или поздно это должно было случиться…
- Это ещё не все новости, возлюбленный мой. Сейчас ты воистину удивишься, когда узнаешь, какое наказание этот жестокий бесчеловечный старик уготовил для Сабины!
- Дай угадаю, старик Аттал застал её в объятиях какого-нибудь молодца из охраны покоев? – не без злорадства усмехнулся Галл.
- Так вот какого ты мнения о Сабине! Знаешь, если она раньше и позволяла себе свободы чуток больше, чем положено девушкам, то став префекторшей, весьма остепенилась. У моей несчастной госпожи и сестрицы даже и в мыслях не было ничего такого!
- Так значит её оклеветали? – недоверчиво предположил юноша.
- Нет! Сабина лишь слегка занемогла. И что ты думаешь, он тут же прогнал её от себя, да не просто прогнал, а, обозвав шлюхой, определил в брухейонский лупанар, даже не дав ей возможности прийти в себя после недуга! И сегодня вечером она отправится туда - больная, ослабевшая, в том самом домашнем платье, в котором она пришла во дворец!
- Да ты лжешь!
- Клянусь Исидой, да испепелит меня великая богиня на месте, если я лгу! – такой страшной клятвой Пантия не стала бы зря разбрасываться.
Галл озадаченно хмыкнул - новость и впрямь была из ряда вон.
- Это жестоко, не спорю, даже если ты чего-то намеренно не договариваешь, – заговорил он и тут же жестом остановил готовый обрушиться на него новый словопоток, ибо рабыня тут же ринулась было в ответ заверять его в своей совершенной открытости и искренности. - Но Сабина сама согласилась на подобные последствия, когда сделала свой выбор. Зачем ты пришла сюда? Если сообщить эту новость, то зря старалась, меня это не касается.
- Ну да, сама, но откуда же ей было знать, что дед сбрендит?! О мой справедливый возлюбленный, что же будет со мной-то без Сабины? Куда я отправлюсь одна, без неё? – всхлипнула Пантия, растирая слезы по лицу, - Да, да! Она дрянь, и зло поступила с тобой! Ну а мне-то что делать?! Прошу тебя, умоляю, спаси её и меня! Помоги нам сбежать из города!
- Перестань называть меня своим возлюбленным, безумица! - вскипел Галл. – Судьба Сабины, а значит и твоя, решена, я ничего не могу тут сделать!
- Ты все можешь! Ведь ты умный и всесильный!
- Префект распорядился отправить бывшую жену в лупанарий, а командир вигилов отменил его распоряжение, - тут же смягчившись, снисходительно проговорил юноша. - Значит так ты это видишь?
- А ты значит боишься злых последствий для себя и поэтому оставляешь в беде двух беззащитных женщин? – презрительно прищурилась Пантия.
- Нет, не в этом дело, - слегка покраснев отрезал Галл, - но…
- …Но она когда-то отвергла тебя и посмеялась над тобой? – понимающе договорила за него Пантия. - И ты не можешь ей этого простить? Но поверь же, о мой сколь добрый, столь и доблестный Валерий, ты вполне отомщен теперь! Но ведь когда-то ты любил её, а она тебя! Прошу, ради вашей былой любви отмени жестокую бесчеловечность злобного старикана - он давно возненавидел Сабину из-за своего бессилия и за то замыслил превратить её красоту в её позор! – Пантия беспомощно расплакалась, прижавшись к стене и закрыв лицо ладонями.
Галл молча смотрел на неё, что-то обдумывая, после проговорил:
- Ну хорошо, так и быть, помогу вам. Но поклянись, что вы обе навсегда исчезнете из Александрии… - «и из моей жизни» - мысленно добавил он.
Не успел он договорить, как Пантия, воспряв в надежде и вере в доброту и всесилие своего возлюбленного, уже согласилась, отняв от залитого слезами лица ладони:
- О да! Клянусь Исидой! Да покарает меня великая богиня, если сделаю иначе!
Валерий подошел к столу, заваленному свитками и, достав из деревянной шкатулки дощечку для письма и стилос, набросал записку, оттиснув перстнем под текстом печать. Потом, немного подумав, начертал ещё одну записку, также опечатав её.
- Иди и, вместе с вашими пожитками, какие соберешь, жди её в крытом источнике, что на окраине, - бросил он на ходу Пантие. - Это отдашь Сабине, - он отдал рабыне кошелек, небольшой, но полный, который взял из второй шкатулки на столе. – А после дождитесь меня, ей понадобятся кое-какие документы, чтобы вы могли беспрепятственно покинуть город и добраться до безопасного убежища, я все скажу после.
Пантия радостно кивнула и, окрыленная, покинула дом своего всесильного возлюбленного, даже не сомневаясь, что он все устроит наилучшим образом...
Ближе к вечеру в брухейонском лупанаре, к великой радости старухи-хозяйки, наблюдалось небывалое доселе столпотворение. Новость о приговоре префекта быстро распространилась среди лавочников, и теперь почтенные торговцы, а также и другие горожане, прельщенные возможностью насладиться телесами опальной первой красавицы по доступной цене, игнорируя остальные комнатки заведения, штурмовали одну единственную дверь, рядом с которой помимо хозяйского слуги, собиравшего плату, обретались двое конвойных опальной префекторши. И первым за вожделенной дверью оказался молодой офицер, ради сохранения анонимности прикрывавший лицо плащом. Никто из горожан не осмелился оспаривать священное право на первенство у человека, вооруженного мечом.
Оказавшись наедине с изгнанницей, Валерий сразу отметил, что Пантия не солгала – Сабина и впрямь выглядела болезненной и исхудавшей до синевы, на бледном лице под валившимися впадинами глаз пролегли темные тени.
Увидев его, она не сказала ни слова, лишь молча глядела с тупым испугом, словно пойманный в клетку зверек. Галл так же молча указал девушке на свою кольчугу, затем на неё и на дверь. Она все поняла, и слабо улыбнулась, её глаза приобрели осмысленное выражение, и лишь теперь, обретя надежду на спасение, она стала хоть немного походить на себя прежнюю. Быстро и молча они обменялись одеждами.
- Я люблю тебя, - горячо прошептала она, в то время, как он подогнал на ней портупею с оружием, а после, вместо того, чтобы облачиться в шлем и поспешить с бегством, пылко обняла.
- Здесь не место, - осадил он бывшую возлюбленную. Знать бы, что когда-нибудь та, что была так страстно любима им станет совсем чужой и не будет вызывать в нем ничего кроме жалости. – Ступай к крытому источнику на окраине, ждите меня там.
Она понятливо кивнула. Ласково скользнув рукой по его щеке, вышла вон и, прикрывая плащом лицо и уверенно по-военному чеканя шаг, беспрепятственно покинула заведение, никем не узнанная и не остановленная.
Поплотнее закутавшись в женские тряпки, Галл в ожидании следующего счастливчика уселся на кровать. Долго ждать не пришлось. Как только лже-офицер покинул комнатку, в ней оказался, подгоняемый похотью, упитанный бородач, который, едва приступив к красавице, внезапно получил от неё резкий, сильный и довольно неприятный удар под дых. Пока лавочник обомлел, задыхаясь, Галл забил его рот кляпом, завязал глаза, стащил с него хламиду, чтобы обрядиться в неё самому – перепуганный сластолюбец даже не думал сопротивляться – связал руки за спиной и, пристроив обездвиженное туловище на кровати, прикрыл его женскими тряпочками, а сам был таков.
Следующий в комнату протиснулся весьма преклонного возраста, убеленный сединами муж. Приблизившись к красавице, он стащил с неё прикрывавшее женщину тряпье, но обнаружив под женским покрывалом вместо белоликой молодки почтенного бородача, отскочил в ужасе, от страха закрывая лицо руками:
- О боги! О боги! – взвопил он, не помня себя, и так, громко вопия, сбежал вон из злосчастного заведения...
Из лупанария Галл направился к себе, где, избавившись от чужой хламиды, переоделся в свою тунику. Затем принял от дежурного переданные для него готовые документы для своей бывшей и донесение о том, что его приказание выполнено - за пределами Александрии в условленном месте уже ожидает человек с оседланной лошадью. Валерий решил предоставить Сабине надежного сопровождающего, который сопроводит её до Кирены и посадит на корабль – отправляться из александрийского порта было слишком опасно в её положении опальной беглянки. А по её прибытию в Никомедию Саратий, с котором у Валерия было налажено сообщение, позаботится о найме скромного жилья и поможет обустроиться на новом месте. Таков был наспех придуманный им план.
Меж тем Сабина, никем не остановленная и не задержанная, благополучно прошла через весь Брухейон, довольно быстро оказавшись у источника - в месте, назначенном ей для свидания её спасителем. Этот источник, на самой окраине Александрии, был окружен выстроенной вокруг него крытой колоннадой и живой изгородью, а также скамьями, расставленными по всему периметру обширной беседки. Из-за особенности месторасположения здесь всегда, а тем более теперь, в сумерки, было гораздо менее людно, чем возле других источников.
Пантия радостно встретила её – она не сомневалась, что дождется свою подругу и госпожу, иначе и быть не могло, если её возлюбленный Валерий обещал помочь, он это сделает - она верила в него почти как в Исиду.
- Дай во что переодеться, - бросила ей подруга, отвечая на радостное приветствие лишь слабым кивком, и изможденно опустилась на лавку.
Болезнь и внезапная опала сильно подточили её моральные и физические силы, а проход по городу в доспехах, под чужим ликом, а также опасения каждый миг быть с позором разоблаченной, схваченной и возвращенной в лупанар окончательно истощили и то, и другое.
Пантия с готовностью разложила перед госпожой одно из собственных платьев и покрывало, из тех какие успела в спешке прихватить после изгнания из дворца.
- Помоги! – призвала Сабина подругу, чтобы та помогла ей раздеться, и, стащив с себя тяжелое воинское облачение и тунику, подошла к источнику, чтобы умыться.
- Зачем здесь цветы? – удивилась она, заметив множество прекрасных букетов и венков из свежих цветов, которыми был со всех сторон украшен гранитный подступ к роднику.
- Египтяне говорят, что в источнике живет божество воды и потому приносят сюда дары, чтобы божество не ушло и источник не засох.
- Не верю в это, - презрительно усмехнувшись, проговорила девушка, с наслаждением омывая тело чистой прохладной водой. – Как можно поклоняться воде, которую они сами же используют для всяких нужд и без всякого почтения.
- Так уж у них заведено, это ж египтяне, - отозвалась Пантия, у которой на все был готов ответ. – Хотя и наши брухейонские кумушки взяли тот же обычай.
Закончив с омовением, Сабина надела легкое и нарядное шелковое убранство, предоставленное ей услужливой подругой.
- Что за крикливый безвкусный наряд, - недовольно посетовала госпожа, оглядывая себя со всех сторон. – Почему ты мои платья не взяла?
- Скажи спасибо, что я это-то успела захватить, меня ведь тоже с позором изгнали не только из дворца, но и из города.
Это замечание вернуло мысли Сабины к несправедливому и внезапному приговору:
- Что я сделала? За что он предал меня на поругание? Ты знаешь?
- У меня только одно объяснение – боги лишили его разума, – решительно заключила Пантия. – Или же… у тебя появилась счастливая соперница.
- Какой вздор, что за чушь ты несешь! У меня нет и не может быть соперниц! – запальчиво одернула Сабина рабыню.
- Ну значит он обезумел, - смиренно поспешила согласиться та, пожав плечами.
- Это из-за моей болезни! Все мужчины жестокие злобные
