посредине постелили большую салфетку, разложили на ней принесённую снедь и уселись вокруг трапезничать, устроившись очень живописно, кто, лёжа на боку, кто на животе, а Катя и Ира Киселёва сидели, сложив ноги по-турецки. Они пригласили к импровизированному столу и Витю, но тот вдруг стал официально серьёзен и от угощения наотрез отказался. Они ему всё-таки сунули несколько яблок, и Витя отбыл на свой лежак.
После таких трудов, что в радость, аппетит у девушек разыгрался нешуточный, а сознание исполненного долга усиливало очарование поглощения даров Валентининого сада и огорода, конфет и бутербродов с сыром, принесённых самими девушками. Они ели и весело переговаривались, гордясь собой и вспоминая смешные моменты других трудовых подвигов, некогда ими совершённых за их трёхлетнюю студенческую жизнь. Недостатком в сервировке стола было отсутствие каких-либо кружек или чашек. Компот пришлось пить по очереди прямо из фляжки.
Ещё собирая дрова, Лена сбегала к тому месту пляжа, где обычно останавливался Тимофей, но его там не было. И теперь она сидела вместе со всеми, ела, улыбалась, а душа её тревожилась и кричала. Она пила компот из фляжки и думала, где-то он пропадает? Может, что-нибудь случилось? Укусила бутерброд – Катя делает ловкие бутерброды – и словно холодом обдало – целуется с какой-нибудь красоткой и морщится, вспоминая о Леночке! Разбила лоб, чуть не вырвала волосы! Уродина длинная. Для Афродиты хрупка! Хо-хо! Афродита! Мымра несчастная.
– Ленка, тебе что, бутерброд горчицей намазали?
Лена вздрогнула, Алёна показала ей язык, дразня, и засмеялась.
– Может, у тебя живот болит? Надорвалась? – с участливым видом наклонилась к ней Мила, хитро блестя карими глазами.
– Что пристали к ребёнку! – заворчала Катя. – Ну, разыграла какой-нибудь ужас в голове. Вы что, Ленку не знаете!
– Ой, Лен, а какой ужас? – Ира Щукина так резко подалась к Лене, что чуть не свалилась на импровизированный стол. У Сонечки загорелись глаза от предвкушения чего-то неведомо весёлого. Лена с ожесточённым смущением укусила бутерброд и с набитым ртом скорчила испуганную рожицу персонально для Щукиной. Боже, ну, когда она научится контролировать себя!
Жуя бутерброды, смачно кусая яблоки, попивая компот, в общем, продолжая предаваться чревоугодию, девушки с неистощимой энергией принялись выдавать варианты ужасов, один другого нелепее. Например, приснился Ленке страшный сон, готовый вот-вот сбыться – рыбы пираньи обгрызли Ленку наголо! Нет-нет, она ведь, бог знает, где; и бог знает, сколько плавает, а в их милом море живёт натуральное чудовище, оно-то вчера и стукнуло Ленку по лбу, отпустило, а потом велело вернуться, не то погибнет её мама, а Ленке и маму жалко и себя жалко... Что вы! У неё порвались плавки и теперь ей не встать, не надев юбки! Ну да! Всё проще, под крыльцом их домика живёт кобра, а Ленка спит у двери – в ночь ей хана! Какая кобра?! Инжир отравлен! И об этом знает лишь Ленка, нечаянно подслушавшая разговор отравителей – как ей, бедной, спасти их всех, не вызывая подозрений? Незаметно выбросить инжир? А вдруг кто подберёт? И так далее и тому подобное. Детство, глупое счастливое детство. Сонечка во все глаза смотрела на каждого оратора и в восторге пыталась хлопать в ладоши, но тут, как всегда, начинала говорить очередная девушка, и руки её замирали в боевой готовности к хлопкам.
Лена прожевывала последние крохи уже третьего бутерброда, кивала головой в знак согласия с каждым ужасом, чем подстегивала девушек к очередному измышлению. Запила и только тогда отрицательно завертела головой.
– Всё проще! – нарочито небрежным тоном заявила она, – В сентябре опять учиться.
– Да ну тебя! – обиделась Катя. – Нашла о чём напоминать!
– Да-а-а... – Мила уважительно похлопала Лену по плечу. – Это классный ужас. Я – пас.
– Ужас так ужас. – Согласились все девушки и несколько поубавили пыл.
А день разгулялся на славу. Ветер утих, но море, по инерции, ещё катило свои крутые валы, грязнеющие у берега и не пускающие на свою территорию даже самых отчаянных купальщиков, за исключением двоих, по общему мнению, сумасшедших. Каратисты к этому времени тоже появились на пляже, но расположились несколько дальше – их место было уже занято компанией из трёх пар граждан неопределенного возраста, то ли молодые, то ли хорошо сохранившиеся. Они смачно резались в карты.
Лена, Алёна и Ира привычно забрались под шляпы и простынки – солнце нещадно припекало, а спасительная вода хоть и вот она, рядом, но была недоступна.
– А у меня есть карты! – Сонечка вопросительно оглядела девушек.
– Сыграем что ли? – лениво спросила Мила.
– Что ли сыграем. – Согласилась Катя.
Они убрали недоеденные продукты в пакет, свернули салфетку. Сонечка достала карты и протянула их Кате, потому что именно она приняла приглашение поиграть в карты. Катя ловко перетасовала колоду и уже собралась сдать, как вдруг кто-то, резко свернув, плюхнулся рядом с ними между Леной и Ирой Щукиной.
– Девушки, вы как, весёлые?
Тимофей! Лена с пугливой радостью дёрнулась на месте, мельком, с нарастающим непониманием глянула на него и уставилась на колоду карт в руках Кати. Он упал на колени, руками упёрся в камни. Одна рука его оказалась за Леночкиной ногой. Он заговорщицки, незаметно для других, погладил её подошву большим пальцем. Но смотрел Тимофей не на неё, а на всех девушек поочередно и весело им улыбался. Девушки во все глаза тоже смотрели на него.
– Конечно, весёлые! – немедленно отозвалась Катя, с интересом разглядывая так неожиданно втесавшегося в их девичье общество молодого человека. Мила и Ирочки сразу узнали его, глаза их весело загорелись. Что уж говорить о Миле! Её лицо в этот момент было, как открытая книга, по нему легко можно было прочитать, какая для неё это приятная неожиданность. Но и все остальные девушки проявили живейший интерес к его появлению в их компании.
– Тогда спасите меня вон от того воинственного отряда! Так не хочется погибать во цвете лет! До чёртиков не люблю шумных общественных представлений со своим участием.
Девушки дружно повернули головы и посмотрели в том направлении, откуда, по словам молодого человека, ожидался воинственный отряд. И действительно, не очень далеко, чтобы не разглядеть, и не очень близко, чтобы не успеть что-либо предпринять, в их сторону непривычно быстро для пляжа двигалась компания из четырёх человек. Впереди очень высокий широкоплечий мужчина – более детальные подробности его внешности были ещё не видны, – далее, две необыкновенно одинаковые женщины. Одна бежала сразу за мужчиной, хватая его за локоть, что-то говоря ему, видимо, пытаясь остановить; другая – вприпрыжку за ними, и в стороне по краю пляжа ещё один мужчина, чуть мельче, но стройнее первого. По всему было видно, что намерения у них немирные. Уж у впереди вышагивающего, временами почти бегущего мужчины – точно. Облава, да и только.
Разве могли девушки упустить такой шанс и не включиться в азартную игру? У Милы огнём полыхнули глаза. Лена же не на шутку встревожилась, почуяв опасность. И нарастала эта опасность не только для Тимофея, но и для неё. Она всем существом своим почувствовала это, как будто что-то неотвратимо на неё надвигалось. Боже, думала она, в чём дело? И ещё этот огонь в Милкиных глазах!
Ирочки, лукаво и смущённо стрельнув глазами, быстро переместились: за ними находилась естественная впадина среди камней, не очень глубокая, но достаточно длинная. Но ведь не стоять же в ней! Тимофей юркнул в эту впадину и вытянулся в ней во весь рост. Ирочки набросили на него свои гигантские полотенца. Ужасно захваченные разворачивающимся сюжетом, девушки перетянули все остальные свои подстилки, полотенца и коврики, устроив их рядом с впадиной; быстро перегруппировались сами, живописно разлегшись в кружок. Две Иры, так как полотенца принадлежали им, и, конечно, Мила с удовольствием и смешками слегка наискосок справа налево и наоборот перекрыли своими телами их пленника, перекинув через него локти. Подмигнули остальным девушкам, коим достались роли скромнее. Катя, волнуясь, начала опять тасовать колоду. Алёна и Сонечка сидели как на иголках, поглядывая то на разлёгшуюся троицу, под которой притаился загадочный беглец, то вдоль пляжа туда, откуда неумолимо приближалась воинственная четвёрка. Лена лежала на боку, вытянувшись, поддерживая голову рукой. Где-то близко от её локтя была голова Тимофея. Недоумение, тревога и, то ли обида, то ли досада нарастали в ней, лицо её пылало, и вся она, несмотря на внутреннюю дрожь, словно окаменела.
Лица Милы и Ирочек сияли довольными улыбками – интригующе придавить своими боками симпатичного парня, сдавшегося им на милость! В Миле все колотилось от счастья – она воспринимала случившееся как подарок судьбы.
Когда Катя начала сдавать карты, шум погони достиг их ушей.
– Где-то здесь он исчез! Я видел!
Девушки обернулись на голос. Высокий мужчина стоял, озираясь, метрах в десяти от них. Одна из женщин подбежала к нему и ухватила его за руку. Мужчина был молодой, лет тридцати – тридцати двух, широкоплечий и мощный, но подтянутый, темноволосый. Широкоскулое лицо его было, можно сказать, красивым, но девушкам оно явно не понравилось, особенно его глаза, с недобрым блеском яростно сканирующие по сторонам, не понравились им и его раздувающиеся ноздри. А уж квадратный подбородок довёл антипатию до апогея, хотя в другое время и при других обстоятельствах показался бы просто мужественным. Женщина была роста небольшого, меньше, чем по плечо мужчине, аккуратненькая с тонкой талией и красивым бюстом; лицо миловидное с большими глазами и чуть вздёрнутым задорным носиком.
– Валера! – срывающимся голосом, почти шёпотом просительно говорила она, – Ну, не смеши людей, прошу тебя.
Валера выдернул руку и прошёл немного вперёд, ещё приблизившись к девушкам. Катя уже сдала карты, и девушки разобрали их. Не играла Мила. В игре могли участвовать лишь шестеро; карты принадлежали Сонечке, и Мила, мгновенно сориентировавшись, уступила ей право игры, с лукавой улыбкой в глазах сказав, что она лучше последит за другой игрой. Лена мельком глянула на Милу и уткнулась в карты. Даже под приличным уже загаром было видно, как побледнело её лицо, горели лишь скулы, выделяясь яркими пятнами; только вот никому не приходило в голову последить за Леночкиным лицом. Милкина объёмистая грудь беззастенчиво, даже нагло, с точки зрения Лены, касалась тех самых рёбрышек Тимофея, на которых ещё вчера возлегала она сама, только и разница, что в данный момент прикрытых рубашкой и толстой махровой тканью. Чего чем и как касались Ирочки, Лену не волновало.
Валера, в который уже раз, огляделся. Повернувшись лицом к компании из трех пар, играющих в карты, спросил:
– Здесь парень проходил, такой светловолосый, загорелый, одетый... Не видели, куда он делся?
Все в округе с интересом смотрели на мужчину. Три мужчины и три женщины, играющие в карты, дружно отрицательно завертели головами.
– Да тут много всяких ходит и одетых, и раздетых и все загорелые.
– Валера! – женщина опять ухватила его за руку.
Каратисты проявляли немалый интерес к происходящему, даже привстали, чтобы ничего не
