неразумным ребенком.
– А сейчас? Поумнел? Брат, вот скажи мне – на что ты теперь тратишь свою жизнь и здоровье? На Ультимус. Я не хочу с тобой спорить: заслуживается ли он таких усилий, оправдывает ли цель средства? Ультимус хороший! Но хороший он только в своей перспективе. Сейчас я вижу, как он не лечит, а гробит человека. А стервятники вроде Эдуарда пытаются нажиться на этом горе.
– О каком горе ты…
– Горе! Самое настоящее горе – старший брат убивается ради младшего из-за чувства вины! Сначала кусок себя отмахнул, разом; а теперь постепенно, – ради исправления прошлого! – добатрачился до последнего вздоха. Посмотри! Посмотри, что происходит вокруг – ты в больнице! Посмотри, что происходит с тобой – ты только что вернулся ОТТУДА! Какая к черту работа?! Какой к черту Ультимус?! Хочешь, чтобы Ультимус стал твоим посмертным словом? И все это под эгидой спасения меня?.. Ты делаешь все, чтобы я не смог простить своей вины за происходящее. Из-за меня ты оказался на операционном столе. Дважды! И мы оба окажемся в могиле из-за самобичеваний. Из-за того, что кажется глупостью: для тебя моя вина – абсурд, для меня твоя – нонсенс. Но из-за этой глупости мы умрем, так и не справившись с психическим расстройством… Нет!!! Слышишь меня? Нет. Мы обязаны сопротивляться. И не сдаваться. Игорь!.. Тебе ведь хочется завести семью! Вот представь, что твоя вторая половинка свалится прямо с небес – ведь у тебя не хватит на нее времени. У тебя же сверхзадача! Ты своим Ультимусом… Брат, что с тобой?
Тело Игоря затряслось в припадке. Это началось, и теперь судороги остановить невозможно. Дрожат плечи, дергаются ноги, голова лихорадочно затряслась.
– Медсестра! Сестра! – Андрей рывком развернул коляску, помчал в коридор: – Пациенту плохо! Доктор! Кто-нибудь! Помогите!
Врач успокоила, что такие симптомы характеры для постоперационного периода. В катетер на запястье Игоря вплеснули янтарную жидкость из капсулы; и кушетка перестала трястись. Позвоночник нагрелся как стержень паяльника; мышцы распарило от жара, и они, наконец, расслабились.
Андрей так и не вернулся в палату. Он наблюдал через открытую дверь. Когда убедился, что брат пришел в норму – уехал не прощаясь. Сердце рвалось от боли – но он не посмел мучить Игоря своим жалким видом и горькими словами. Андрей заставил себя признать, что совершенно бессилен помочь. А помощь его приносит только вред. Точь-в-точь как проклятый Ультимус… Трагедия.
Оставшись в одиночестве, Игорь действительно почувствовал подобие покоя. Что бы там ему не ввели – это волшебное средство. Оно подарило ощущение, словно вышел из баньки на лавочку, зимой. Приятно… Голова успокаивается, и сердце… Наконец-то…
Сознание куда-то провалилось. А потом резко вынырнуло. Вот только в палате уже погашены потолочные лампы. Легкое головокружение словно придавливает к ложу.
Тик… Так… Тик… Так…
Этот звук отчетлив, но это лишь эхо в ушах. Отзвук неприятных воспоминаний.
Тик… Так… Тик… Так…
Или, все же, что-то тикает наяву? Игорь настороженно вслушался.
Тик… … … Так… … …
Правая рука выбралась из-под одеяла; нащупала кнопку в стене за подголовником. Ночник вспыхнул желтым светом… в котором стали видны часы на запястье.
Игорь никогда не покупал себе наручных часов. Он не носил их, потому что не любил постоянно помнить о времени; о том, что оно безостановочно идет. Хронометр – это бремя, всегда считал он. И сейчас чья-то глупая шутка совсем не кажется остроумной. Кому взбрело в голову поиздеваться?
Ремешок странных часов выглядит как черные крылья ворона. Еще один намек на то, что время летит, да и символ смерти в придачу. Циферблат странный; на нем нет цифр и чисел – только пунктирные круги и шесть стрелочек, одна короче другой. Двигаются они в обратном направлении. Вместо заводного колесика, сбоку приделана черепушка; будто голова крылатой твари. Настойчиво казалось, что корпус сделан из мумии. Мерзкие часы похожи на куклу вуду.
Апатично, Игорь опустил единственную руку на кровать. Волей-неволей он задумался о времени. Его катастрофически мало… Ведь сегодня, – нет… уже вчера, – он хотел предложить Натали завести ребенка. А теперь должен посвятить себя работе целиком. Нужно вытягивать Ультимус из болота. Нужно позабыть обо всем прочем… Иначе никак… Иначе цель не будет реализована. Спонсоры сорвутся с крючка, а ректор больше никогда не предоставит подобного шанса. Чтобы Ультимус пробился в свет, его придется толкать 24 часа в сутки и 7 дней в неделю. Потом... Только потом можно будет подумать о семье. Надо просто пережить эту черную полосу. Перетерпеть.
Вот только почему она началась так внезапно, эта черная полоса. Ведь в начале дня, и даже в его середине – все было изумительно! Все шло как надо. Легко и непринужденно. Почему беда подкралась так коварно… и так точечно! Словно прицельный выстрел снайпера, выжидающего в засаде – Бац! – и нет успеха. Будто бы застрелили девушку, которую тянулся поцеловать. Что за чертовщина?! Неужели такое возможно? Неужели такая судьба бывает по-настоящему? Да у нее совершенно нет жалости, и садистская жестокость не знает меры!
Почему же тогда в его жизнь пришла Натали? С какой целью ему дали это чудо? Ради издевки? Что если Ультимус отобрали из-под носа как плату за женщину из грез? У судьбы ничего не бывает задаром. Значит, я прав? За счастье – цена горем?!
Но я успею! Я все успею! И с Натали успею, и с детьми. Впереди старость. А сейчас…
«Нет у тебя никакой старости…»
Уши встали торчком. Громко тикают часы:
Тик… Так… Тик… Так…
Показалось? Нет, голос был. Но не снаружи. Это прозвучал внутренний голос. Он сказал, что старости не будет. Что это значит?.. и вдруг Игорю стало ясно, что за часы у него на руке.
Шесть стрелок: секунды, минуты, часы, дни, месяца, года. Черепок – «двенадцать часов»; хотя и расположен на месте тройки. Стрелки идут к нему обратным ходом; потому что отмеряют время не приходящее, а убывающее. Когда все стрелки одновременно укажут на черепушку – пробьет час смерти.
Суеверный ужас вцепился когтями в заштопанное сердце. Рука задрожала снова; Игорь подсчитал свой срок. Два года и два месяца.
Игорь грызет ремешок. Что-то вроде магнита сцепляет крылья; их хватка поддалась и часы соскользнули на одеяло. Он схватил их в кулак и встал с кушетки; одежды нет, грудь туго забинтована. Стоять тяжело; на вдохе натягиваются швы, и боль пронзает электрическим разрядом.
Босые стопы зашлепали по холодному линолеуму. Волочась как каторжник, Игорь подошел к подоконнику; дернул веревку, чтобы поднять жалюзи. Прижимая культю к грудной клетке, на грани болевого порока, он дотянулся до ручки и отворил фрамугу. Ночной воздух ударил в лицо, мокрое от слез. Не медля ни секунды, Игорь вышвырнул брегет в окно. Туда, откуда несется шум автострады, а внизу светят фонари дорог и окна жилых домов.
Часы не стали падать. Крылья распахнулись, замахали, удерживая циферблат в воздухе. Черепушка смотрит на Игоря пустыми глазницами; монстр порхает на расстоянии вытянутой руки.
Лишаясь рассудка от паники, ученый схватил живые часы, зубами вцепился в крыло, и отодрал с мясом и кровью; прохрустели тонкие косточки.
– Тфу…
Второе крыло затрепыхало отбиваясь. Ученый прокусил его со злорадством, сжал челюсть с такой ненавистью, что затряслась голова; выдернул вместе с крошечным суставом.
– Тфу…
Три куска монстра выброшены за окно. Игорь торопливо закрыть фрамугу, чтобы ЭТО не залетело снова. Душа скукожена от страха. Нужно срочно лечь спать, чтобы потом назвать кошмаром случившееся. Не позволяя себе задуматься, он отправился обратно; и этот переход оказался тяжелее первого. Сил не осталось ни капли, нервы все полопались.
Когда добрался до кушетки и лег – долго не мог отдышаться. Он стал рассматривать белые пульсирующие круги, взрывающиеся в темноте больничной палаты. В висках стучит кровь, оглушает. Во рту пересохло, хочется пить; по-настоящему радует, что хоть чего-то хочется!.. и можно отвлечься на мысли о приятном. Сейчас он вызовет медсестру, и она принесет стакан воды. Простой воды, не кофе, не чая…
тик… так… тик… так…
Игорь перестал дышать, кожей ощущая часы на запястье.
тик… так… Тик… Так… ТИК… ТАК…
Он запричитал; зная, в стенаниях нет смыла. Разве что дьяволу на потеху.
– Ну почему?.. Почему?.. За что?!
Горячие слезы скатились в ушные раковины. Игорь заскулил.
Часть четвертая.
Удача отворачивается от нас,
когда мы отворачиваемся
от желаний души.
После заточения улица кажется странной. Будто в больничной палате он провел гораздо больше чем пять дней. Здесь солнечный свет со всех сторон, студеный ветер ото всюду и холод. Слабость все еще сказывается на Игоре, но он уже в гуще прохожих, спускается в метро.
И разум не до конца здрав, и ноги шатки – ученый идет на работу. Голова болит от шума – топот сотни каблуков стучит по вискам, уши закладывает гул поездов, прибывающих к платформам. Реальность кажется психоделичной, настораживающей, словно бредовый сон.
Игорь чувствует себя плохо. Еще хуже стало, когда его вагон ринулся в туннель и стал раскачиваться. Если бы ученый позавтракал, то завтрак уже стекал бы по газете пассажира, сидящего перед ним. Хочется схватиться за поручень двумя руками – за два перегона дважды завалился на пожилую женщину. Стыдно и страшно – ведь он итак старается устоять, но конфуз повторяется вновь.
К огромной радости освободилось место на скамье. Игорь сел; бросил виноватый взгляд на старушку – она как раз выходит… Фуф… Он уложил на колени свой черный портфель; привезенный ректором на второй день после реанимации. В нем нашлись бесполезные ключи от машины, от квартиры; нужная записная книжка, нужный мобильник. На третий день Игорь начал обзванивать коллег. Иногда он забывал, с кем успел обсудить Ультимус – звонил как впервые, приводил людей в замешательство. Никого не обрадовала новость, что Игорь занялся делами из больничной палаты. Но по сути, всем было наплевать.
На четвертый день Игорь хотел спросить у медсестры, как отразится на здоровье, если он выпишется из больницы завтра. Так и не спросил, понимая, что вопрос глуп. Ответ-то очевиден – плохо отразится.
На пятый день его палата опустела.
Оказывается, он обессилел на столько, что уснул в вагоне метро. С тревогой Игорь стал ждать, смотреть в окно, когда черные стены туннеля сменятся на подземную станцию.
«Это моя? Да? Кажется да. Да. Слава Богу!..».
Игорь поспешил на выход, споткнулся, еле устоял. Все же, краткий сон стал передышкой, и сил немного прибавилось. Как раз, чтобы в толчее людей совершить пересадку на другую ветку метро. И вот, продвигаясь мелкой поступью к эскалатору, рассудок вновь куда-то провалился…
…Андрей больше не навестил брата. А Игорь выкинул встречу из головы; как и телефонный разговор с Натали. Сухой, короткий разговор, в котором он стал холоден к ее рыданиям в трубку. Нужно беречь свое больное сердце; поэтому он отчитался за два дня отсутствия и попросил ни о чем не спрашивать. И Натали не стала жаловаться, что провела два дня в аду неведения. Игорь сказал, что он позвонил ей сразу, как только смог; но это было ложью. Он ни разу не назвал ее любимой…
– Осторожно! Двери
