мне нельзя! – печально сказала старушка. – Корь у меня… Или сколиоз… Не помню. Но врачи всё равно запретили. Тут уж ничего не поделаешь! Или пан – или пропал… Да, впрочем, я их не больно-то и слушаю. Наврут с три короба, лишь бы эрудицией блеснуть.
Девочка осторожно потрогала ногой проползавшего мимо неё туляремического хорька и произнесла:
– Если знаешь, в чём твои ошибки – жить легко. Но это дано не каждому.
– Не каждому, – согласилась Анжелика Флегонтовна. – И не каждый может выбрать единственно неправильный путь.
– Не каждый, – подтвердила девочка.
Они замолчали.
На фоне мерного шуршания троллейбусных шин был слышен аритмичный стук старушкиного сердца.
– Пеплом несмелым подёрнулись угли костра-а-а… – негромко запела девочка, безукоризненно точно интонируя, – вот и окончилось всё, расставаться пора…
Троллейбус затормозил на очередной остановке.
– Ну, прощай! – не оборачиваясь, сказала старушка девочке и двинулась вперёд, к выходу.
– Прощай! – ответила девочка, встала со своего табурета и направилась к двери в задней части салона, где ещё с вечера основательно обустроившаяся наседка сосредоточенно сидела на импровизированном гнезде.
Когда они вышли, троллейбус, почти опустевший, двинулся дальше. Сидя по левому борту, у иллюминатора, одинокая Анжелика Флегонтовна подпиливала обломившийся ноготь и ни о чём таком особенном не думала, если не считать лоренцевых преобразований, с которыми она была категорически не согласна.
– Следующая остановка – Фонтенбло, – пробурчало в репродукторе. – Конечная.
КАК МЫ СПЕЛИСЬ
– Во вторник, когда медленно, с глухим драматическим стуком осыпáлись в саду груши и яблоки; когда неунывающий и оттого симпатичный всякой одинокой душе козодой начал свой щемяще-тревожный речитатив; когда…
Я умолк.
– Что – когда? – поинтересовалась наша секретарь Татьяна, милая, честная, отзывчивая девушка, как пишется в хороших, добротных книжках.
– Не знаю пока… Не заканчивается что-то период.
– Период – это что?
– Неумение ставить точку там, где она необходима.
– Понятно.
Татьяна углубилась в компьютер.
Ну, в общем, я сидел на работе и скучал, томительно ожидая, когда рабочий день упрётся в точку прибытия. Оставалось ещё полчаса. Дай, думаю, сочиню чего-нибудь. Вот и сочинял вслух.
Размышляя над продолжением начатого нарратива, я наблюдал за попытками Татьяны затолкать в сервер какой-то очередной жутко мегабайтовый мессидж, кои рассылали мы пачками по нижестоящим инстанциям, увеличивая информационное загрязнение мира.
– Одна девочка очень обожала отправлять электронную почту к разным, отнюдь не нуждавшимся в её посланиях адресатам и до того доотправлялась, что ей, наконец, пришло в ответ та-ако-ое письмо…
Я задумчиво отхлебнул кофе (кофе на работе я пью непрерывно) и вновь замолчал.
– А дальше?.. Что было в письме? – оторвала взгляд от компа Татьяна.
– Я ещё не придумал… Погоди… А-а! Вот: …пришло такое письмо, которое было на аккадском языке. А девочка
с виду бредовое, а на деле идеально смиксованное. Кэрролл, небось, сейчас сладко потянулся в гробу улыбнулся всему тому свету))
Сolossalement!))