Алёша Попович - история и мифы 2. Мифы

                                                                                                          2. МИФЫ

    Языческая составляющая былин фрагментарна и в народных текстах мы не найдём цельных мифов. На протяжении столетий содержание былин перемешивалось, видоизменялось, терялось. И всё же, следы язычества в былинах об Алёше Поповиче встречаются нередко. Крылатый конь Тугарина переместился в былины прямиком из славянской мифологии, да и облик самого Тугарина впечатляет и даже очень:

    “Круг Тугарина змеи огненные,
    Змеи огненные, да оплетаются”
                    (Н.С. Тихонравов и В.Ф. Миллер “Русские былины старой и новой записи”, №29, с. 100, М., 1894)

    Так и видится всадник на крылатом коне, который мчится по грозовому небу в окружении разрядов молний. Величественная картина. Это уже не персонаж фольклора, а настоящий бог-громовержец, готовый в гневе испепелить противника. И сам Тугарин предстаёт живым воплощением огня:

    “Еще хочёшь ты, Олёша, тебя дымом задушу?
    Еще хочёшь ты, Олёша, так искрами засыплю?
    Еще хочёшь ты, Олёша, огнём пламенем спалю?
    Еще хочёшь ты, Олёша, живьем тебя сглочу?
    Еще хочёшь ты, Олёша, головнями застрелю?”
                    (Там же)

    Ничего человеческого в облике Тугарина нет, на людей неумолимо надвигалась одушевлённая стихия. Только, ведь, и Алёша Попович совсем не прост. В ответ он вызвал грозу, которая и обрушилась всей силой на Тугарина. Правда, былины изображают грозу как божественное чудо, хотя и случившееся по молитве Алёши, но это уже уступка господствующему христианству. Чтобы не допускать пропаганды язычества, в былине сверхъестественные способности Алёши заменили на молитву. Но даже и в таком случае не ко всякому смертному боги приходят на помощь по первому вызову. В отличие от прочих богатырей, между Алёшей Поповичем и небесными явлениями прослеживается некая мистическая связь:

    “Да и по Олешенькину тут молению,
    Как по божьему-то велению,
    Наставала тученька-то темная
    С частыим дождичком да с молнией”
                  (“Онежские былины, записанные Александром Фёдоровичем Гильфердингом летом 1871 года”, т. II, №99, с. 210, С.-Петербург, 1896)

    “Создай, боже, тучу грозную,
    А и тучи-то с градом дождя!”
    Алешины молитвы доходны ко Христу.
    Дает господь бог тучу с градом дождя”
                    (“Древние российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым”, ЛП, №20, с. 104, М., 1977)

    Алёша вызывал грозу с целью намочить бумажные крылья у коня Тугарина. Бумага – материал сравнительно новый, но сказителям недавняя находка показалась удачной. Несмотря на распространённость такого варианта, это всего лишь поздняя переделка текста былины, стремление показать свою образованность. Более ранней и более логичной выглядит другая версия:

    “У Тугаринова коня да крыльё огнянно,
    Да летаёт-то конь да по поднебесью”
                    (“Архангельские былины и исторические песни, собранные А.Д. Григорьевым в 1899-1901 гг.”, т. III, №30(334), с. 154, С.-Петербург, 1910)

    Всё правильно, у коня Тугарина природа непременно огненная, так же, как и у его хозяина, иначе и быть не может:

    “Конь под ним как лютой зверь,
    Из хайлиша пламень пышет,
    Из ушей дым столбом стоит”
                    (“Древние российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым”, ЛП, №20, с. 100, М., 1977)

    А главное оружие против огня – это вода, так что в бою столкнулись две враждебные стихии. Воплощением этого боя и была гроза. Считать ли Алёшу Поповича замаскированным языческим богом, считать ли его героем, имевшим непосредственную связь с небесным владыкой, в любом случае он не ровня смертным обитателям земли, даже и князьям. Он – избранный.
    Аналогия русской былине обнаруживается в сербской песне “Женитьба короля Вукашина”, в которой рассказывается, как король Вукашин погубил воеводу Момчилу (оба, кстати, реальные люди, жившие в XIV веке). Момчила будто бы владел чудесным крылатым конём (этот конь звался Ябучила) и волшебной саблей, а потому был непобедим. Жена Момчилы Видосава, обольщённая Вукашином, сожгла у коня крылья и испортила саблю, только тогда Вукашину удалось одолеть Момчилу. Огромный рост воеводы показывает его превосходство над Вукашином, не осмелившимся на честный поединок. Песня сочувствует Момчиле, он безусловно положительный персонаж, это признаёт и “Вукашин тщедушный”: “Нет на свете равного Момчиле” (“Сербские народные песни и сказки из собрания Вука Стефановича Караджича”, с. 152, М., 1987). Так что летающий персонаж мог быть и положительным, всё зависело от позиции рассказчика. Богов имелось много, культы их конкурировали. Для кого-то одного это бог солнца или грозы, а для кого-то другого – чудовище из преисподней. И у Тугарина в былине тоже подчёркивается его огромный рост:

    “В вышину ли он Тугарин, трех сажен,
    Промеж плечей косая сажень
    Промежу глаз калена стрела”
                    (“Древние российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым”, ЛП, №20, с. 100, М., 1977)

    Исполинские размеры Тугарина вызывали в людях вместо уважения только страх и ненависть. А вот уловка Алёши Поповича, когда он, желая отвлечь внимание Тугарина, коварно крикнул ему: “А за тобою ноне силы сметы нет” (там же, с. 105) встретила полное одобрение как удачная военная хитрость. В народном сознании фольклорные злодеи воплощали степное нашествие. А главным оружием кочевников был лук, позволявший им издали поражать своих противников. Поневоле приходилось придумывать всевозможные уловки, лишь бы сблизится со врагом на расстояние прямого удара. Вообще-то, в былину оказалась вставлена готовая фольклорная история, давно уже кочевавшая по народным и книжным сказаниям. Такая же байка включена в “Хронику Фредегара” (франкский хронист VII века), только подвиг приписывается византийскому императору Ираклию:

    “По обыкновению, император персов снова пошел с войском на Ираклия. Опустошая провинции империи, персы дошли до города Халкедона, что неподалеку от Константинополя, и, ворвавшись в него, сожгли. После этого, приблизившись к Константинополю, столице империи, они пытались его разрушить. Ираклий выступил ему навстречу. Отправив послов, Ираклий просил императора персов по имени Хосров, чтобы эти два императора сошлись в поединке, а оба войска остались стоять вдалеке. Тот, кому Всевышним будет доставлена победа, получит целиком империю и народ побежденного. Император персов торжественно пообещал, что при таком условии он выйдет на поединок. Император Ираклий, взяв оружие, оставил за собой выстроившийся боевой порядок и вышел, как новый Давид, на поединок. Император персов Хосров отправил по этому условию одного из своих патрициев, которого мог считать самым сильным, вместо себя сражаться с Ираклием. И в начале сражения, когда каждый из двух приблизился к своей лошади, Ираклий сказал патрицию, которого он принял за императора: “Так было уговорено, что мы должны сойтись в поединке. Почему за тобой следуют другие?” Патриций тот повернул голову посмотреть, кто идет за ним, Ираклий быстро пришпорил коня пятками, достал акинак и отрубил патрицию персов голову. Император Хосров с персами, побежденный и приведенный в замешательство, обратился в бегство”
                   (“Хроники Фредегара”, с. 221, С.-Петербург, 2015)

    В сербской песне крылья у коня сжигают и это давний вариант. Сходный эпизод есть в русской сказке, где царь-медведь опаляет крылья соколу и орлу. Сюжет этой сказки поразительно напоминает греческий миф про Фрикса и Геллу, а значит, он очень древен (“Народные русские сказки А.Н. Афанасьева в трех томах”, ЛП, т. II, №201, с. 74-77, М., 1984). Чтобы с земли опалить крылья летящим птицам, надо владеть молнией. Вот так, наверно, всё и происходило в языческом предании. Ведь и Алёша с земли сбил на землю коня Тугарина. Но есть в одной болгарской песне эпизод с дождём, полностью совпадающий с былинным эпизодом:

    “Юда пляшет, Муржо просит:
    “Пошли, боже, мелкий дождик,
    Пусть намочит юде крылья!”
    Темную нагнало тучу,
    Мелкий дождик посыпал,
    Намочил он юде крылья,
    И остановилась юда,
    И плясать больше не может”
                  (“Песни южных славян”, БВЛ, т. XI, с. 47, М., 1976)

    Из содержания песни трудно понять почему могущественной юде помешал плясать какой-то дождь. А вот если под пляшущей юдой понимался огонь, то именно дождь и должен был его остановить. Остаётся признать параллельное существование языческих преданий, где против летающего персонажа применялись как огонь, так и вода.
    Древнейший образ летающего всадника – это шумерский царь Этана верхом на орле. После некоторой переработки мифа появился греческий Беллерофонт верхом на крылатом коне. Грузинские небесные раши – крылатые и огнедышащие (“Мифы народов мира”, т. II, с. 373, М., 1992) – точная копия коня Тугарина. Но первоначальный вариант противоборства крылатого и наземного противников – это шумеро-аккадский миф о схватке орла со змеёй, бросившей орла истерзанным и со сломанными крыльями лежать в яме, где его и нашёл Этана (Д.Г. Редер “Мифы и легенды Древнего Двуречья”, с. 66, М., 1965; С.Г. Хук “Мифология Ближнего Востока”, с. 51, М., 1991; “Ассиро-вавилонский эпос”, ЛП, с. 111-116, С.-Петербург, 2007). Когда-то в древних преданиях змеи имели превосходство над птицами, такой сюжет и был преобразован в былину. Но это означает, что Алёша Попович в родстве со змеями. Именно так, в родстве. Когда языческие предания стали забываться, когда сами сказители в них уже не разбирались, выбор сюжетов происходил только по одному признаку – используя сходство имён. Сыном змея считался Волх Всеславьевич (он же Вольга Святославич):

    “А и на небе просветя светел месяц,
    А в Киеве родился могуч богатырь,
    Как бы молоды Вольх Всеславьевич.
    ..……………………………………
    А и будет Вольх в полтора часа.
    Вольх говорит, как гром гремит”
                    (“Древние российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым”, ЛП, №6, с. 32, М., 1977)

    Теперь рождение Алёши Поповича:

    “Зародился на небе светёл месяц,
    У нас на земле – русский богатырь.
    Свята русска земля взрадовалася,
    Сходились попы со дьяконами,
    Нарекли ему имя Алеша Попов,
    Алеша Попов сын Федорович.
    Стал же наш Алешенька скорёшенько ходить,
    Стал скоро ходить, как сокол летать,
    Громко говорить, как в трубу трубить”
                  (Добрыня Никитич и Алёша Попович, ЛП, №53, с. 224, М., 1974)

    Очевидно, что оба фрагмента имеют общее происхождение, но вариант с Волхом Всеславьевичем более ранний, там больше язычества. Сближение произошло по принципу звукового сходства: Волх-Алёша. Только Алёша по сравнению с Волхом осовременен – оба они владеют хитростью, но у Волха это хитрость волшебства, а у Алёши обычная человеческая хитрость. И всё же, сквозь напластования времени просматривается образ языческого героя. Волх родился от змея и княжны Марфы Всеславьевны. История известная – боги сходят с небес ради связи со смертными. Они преследуют свои цели и желаниями людей не интересуются. Впрочем, и Марфа может оказаться богиней (например, Мара или Мокошь). У новорожденного Волха уже есть предназначение в жизни: