написано крупными буквами "ЛИНА" так и продолжает иногда напоминать ему о необычной художнице, отбрасывая о былом тень печали на его ещё молодую душу. Открывая полку своего письменного стола, он часто смотрел на эту тетрадь, на которой, сияя мягким светом лежали янтарные камушки с балтийского побережья.
- А ты пробовал искать её по Интернету? - спросил его Линас Монкевичус, побулькивая своим пивом. - Ведь её имя, фамилия, да и возможное место проживания тебе известны...
- Да... - тихо ответил Вилкаускас, от голоса друга мгновенно возвратившись из разнообразных воспоминаний прошлого вновь сюда, в купе скорого поезда. - И не один раз. Однако не находил. Возможно она развелась с мужем и вторично вышла замуж за какого-нибудь датчанина фамилию которого и взяла. Ведь с тех пор немало прошло времени...
- Тогда тяжело будет найти, - констатировал Вилиус Кубилюс, посматривая, сколько осталось у него в бутылке. - Я думаю, дружище, что для спокойствия души, тебе будет полезнее окончательно забыть её.
- Но он может поискать в Сети и по Дании! - возразил ему красавчик. - Например, через "Facebook"!*
- Ты всерьез предлагаешь, что бы я в Интернете просматривал всех подряд датских Лин?! – улыбнулся печальной улыбкой Донатас Вилкаускас. - Всех Лин от 30 лет и старше?! Думаю я так до старости её не найду! Может она и вообще не пользуется Интернетом!
- Но все равно, - улыбнулся ему Монкевичус. - Как говорят русские: "Попытка не пытка".
- Нет, Линас, тут именно попытка-пытка! – уже рассмеялся Вилкаускас. - Хотя друзья, я верю в то, что если суждено найти какого-нибудь человека, он однажды найдется. А если не Судьба, так не Судьба. Как у Витаса поется в его знаменитой "Опере №2": "Это Судьба, а Судьбу не могу, я ни о чем просить..."
- "Только я знаю, как после меня, станут ветра голосить..." - докончил "самородок" и попытался издать нечто вроде визга, однако, махнув рукой, просто пригубил свой "Швитурис".
- Поэтому, на всё воля Господа, - подытожил скромник и тоже отхлебнул глоток.
- О, вновь в нашем друге заговорил священник, - улыбнулся красавчик, серьезный взор которого уже давно расплылся в умиротворенном пьяном блеске. - Хотя мне больше нравится оратор-историк. Донатас, раз ты сегодня уже упомянул историю нашей "много-оккупационной" страны, то я давно хотел тебя спросить о том, как ты относишься к тем парням, которые в феврале, на день Восстановления независимости вышли на площадь нашего города с плакатами изображающими нацистскую свастику? Я где-то слышал, что их привлекли за административное правонарушение общественного порядка, однако, кажется суд их уже оправдал, не найдя никакого нарушения...
При слове "свастика", Вилиус Кубилюс как-то подозрительно передернулся всем своим худым телом, однако, так быстро, что расслабленные друзья этого и не заметили.
- Как отношусь? - посмотрев на красавчика, спросил сам себя Донатас Вилкаускас. - Я лично вообще не вижу тут никакой проблемы. Гитлеровские нацисты не придумали свастику, они её просто использовали. На самом деле это буддийский символ вечного движения времени. Посетите любую пагоду*, так там только на одном алтаре целая россыпь изображений свастики! Почему же там никто по этому не возмущается?!
Он уставился на горлышко своей бутылки, словно глядя в маленький колодец, и стал собираться с мыслями, ибо мудро рассуждать в пьяном состоянии, это было достаточно сложно даже для него.
- И если на то пошло, то свастика не только буддийский, но и старо-славянский символ, - наконец проговорил он, чуть икнув. - Она есть разновидность коловрата*. Поэтому друзья, если перед вами кто-то начнет истереть, оря, что свастика это символ зла, не верьте этим лживым параноикам. Такие люди сами подобны нацистам, ибо, если они выступают против наших исконно славянских символов, значит, выступают и против нас, славян!
- Разумно, - проговорил Линас Монкевичус, и широко улыбнулся. - Да, такой ты мне больше нравишься Донатас, чем "монашеско-меланхольный"!
Они прыснули, и чокнулись бутылками, однако Вилиус Кубилюс был ещё явно чем-то озабочен.
- Донатас, - обратился он к скромнику как-то нетипично серьезно. – Значит, в свастике нет ничего плохого?
- Конечно, - улыбнулся ему скромник. - Но только если ты не имеешь никаких "левых взглядов", и потихаря не читаешь "Mein Kampf"!* А что?
- Просто я ещё весной купил в одном магазине Клайпеды... - начал неуверенно "золотой мальчик" и кончил.
- Чего купил?! - в изумлении расширил свои карие глаза Вилкаускас. - "Mein Kampf"?!
- Нет, одну из кружек с изображением свастики! - сразу поспешил ответить Кубилюс. - Она выглядит очень красиво - черный ломаный крест в белом кругу на красном фоне. Вот я не удержался и купил. Когда, во время завтрака, я перед собой поставил на стол эту кружку, ни мой отец, ни мать, мне ничего не сказали – они только подозрительно косились на меня.
- Über, mein Gott! Verzeih diesen dummen Sohn!* - на отличном немецком, шутливо воскликнул Вилкаускас, и, пародируя "самородка", с "доверчивым видом" обратился к красавчику. - Linas, es scheint unter uns es ist der Nazi anwesend!
Они снова прыснули в фонтане дружеского смеха, с веселым озорством "стреляя" глазами в "золотого мальчика".
- Ich nicht der Dumme,* - с легкой обидой проговорил будущий бакалавр, который естественно тоже знал немецкий, ибо сам был наполовину немцем. - Mir hat das Nazihakenkreuz auf den Krügen einfach gefallen, und ich konnte nicht ändern.*
- Это в тебе, Вилиус, проснулся зов крови, - смеясь, обратился к нему Линас Монкевичус. - Только ты же среди нас "золотой мальчик", истинный ариец! Как считаешь, Донатас, подошла бы ему форма солдата Вермахта?!
- Думаю да, - также смеясь, проговорил скромник, с игривым прищуром смотря на впервые засмущавшегося от их шуток Кубилюса. - Но не совсем. Ибо настоящий deutsche soldat* должен обладать суровым, надменно-нордическим выражением лица, словно высеченным из каменной глыбы, а у Вилиуса физиономия пусть хоть и задиристого, но добродушного мечтальца! Хотя в стальном шлеме и с маузер-винтовкой за спиной я его хорошо представляю!
Друзья весело засмеялись, причем сам Вилиус Кубилюс вновь, на удивление, смеялся более чем скромно.
- Хорошо, со свастикой всё ясно, - проговорил Линас Монкевичус, отпивая пива, которого становилось все меньше. - А как ты, Донатас, относишься к тому, что власти нашего города запретили в мае этого года проведение парада в честь Дня Победы?
- Я только приветствую это! - неожиданно воскликнул Вилкаускас, чуть не подавившись своим глотком. - Ибо, что это за великий праздник, для которых у одних гордость и слава, а у других позор и беда?! Разве можно искренне радоваться тому, что для других является горем, пусть даже те, в своем горе сами виноваты?! Да, на этот раз я абсолютно согласен с городскими властями, ибо "пировать на костях" это не по-христиански! Хотя, я бы понял, если у нас этот день бы нарекли как в Великобритании Днем памяти о погибших воинах! Даже в Америке есть церковь, в которой, каждое 8 ноября, в честь погибших солдат сразу в двух мировых войнах, тихо бьет колокол. Там же никто не празднует "победы" - ибо война это великая трагедия, в которой из-за амбиций отдельных личностей, бессмысленно погибали миллионы человек, и ещё больше миллионов навсегда остались с искалеченными судьбами! Да и что есть эта победа для нашей страны? Просто нацистская оккупация (которая хотела вообще стереть нашу родину, переименовав её просто в Ostland-Bezirk!*), сменилась советской, стоившей нам несколько сотен тысяч жизней!* Так что же тут нам, литовцам, праздновать то?! Геноцид над собой?!
- Хорошо, хорошо, Донатас! Ты только не возбуждайся так, ведь пред тобою мы, твои друзья, а не клубные девчонки! - весело воскликнул красавчик, видя, как скромник, вновь стал выявлять свою "скромность" от исторической темы. - Тебе надо было поступать на педагогический. Мог бы потом стать идеальным учителем истории для "желторотых" смазливых мальчишек, и маленьких голубоглазых глупышек со светлыми косичками, разумно разъясняя им, чем отличается красный террор от "коричневой чумы"!
Друзья весело загоготали и вновь отпили свои порции пива, которое уже бултыхалось на дне их бутылок. После этого, они вновь замолчали, ибо полностью расслабились от выпитого. Поезд продолжал стремительно нестись сквозь зеленые поля, и каждому опьяненному парню как обычно стало казаться, что они не едут в нем, а парят в воздухе словно в причудливом космическом корабле, где их купе одно из уютных отсеков. Это их необычное ощущение подстегивало то, что солнце, достигшее полуденного зенита, неуклонно катилось на запад, т.е. в ту сторону, куда мчался поезд, и от этого казалось, что он гонится за его ослепительным диском!
Ощущая невероятное чувство полета, увеличенное плавным покачиванием купе и стремительно проносящимися за окном полями и деревьями, Линас Монкевичус, итак прислонившийся спиной к стенке, откинул на неё и свой затылок, уставившись в неопределенную точку. Он выглядел довольным жизнью, словно кот, который явно наелся сметаны. Несмотря на внешнюю расслабленность, взгляд его зеленых глаз казался более серьезным - отливая в бликах света мягким изумрудным мерцанием из-под косо налегающих верхних век, они, с задумчивой безмятежностью глядели в пространство.
Также, продолжая задумчиво глядеть перед собой, Линас машинально допил остаток пива из своей бутылки. Понимая, что в ней больше нет пива, он вышел из своего задумчивого состояния, однако, взглянув на столик с целым коричневым "лесом" из пустой стеклянной тары, ему было все-же лень оторвать свою спину от стены, дабы присоединить к ней и свою опустошенную бутылку. И тут его мягкий, опьяневший взор упал на то, кого он, и его друзья, в шуме привычного разговора между собой просто позабыли - на своего молодого поросенка, который, на удивление продолжал мирно спать почти у его ног! Линас посмотрел на него и просто замер - розовый хряк, оказавшийся снова в тени после ухода солнца в сторону запада, так умиленно спал, словно пол купе поезда был лучшим местом для этого! От плавного движения поезда, уши хряка забавно подрагивали, что придавало ему ещё более умиленный вид!
Смотря на поросенка, сердце расслабленного Линаса просто вздрогнуло - он окончательно осознал всю нелепость своей затеи, ибо понял, что у него не хватит духа поднять нож на это милое животное! Теперь он даже и представить не мог, откуда в нем взялась идея самому приготовить холодец! Сейчас он видел это настоящим безумием! Однако, понимая, что надо все-же что-то делать с этой живностью, он бросил косой взгляд на расслабленных друзей, хоть и слабо, но все-же надеясь спихнуть всю ответственность за жизнь хряка на кого-то из них.
Признавшись в своей слабости к животному, Линас, с молчаливым смущением выбирая к кому из друзей обратиться, снова бросил взгляд на поросенка и... вновь неожиданно вздрогнул уже всем телом - именно сейчас, крепко проспав почти более двух часов пути, молодой хряк, задвигав своим влажным пятачком, спросонья приоткрыл свои темные глазки!
- Парни, кажется, наш дружок всё-же проснулся! - громче обычного воскликнул он на все купе, окончательно чувствуя в себе растерянность.
Вилкаускас и Кубилюс, уже тоже почти допившие свои бутылки, изумленно обернулись
