потанцуем, – он взял девушку за руку и повёл за собой в центр зала, не спросив у неё ни разрешения, не поинтересовавшись желанием идти с ним.
Серафима растерялась. Она не ожидала таких действий и не знала, как нужно вести себя в такой ситуации, но всё-таки последовала за ним. Дойдя до свободного места среди танцующих, парень резко повернулся к девушке и крепко прижал её к себе. Серафима стеснялась такой близости. Своим телом она ощущала его живот, грудь, ноги и очень смущалась от этого. От парня разило перегаром и сигаретами. Девушка из-за стыда и отвращения с трудом дождалась окончания музыки и с облегчением вздохнула, когда он опустил руки. Проводить до места даму не посчиталось нужным. Вернувшись к девчонкам, Сима уловила на себе завистливые взгляды. Позднее она узнала, что танцевала с местным альфонсом Владимиром Кузнецовым. Серафима, словно оглушённая стояла среди подруг, испытывая неловкость, её девичья чистая душа протестовала против грубого и неуважительного отношения, она пыталась понять допущенную ошибку, но не могла.
Дискотека продолжалась. Подруги Серафимы образовали небольшой кружок и начали танцевать. Они старались вести себя раскрепощёно, но в движениях просматривалась скованность. Девушки время от времени оборачивались по сторонам, будто искали кого-то. Может быть свою судьбу? Серафиме не хотелось толкаться, и она скромно стояла в сторонке, наблюдая за происходящим. К ней подошёл невысокий, немного склонный к полноте рыжий парень и, оценивающе оглядев с ног до головы девчонку, начал знакомиться:
- Привет!
- Привет!
- Тебя как зовут?
- Серафима. А тебя?
- Геннадий. Я тебя раньше не видел. Ты в ремеслуху поступила? Откуда приехала?
- Да. На первый курс. Из интерната.
- Ты одна пришла?
- Нет, с девчонками из группы.
- Музыка хорошая, может, потанцуем?
- Пойдём. – Неуверенно согласилась Сима.
Пропустив девушку вперед, молодой человек последовал за ней. Серафиме новый знакомый понравился, и она доверчиво положила руки ему на плечи. Парень обнял её за талию. Плавные и красивые звуки музыки навевали лёгкую романтику. Сердце Симы волнительно забилось, сладкая до головокружения и пугающая своей неизведанностью волна прокатилась по телу. Она ощутила запах мужчины. Всё вокруг перестало существовать. Казалось, что во всем мире существовали только двое: он и она. Вдруг Серафима почувствовала, как рука партнёра легла на ягодицу и, больно сжав её, прижала бедра девушки к своим бедрам. Серафиму словно окатило ледяной водой. Она отпрянула от Гены и, расталкивая танцующие пары, бросилась к выходу.
Отбежав от клуба, девушка остановилась. Она не знала, куда ей направиться. В общежитие возвращаться не хотелось: в разговорах о парнях и выпитом вине она не желала участвовать. В Грибки идти было страшно: темно, да и далековато для столь поздней прогулки. Как она покажется деду в таком виде? Стыдно. Постояв и подумав, Серафима выбрала дорогу в деревню: это было единственное место, где она чувствовала себя спокойно. Но до дома дедушки нужно было ещё дойти: за каждым кустиком и пригорком девушке чудилась опасность. Страх только усиливал и без того тяжёлое душевное состояние.
Она ждала сегодняшний вечер, как ждут только чуда, рисовала его в своём сознании красивыми и добрыми красками. Серафиму наполняло желание нравиться и быть любимой, ей мечталось утопать в самых прекрасных глазах того единственного, которого обязательно укажет девичье трепетное сердечко, увидеть свои руки в его крепких и надёжных руках. Серафиме хотелось, чтобы её любили такую, какая она есть, странную и не совсем по моде одетую, и тогда она подарит всю себя без остатка с неисчерпаемой нежностью и заботой своему избраннику. Но сегодня, именно сегодня девичьи грёзы были разрушены и облиты грязью. Стыд, отвращение, безысходность, разочарование и обида изливались рекой горьких слёз.
_
Матвею не спалось. Внучка рассказала, что собирается с однокурсницами сходить в клуб на дискотеку. Ему это не очень нравилось: девушка чистая, неискушённая, не дай Бог, обидят, да и грязных соблазнов много: выстоит ли? Но и запретить тоже не мог: ей нужно знать жизнь реально, необходимо набираться опыта, да и запретный плод всегда сладок – запретив сейчас, убежит потом.
Побродив по пустой избе, Матвей вышел, закрыл дверь и побрёл по дороге, ведущей в посёлок. В стороне от него в зелёной траве засветились два огонька.
- И тебе, Баюн, дома не сидится. Что ж, пойдём, вдвоём веселее.
Отойдя от деревни, дед облюбовал небольшой холмик рядом с грунтовкой и присел на него. Он сам не знал, чего ждал и зачем вообще сюда пришёл. Ноги сами привели. Уже было достаточно темно, как вдруг на дороге обозначился силуэт. Матвей не сразу узнал в нём Серафиму, скорее почувствовал. У него похолодело в груди: девочка никогда так поздно никуда не ходила.
- Дедушка! – Серафима кинулась к Матвею и разрыдалась.
- Тебя кто-то обидел? – охрипшим от переживания голосом спросил лесник.
Девушка, продолжая плакать, отрицательно покачала головой. Матвей даже в темноте увидел разукрашенное косметикой лицо. От любимой внучки пусть не сильно, но пахло водкой, и она была одета в чужую одежду.
- Дедушка, мне так горько и стыдно! - слёзы раскаяния рекой текли из её глаз, а всхлипывания затрудняли речь.
Матвей обнял Серафиму, ласково гладил по голове, стараясь успокоить свою глупышку.
После того злополучного вечера в клубе девушка решила дискотеки обходить стороной, отдаваясь учёбе и хлопотам по дому. Она не хотела становиться похожей на большинство сверстниц и подруг, и пусть будет трудно, пусть её считают «белой вороной», не понимают и не принимают, но, выбрав этот не простой путь, постарается сохранить своё мировоззрение и свободу выбора от созданных неизвестно кем правил и условностей.
_
Закончился очередной учебный день. Шёл проливной дождь, и Серафима торопилась домой в Грибки. В общежитии она ночевала редко. Проходя мимо сельмага, девушка заметила промокшего до последней шерстинки пса с грустными глазами, пытающегося укрыться от ненастья под навесом крыльца. Это была помесь дворняги и кавказца с толстыми, ещё щенячьими лапами. Сердце Симы дрогнуло от сострадания. Она зашла в магазин и купила немного самой дешёвой колбасы.
Бедолага сидел на своём выстраданном месте и дрожал от холода.
- На, возьми, - добрая душа протянула несчастному еду.
Пёс недоверчиво взглянул на незнакомку исподлобья и, поджав хвост, отошёл от неё.
- Ты не бойся, я тебя не обижу, возьми – это вкусно! – Серафима терпеливо уговаривала собаку подкрепиться.
Малыш, уже не глядя на доброжелательницу, поднялся и поплёлся за угол дома. Его низко опущенная голова, свисающие уши, поджатый хвост, забавная постановка лап, говорящая об обиде, изгиб спины, демонстрирующий весь объём невыносимых страданий – всё это подчёркивало его одиночество, непонятость, неоценённость и несовершенство мира. Серафима стояла и с грустью смотрела ему в след.
_
Лидия Михайловна проводила очередную проверку в личных вещах Ирины. Мать привыкла силой подчинять себе дочь нещадными побоями за любую провинность. Она любила властвовать над людьми, влиять на их судьбы, безапелляционно помыкать ими, считая себя во всем правой. Муж, Виктор Петрович, добродушный весельчак и работяга, не выдержав диктата, ударился в пьянку и спивался. Проходили годы. Однажды утром, взглянув на себя в зеркало, Лидия Михайловна в отражении увидела полную, с двойным подбородком и толстой шеей женщину с отвисшей морщинистой кожей и блёклыми глазами. Она поняла, что молодость и красота ушли в прошлое безвозвратно. Днём, как назло, во время обеда пока ещё трезвый Виктор, взглянув на юную дочь, с восхищением сказал:
- Смотри-ка, мать, как дочь-то хорошеет, скоро совсем красавицей станет!
Самолюбие уязвленной женщины взбунтовало против расцвета и здоровья девушки. Мать ревновала и воспринимала дочь как соперницу. Их взаимоотношения ещё больше ухудшились. Лидия Михайловна не упускала возможности придраться к Ирине, оскорбить или унизить её. Она боялась взросления дочери, чувствовала, что та покинет мать при первой же возможности. Женщине было страшно осознавать, что, потеряв власть над Ириной, она станет жалким, ненавидящим всё живое, обиженным существом.
Лидия Михайловна была очень недовольна своей судьбой. С детства её мать подвергала физическому насилию, считая подобный подход к воспитанию ребёнка неотъемлемым устрашающим фактором. «Боится, значит, уважает». Лидия Михайловна ещё с отрочества мечтала избавиться от ненавистного материнского ига. Приняв доброе отношение к себе молодого человека за любовь, она, скоропалительно вышла замуж. Виктор, конечно, неплохой человек, но Лида скоро поняла, что не любит его. Рождение ребенка было встречено ею, мягко говоря, без энтузиазма. Молодая мама с ужасом и отвращением взирала на маленький комочек. Виктор был рад появлению малышки и как только мог старался помочь Лидочке по хозяйству и воспитанию дочери, брался за сверх урочной работы, зарабатывая так необходимые для молодой семьи деньги. Лидия неудовлетворённая, как ей казалось, плохим отношением к себе мужа, обвиняла его во всех смертных грехах. Выйдя на нелюбимую работу, женщина испытывала тоску и высокомерно относилась к сослуживцам. Она не понимала, что здесь делает: «деревня» и дурно пахнущие люди – это не то место, где она должна быть.
Найдя пачку сигарет в кармане куртки, мать с негодованием крикнула:
- Ирка, стерва, а, ну иди сюда!
Ирина, поняв, в чём дело, на негнущихся от страха ногах, вышла из комнаты, готовясь к худшему.
- Ты, скотина, давно курить начала? - задыхаясь от злобы, закричала домоправительница. – Сначала сигарета, потом пьянка, а потом что? Ты мне только в подоле принеси! Я тебя, шлюху, голым пирогом на раскалённую плиту посажу!
Ирина слышала оскорбления подобного характера с девяти лет. Она хорошо помнила, как мать при этих словах сжимала кулаки и ненавидящим взглядом сверлила её. Ребёнок совсем не понимал смысла произнесённых слов, но чувство собственного достоинства подсказывало, что сказанное матерью было чудовищно несправедливым, грязным. Эти высказывания ни в коей мере не вязались с тем чистым, безгрешным состоянием маленького человека.
- Какая ты… гадкая! - думала в то время Ирина, пугаясь плохого слова в адрес матери.
Она всё ещё искренне желала материнской любви и ласки, она тянулась к ней всем тельцем и старалась своим сострадательным сердечком отогреть тот лёд, который захватил в плен душу родного человека. Но Лидия Михайловна грубо и раздражительно отталкивала девочку. Ирина очень расстраивалась, переживала и брала всю ответственность за происходившее с матерью на себя. Она изо всех сил старалась порадовать мать то принесённым с полей букетом цветов, то хорошей отметкой, полученной в школе, то вымытой посудой, то красиво поставленной обувью в прихожей. Но мать всегда или не замечала старания ребёнка, или находила какой-нибудь изъян в его пожеланиях и действиях. Со временем Ирина
