Олегом, не было ни одного дисгармоничного звука. Но и ни одного живого звука, трогающего сердце, тоже не было! Это напоминало скучные ученические упражнения – конечно, они тоже часть музыки, но никто в здравом уме такое слушать не будет! Любой, кому доводилось услышать соло, сочинённое Олегом, понимал – это сделал бездарь. Упорный, старательный бездарь.
- Не дрейфь Олежка, я набросал партии и для тебя, - говорил Роман. – Есть партия для начала и середины. На концовку ещё не придумал, но по ходу дела что-нибудь придёт на ум.
- Я уже придумал, - вступал в разговор Женя. – В конце нужно будет сыграть так и вот так.
Потом следовало разучивание партий. И даже здесь Олег чувствовал собственную ущербность – никогда он не мог всё сразу запомнить и всё сразу сыграть. Никогда, ни разу за все эти годы ему не удалось хоть на минуту стать со своими талантливыми коллегами вровень!
Что оставалось ему, бездарному? Либо всё бросить, либо трудиться, трудиться, трудиться и ждать – а вдруг случится чудо, вдруг количество перейдёт-таки в качество! И он трудился с сумасшедшим упорством. Коллеги по группе Олега ценили – за надёжность и фантастическую самоотдачу. И все надеялись, что его усердие когда-нибудь принесёт-таки настоящие плоды. Дружба дружбой, а если мечты музыкантов сбудутся и они станут профессионалами, бездарному гитаристу станет с ними не по пути! Ничего личного, просто - искусство…
Когда-то кто-то сказал, что гений – это капля таланта и горы работы, океаны пота. Олег ухватился за эту мысль. Капля таланта – это у него наверняка есть! А океаны пота, дни, месяцы, годы труда – это он может!
Своим надрывным трудом он добивался не славы, денег или любви красавиц. Музыка сама по себе была его любовью! Безответной любовью. Если бы Олегу предложили талант гитариста-виртуоза с тем условием, что он через год умрёт, Олег согласился бы не задумываясь! Внести в мир музыки что-то своё, создать бессмертные мелодии – вот чего ему хотелось!
Он работал день за днем и месяц за месяцем, а бессмертные мелодии всё не создавались. Иногда он казался себе человеком, который копает колодцы в пустыне, копает один за другим, но никак не может добраться до воды. Но он продолжал копать.
В сентябре 1996 года не только индивидуальные занятия Олега, но и общие репетиции стали ежедневными – группа «Пароль» готовилась к своей первой студийной записи. Музыканты были уверены, что запись приглянется кому-то из продюсеров и этот продюсер обязательно откроет им дорогу в большой музыкальный мир.
Кончались репетиции пивом или водкой. Они ведь не просто мальчишки-студенты! Они крутые рокеры – и разве может быть иначе?! Поэтому в общежитие Олег чаще всего возвращался в подпитии, а иногда и едва держась на ногах. Он быстро проглатывал приготовленный Оксаной ужин, коротко благодарил и заваливался спать.
В общем, Оксана зря думала, что смущает его. Ему было вовсе не до неё.
Пытаясь стать настоящим музыкантом, он так уставал, что, даже закрыв глаза, не переставал «видеть» то, на что смотрел большую часть своей жизни – шесть туго натянутых гитарных струн.
Где-то в конце первой декады октября Олег пришёл домой позже, чем обычно, как всегда пьяный, но в прекрасном настроении и даже расположенный поговорить.
Ввалившись в комнату, он обнаружил там одну Оксану, которая сидела на кровати и, обложившись нитками, что-то вязала крючком.
- Ого! Ты ещё и вяжешь! – вместо приветствия воскликнул Олег и устало плюхнулся на стул.
- Ульке хочу связать зимнюю шапочку, - бесцветным голосом ответила Оксана, отложив вязание. – Ты голодный?
- Как волк! А Виталька где?
- У одногруппников смотрит футбол.
- Ага! И кто играет?
Оксана поднялась с кровати.
- Я не знаю, - ответила она. – Какая-то сборная против другой какой-то сборной. Я футболом не интересуюсь.
Она была немного удивлена разговорчивостью Олега. Такое с момента её появления в общежитии случилось впервые.
- В любом случае, если сборная, это интересно! - заявил Олег. – Я в детстве смотрел футбол, сейчас не смотрю. Некогда. Музыка – это искусство? Искусство! А искусство требует жертв! Футбол – одна из таких жертв! И фиг с ним, с футболом, правильно?! Не жалко!
- Не жалко, - согласилась Оксана. - Я и в детстве футбол не смотрела. Есть жареная картошка, - сообщила она. - Но уже холодная. Разогреть?
- Не надо, сыпь так! – благодушно махнул рукой Олег.
- Как хочешь, - согласилась Оксана, накладывая в тарелку картошку и салат.
Как всегда по вечерам, она выглядела очень усталой. Не высокая, очень худая, даже истощённая, с острыми, чуть сутулящимися плечами, она могла бы сойти за подростка, если бы не бледное, бескровное лицо с продольной морщинкой на лбу и скорбными складками у бледных, тонких губ. Её глаза – большие, тёмно-серые, были бы красивыми, если бы не слишком светлые ресницы и красноватые веки. Маленький, тонкий нос со вздёрнутым к верху кончиком смешно морщился при разговоре, оживляя это неулыбчивое лицо. Ломкие, нездорово тусклые волосы, указывали на плохое питание и слабое здоровье.
Сейчас Олег заметил, что её руки с длинными и тонкими пальцами, дрожат.
- Чего кислая такая? Устала? – поинтересовался он, отрезая себе толстый кусок хлеба.
- Есть немного, - ответила она, наблюдая, как он жадно набивает себе рот картошкой и салатом. – Первые полдня пробегала по офисам. Но там только торгаши нужны, а меня не берут. Прописку требуют. А откуда у меня прописка? Я здесь на птичьих правах, сам знаешь. Потом поехала в трамвайное депо, там прописка не нужна.
- Угу-и-гу? – вопросительно промычал Олег, что означало: «и как успехи?».
- Всё как обещали – они действительно дают комнату в общежитии, можно будет жить с ребёнком, - сказала Оксана буднично. - И прописка тоже будет. Места кондуктора пока нет, но советуют названивать – работа трудная, люди часто увольняются. Зато на курсы водителей трамваев можно пойти прямо сейчас. Пару месяцев – и вперёд, работай!
- Так тебя можно поздравить? – поинтересовался Олег, досыпая в тарелку салат.
- Ага, - Оксана криво усмехнулась, не переставая удивляться тому, что она говорит с Олегом так много. – Я как вышла из депо, так сразу – на остановку, села в трамвай, заплатила за проезд и объяснила кондуктору - так, мол, и так, думаю устраиваться к вам на работу, и хочу проверить, смогу ли провести целый день на колёсах. Кондуктор – женщина хорошая, разрешила мне за один билет кататься по кругу - пока не надоест. Я села в уголок, проехала круг, второй, третий…
- Ну и как?
- А никак! Через сорок минут меня начало тошнить, но я терпела. Через час у меня разболелась голова. Через полтора я вылетела из трамвая, зашла в какой-то дворик, просидела на скамейке два часа и только после этого смогла пойти на троллейбус, чтобы ехать сюда.
Она вздохнула.
- Меня с детства в транспорте укачивало, - закончила она. – Хоть и здорово было бы получить работу и комнату в общаге, но быть водителем трамвая я не смогу. И кондуктором тоже.
- Да уж, не подфартило, - Олег отодвинул от себя пустую тарелку и откинулся на стуле, довольно поглаживая живот. – А в депо нет такой работы, чтобы не ездить? Ну, я не знаю, диспетчером там, или ещё кем-нибудь?
- Кажется, нет. Чай будешь?
- Не буду. После пива мне чая не хочется.
- Понятно, - она убрала со стола тарелку, вытерла тряпкой хлебные крошки. – Что сегодня отмечали?
- Мы сегодня не отмечали, - ответил Олег; его разморило, он начал зевать. – Мы предвкушали.
Он грузно встал, сбросил обувь и плюхнулся на свою кровать. Проржавевшая сетка ответила жутким скрипом.
- Мечта сбывается, Ксюха! - сказал он, лёжа на спине, заложив руки под голову и счастливо глядя в потолок. – Главная мечта всей жизни. Завтра у нас запись. Первая в жизни запись, в почти профессиональных условиях – прикинь! Запишем четыре песни, потом ещё две-три, самых лучших, конечно. Потом Ромка поедет в столицу, покажет наши песни на серьёзных студиях и в крутых продюсерских центрах. Кто-нибудь обязательно заинтересуется. О-бя-за-тель-но! – произнёс он с нажимом, специально деля слово на слоги. – Ты не думай - это я не хвастаюсь. Просто знаю. Я ведь слышу, какую муру крутят по радио - половина этих песенок наших не сто́ят! Это ж дураками надо быть, чтобы не захотеть с нами работать! В общем – всё будет путём. И после этого – нормальные студии, нормальные концерты, клипы! Прощай, комнатушка во Дворце Студентов, прощайте, дерьмовые инструменты! Всё будет по-другому, как у настоящих рокеров! Клёво, правда?
Оксана не ответила, подошла к окну и уставилась в тёмное ночное стекло, скрестив на груди руки.
Между тем Олег почувствовал, что силы оставляют его. Алкоголь в сочетании с сытным ужином действовал усыпляюще – отяжелели веки, мозг начало обволакивать дремотное полузабытьё, и когда Оксана начала говорить, ему стоило большого труда следить внимательно за её словами и не заснуть.
- Завидую я тебе, Олежка, - сказала она, всё так же глядя в окно. – Ты своей музыкой как стеклянным колпаком накрыт. Ни дождь тебе не страшен, ни ветер!
Сказала и испугалась. Чего она разболталась так? Наверное, от одиночества. А вдруг Олег рассердится?
Но он и не думал сердиться.
- Ко-олпаком? – протянул сонно. – А почему – стеклянным?
- Ну, как в оранжерее, - пояснила она. – Огурцам под стеклом холод не страшен, как будто на улице и не зима! – её почему-то несло, и она не могла остановить себя. - Ты даже не знаешь, что зима бывает. Никогда не ложился спать голодным, Олег? Ясно, что не ложился! И ребёнок у тебя никогда не оставался недокормленным? Знаешь, как они кричат, когда кушать хотят – долго орут, часами! А ты ревёшь, но сделать ничего не можешь – нет её, еды, нету!
- Ксюх, ну чего ты? – пробормотал Олег, не понимая. - Есть еда. Картошка, макарон завтра купим…
- Купим, - вздохнула Оксана, понимая, что они говорят на разных языках. - Знаешь, Олег, это, наверное, здорово - иметь такой колпак. Но у меня его нет. Я дочку месяц не видела! Ей ещё полтора года не исполнилось, а я уже её бросила! Если бы Виталька в Штыбово не ездил, я бы и не знала, жива она, или нет. Каждую ночь снится… - она судорожно вздохнула и замолчала.
У Олега уже не открывались глаза. Слова Оксаны доходили до него как-то издалека, смысл их понять было невозможно. Он только улавливал её настроение, чувствовал, что ей плохо, и она грустит, поэтому, желая её утешить, принялся добродушно, сонно балагурить.
- Да ладно, Ксюш, не кисни, - невнятно начал он. – Найдётся тебе работа. А хочешь, а-о-и-а, - он громко зевнул, - хочешь к нам в группу? Администратором, или, там, по костюмам? А чего, мы не жмотистые! Прославимся - баблишка на всех хватит! Твою дочку, как подрастёт, на подпевки возьмём. Детский вокал, прикинь! Как зовут, напомни? А-а, Ульяна! Красиво. Певица – Ульяна, смешно звучит! Ты подумай, а? Не шутки… - он издал горлом булькающий звук, ещё раз зевнул и замолчал.
Оксана повернулась и увидела, что Олег уже спит. Губы его ещё шевелились, словно он хотел что-то добавить к сказанному, из кармана рубашки выглядывал уголок пластикового медиатора. Спустя минуту комната наполнилась мерным, внушительным храпом.
6.
Вечером следующего дня Олег Кожевников, как на крыльях, летел по улице в направлении общежития. Он чувствовал себя человеком, чьи мечты свершились.
