к своим.
Те закивали, ухмыляясь.
- Вот видишь, студент, они все очень обижены – продолжил паренёк. - Но! – тут он сделал паузу. – Мы ведь не какое-то быдло, правда? Мы – культурные люди, зачем нам ссоры? Поэтому, если вы по-дружески угостите нас водкой, мы готовы всё забыть. Вас двое, а значит, с каждого по бутылке – и разойдёмся. Идёт? – тут паренёк этак аккуратно, одной рукой приобнял Олега за талию, а второй слегка, почти игриво, открытой ладонью шлёпнул его по щеке.
- Зачем ты это делаешь? – высоким, срывающимся голосом возмущённо крикнул Олег. Краем глаза он заметил, что несколько парней обступили его полукругом, а другие оттесняют в сторону Сергея. – Мы вам ничего не сделали, и у вас нет причин…
- Ты водку покупать будешь, чмо? – шипящим шёпотом оборвали его.
- Да какую водку?! Мы пропили всё. У нас, наверное, и на пачку сигарет сейчас не наберётся!
Кулак появился откуда-то с боку, с противным хрустом врезался в губы. Рот моментально наполнился кровью. Ещё удар… Качнулась земля, Олег ощутил щекой шершавый и холодный асфальт и уже снизу увидел Сергея, пятящегося назад от наседающих парней и по-боксёрски выбрасывающего вперёд неумелые длинные руки.
Сознание опять затуманилось, лишь избирательно хватая отдельные моменты происходящего и опуская целые минуты. Запомнилось то, что его били, он падал, его понимали и били опять. Он не пытался бежать, сопротивляться или звать на помощь. Ещё раз, в последний раз он пытался объяснить, что это беспредел, и нападающие не правы, а губы тем временем превращались в месиво, и правая бровь стремительно напухала.
Потом последовал полный провал, после которого он очнулся стоя на нетвёрдых ногах в кругу своих мучителей.
- Где мой друг, что вы сделали с моим другом? – услышал он хриплый голос и с удивлением понял, что это говорит он сам.
В ответ раздался хохот.
- Твой кореш удрал!
- Убежал как крыса!
- Значит, он тебя не уважает!
- И мы не будем тебя уважать!
- И будем тебя «метелить» опять, за двоих!
Опять повалили на землю и били. Исключительно ногами, размеренно, смакуя каждый удар. Уверенные в том, что им никто не помешает, они упивались своей властью над беспомощным человеком. Олег кое-как закрывал руками голову, старался свернуться в клубок, чтобы ногами защитить пах и живот.
- А братишка твой здорово бегает, - приговаривал кто-то. - Наверное, очки потерял, заяц вшивый, - туфель с острым носком вонзался Олегу под ребро. – В следующий раз будешь знать, кого брать в кореша!
Олег не отвечал, да от него и не ждали ответа.
Устав пинать безответное человеческое тело и видя, что Олег до сих пор в сознании, они подняли его под руки, приказали стоять. Сплёвывая сгустки крови, Олег старался удержаться на ногах, но в ногах не было силы, и он опустился на одной колено. Руки плетьми повисли вдоль туловища.
Опять раздался хохот. Один из избивавших, высокий и прыщавый, наклонившись к Олегу, прокричал ему в ухо:
- Вставай! Ну, будь мужиком, вставай!
Олег не пошевелился. Тогда прыщавый левой рукой взял его за подбородок и поднял окровавленное лицо вверх.
- Ну же, дерьмо, вставай! Будем драться! Один на один, как мужики! Сумеешь победить - мы тебя отпустим. Ну!
Пальцы юнца сжались, подбородок пронзила боль. Олег мотнул головой, стараясь высвободиться, но не смог. Легко сказать – один на один! Встреться они при других обстоятельствах, он показал бы этому прыщавому, что тоже умеет махать кулаками, но теперь, с истерзанным телом и ослабленной алкоголем волей, оставалось только просить о пощаде.
- Не надо, - тихо пролепетали разбитые губы. – Ты победил, я сдаюсь. Отпусти меня. Пожалуйста…
Ответом была увесистая пощёчина, голова метнулась в сторону.
- Отпустить тебя?! Да я ненавижу таких, как ты! – удары открытой ладонью следовали один за другим, другой рукой прыщавый продолжал держать Олега за подбородок. – Ты дерьмо! Лох! Ты не можешь дать в морду семнадцатилетнему пацану! Зато ты учишься в университете, а я пойду в армию! И меня будут заставлять мыть зубной щёткой полы! И выбирать руками дерьмо из унитазов! Из-за таких, как ты! Из-за тебя!
При последней пощёчине прыщавый отпустил подбородок Олега и тот сразу же повалился навзничь.
Опять били, но уже молча. С жертвой уже не игрались, её добивали, стараясь ударить посильнее и поточнее. Большинство ударов приходилось в голову.
Олег был в сознании, но затих, не стонал и только прикрывал голову руками. Внутренне он как-то отстранился от происходящего, и в то время, как избивавшие истязали его тело, мозг терзала мысль, пришедшая откуда-то из глубины и холодной ясностью прорезавшая его помутнённое сознание.
«Неужели – так?! – неслось в голове с удивлением и болью. – Неужели всё закончится именно так?! Мне всего лишь двадцать один год. И всё ведь было: музыка, группа, запись - всё сбывалось, как хотелось, я был в шаге от своей мечты! Неужели здесь, сейчас закончится всё?! Каждый следующий удар может стать последним. Неужели моя жизнь закончится под ударами развлекающихся подростков?! Так просто?! Так глупо, бессмысленно?! Неужели вся жизнь была только дорогой к этому? Неужели всё закончится ТАК?!»
Всё его существо, впервые столкнувшись с неправильностью и в то же время неизбежностью смерти, возмутилось, и вслед за этим ему нестерпимо захотелось жить.
Этот всплеск воли к жизни заставил его сжаться, затем резко вскочить расправившейся пружиной. С прытью, которой от него никто не ожидал, он откинул одного из избивавших и кинулся бежать. Но пробежал не долго – всколыхнувшихся сил не хватило на то, чтобы совладать с избитым и пьяным телом. Через пять шагов Олег споткнулся о кочку и упал лицом в землю.
Дикий, звериный хохот прокатился над ним.
- Ну что, лох, убежал?!
Удары посыпались с новой силой. Олег обречённо застонал, ожидая последнего удара, за которым наступит неизвестность, и вдруг, совершенно неожиданно, с криком: «Атас!» юнцы бросились врассыпную.
Олег со стоном поднял голову и увидел, как со стороны университетских корпусов бегут одетые в униформу люди.
К нему подбежали.
- Олежка?! Олежка, ты живой?! Живой! – голос Сергея Алипова прорывался как будто издалека. – Ты думал, я тебя бросил, да? А я как увидел, что их не одолеть, сразу побежал к общежитию физиков – там ведь охрана есть! Прибегаю, кричу – студента шпана убивает! Ребята вмиг собрались и – сюда! Ты не бойся – мы обязательно кого-нибудь из этих козлов поймаем! Скорую уже вызвали, и милицию. А ты думал, я тебя бросил, да?!
Олег не ответил – его с властной мягкостью окутывал туман. Кто-то обтирал лицо мокрым платком, кто-то бережно перекладывал избитое тело на носилки. Сквозь всё уплотняющийся туман Олег заметил, что пальцы левой руки разбиты и подумал, что долго не сможет играть, но это почему-то не расстроило его. От укола в вену стало тепло, и туман надолго поглотил Олега целиком.
Потом была больничная палата с доктором, больно раздирающим плотно сомкнувшуюся щель между заплывшими бровью и щекой. Доктору было важно увидеть, цел ли правый глаз. Глаз был цел. Ещё Олегу запомнилась медсестра с судно́´м и юркий милиционер, торопливо отбирающий у него, едва соображающего, заявление о том, что он, Олег Кожевников, считает всё происшедшее своим личным делом, к милиции претензий не имеет и разбирательством просит не заниматься.
Потом был ещё укол, горький вкус во рту, сон.
8.
Холодным и сумрачным октябрьским утром, кутаясь в огромный старый плащ и заметно сутулясь, Олег вышел на крыльцо больничного корпуса. Медленно, будто неохотно, он подошёл к Оксане, которая ожидала его невдалеке.
- Привет! – сказала она, стараясь, чтобы голос звучал как можно веселее. – Ты уже молодцом! Выглядишь гораздо лучше, чем в прошлый раз!
Олег недоверчиво хмыкнул и с видимым облегчением опустился на ближайшую скамейку. От него не укрылось, что Оксане трудно не отводить взгляда от его лица.
- Лучше выгляжу, говоришь? – процедил он. – Я сегодня в вестибюле минут десять рассматривал себя в зеркале. И знаешь – только по одежде себя и узнал!
Оксана не нашлась, что ответить, только смущённо улыбнулась, а когда Олег пристально и угрюмо вгляделся в её лицо единственным открытым глазом, не выдержала и отвернулась.
Даже сейчас, хотя после избиения прошла неделя, на Олега было страшно смотреть. Вся правая сторона его лица заплыла, утратила очертания и представляла собой сплошной рыхлый блин буро-сине-жёлтого цвета с накрепко закрытой щелью на месте глаза. Левый глаз, под которым красовался огромный синяк, был открыт лишь наполовину. Губы были багрово-синие и огромные, как вареники. Из-за боли в ушибленных рёбрах он то и дело непроизвольно кренился в правую сторону.
Пальцы на левой руке в районе костяшек были непропорционально толстыми. К счастью, они не были сломаны и постепенно заживали. Олег разрабатывал их тысячи раз на дню, сгибая до предела, а потом разгибая. Сколько времени пройдёт, прежде чем он сможет играть на гитаре так, как играл до избиения – вот был главный вопрос! Ответа на него не знал даже врач.
Подул холодный ветер, и Олег, зябко поёживаясь, по плотнее запахнул полы плаща.
- Да ты садись, - сказал он Оксане, указывая на скамейку.
- Я постою, - ответила она. – Скамейка сырая, а куртка у Витальки короткая, - она указала на мужскую кожанку, в которую была одета. - В такой можно сидеть только на чем-то тёплом!
- Совсем раздела братца. – Олег попробовал улыбнуться; получилось скверно. – Ничего всё наладится. Будешь ещё ходить в своих собственных шмотках, - сказал он, и тут заметил, что верхняя часть рукава её куртки топорщится и даже шевелится. – Что это у тебя?
- Щеночек! – улыбнулась Оксана уже не для приличия, а по-настоящему и вытащила из куртки дрожащий и попискивающий комочек. – Я его только что у алкаша на базаре купила. Совсем дёшево! Оно, бедное, так скулило, так за мамой плакало, мне его стало жалко. Вот! - она положила щенка Олегу на колени.
Олег аккуратно взял в ладони пищащую зверушку, затем медленно и бережно поднёс к лицу. Щенок был очень лохмат, поджатый хвостик дрожал, а мутноватые глазки слезились.
- Смешной, - вяло сказал Олег и протянул щенка Оксане.
- Ничего, если он поживёт пока со мной? – спросила она, пряча щенка назад в куртку. - Я за ним убирать буду! И вообще, это ненадолго – я уже почти договорилась с комендантом общежития на улице Героев Сталинграда, так что к твоей выписке, скорее всего, от вас уже съеду!
- Пусть живёт, - согласился Олег. – Я ведь как-никак - зоолог. Всякое зверьё люблю, и в детстве мечтал завести кошку. Но не сложилось - у мамы аллергия на шерсть.
- А-а, - понимающе протянула Оксана. – Жалко, конечно. А я в детстве притащила домой щенка сенбернара – он, наверное, потерялся, бегал за всеми прохожими и скулил. Такой был мордатенький и пушистый-пушистый, - она надула щёки и показала руками, какой мордатый и пушистый был щенок. – Он у нас долго жил, вырос здоровенный, но добрый. Потом от чумки умер.
Олег посмотрел на неё внимательным, долгим взглядом, и этот взгляд полузакрытого глаза показался Оксане очень странным. Разбитые губы дрогнули, словно Олег хотел что-то сказать, но передумал. Он опустил голову и начал шевелить ногой шуршащую осеннюю листву.
Довольно долго оба молчали. Олег, казалось,
